— У меня нет такой функции.
— Жалко.
— Почему?
— Да так, неполноценный ты какой-то, — пожал я плечами. Нет, люблю я все-таки искусственный интеллект. Убогий он какой-то, несуразный.
— Вы так считаете? — засомневался квадрокоптер.
— А ты разве нет?
— Я… не знаю. ТО, вроде бы, нормально прошел.
— Как же нормально, когда пальцев нет, лопасти не гнутся, считать не умеешь и пытаешься меня два раза наказать за одно преступление.
— Но… — стушевался квадрокоптер, и в его моторах произошел какой-то перебой, отчего тот изрядно просел, качнувшись из стороны в сторону.
— Никаких «но»! Что это еще за «но» такие? Я буду жаловаться! — потряс я указательным пальцем перед его объективом. — Возмутительно! Дозволяют неисправным автоматам следить за честными людьми.
— Простите, но разве вы честный человек?
— Конечно! Я никуда не бегу, не прячусь. Даже разговариваю с неисправным аппаратом.
— Но вы высыпали мусор!
— Это вовсе не мусор!
— Мусор!
— Да как же ты об этом можешь судить, если ты неисправен?
— Я исправен! И это мусор!
— Нет!
— Да!!!
— Нет!!!
— Хорошо, — сбавил тон квадрокоптер, сделав надо мной полукруг, — что же это, по-вашему?
— Ландшафтный дизайн. Искусственное украшение естественной природы. Смотри, какая красота! — простер я руку. — Как все блестит и переливается на солнце! Как черный пластик подчеркивает, оттеняет нежную красоту молодой травки. Видишь? И при том совершенно безвозмездно.
— М-м-м, — только и выдавил из себя квадрокоптер, покружив над тем местом, куда я опорожнил свой мешок.
— Вот. А ты мне: штраф! — взмахнул я руками.
— Вы уверены, что это красиво? — с некоторым сомнением и изрядной долей неуверенности спросил у меня квадрокоптер.
— Конечно! А по-твоему, разве нет?
— Не знаю. Я не обладаю эстетическим модулем.
— А чего ж тогда судить берешься, балда ты этакий?
— Да, действительно, — смутился квадрокоптер. — Но что же мне делать?
— Сам решай, — я упер руку с мешком в бок, отвернулся в сторону дороги и принялся постукивать носком туфли, выражая нетерпение.
— Я думаю… я думаю, вы правы. В этом действительно что-то есть. Тем более, какой нормальный человек поедет в такую даль выбрасывать мусор, когда для этого установлены мусорные баки.
— Здравая мысль, — кивком головы одобрил я его вывод. — Все-таки, я, кажется, погорячился: ты умный аппарат.
— Спасибо.
— Не за что. И знаешь что?
— Что?
— Ты бы сам мог заняться дальнейшим украшением участка.
— Вы так считаете? — обрадовался квадрокоптер.
— Однозначно! У тебя манипуляторы есть?
— Конечно, есть! — нижний лючок раскрылся, и из него показались две суставчатые клешни.
— Отлично. Можешь начинать прямо сейчас.
— Да, но где я возьму материал?
— Это сложно, — помял я подбородок пальцами с серьезным видом. — Но ты сообразительный малый, что-нибудь придумаешь.
— Правда?
— Да правда, правда.
— Ух ты! Здорово.
— Вот и ладушки. Ну, я пошел?
— Да-да, господин Васильев. Конечно. Всего вам доброго!
— Бывай! — сделал я рукой и направился к машине. — «Уф-ф, кажись, пронесло!»
— И спасибо вам огромное за идею по благоустройству ландшафта! — донеслось из-за спины. — От «Природоохраны».
— Завсегда пожалуйста, — бросил я, не оборачиваясь и вломился в кусты. Представляю, что здесь будет твориться через неделю-другую, если этот неугомонный летун всерьез возьмется за новую интересную работу.
Выбравшись на дорогу, я отряхнул сор с одежды, забрался в машину и, усмехнувшись при воспоминании о глуповатой растерянности аппарата, завел двигатель.
Развернувшись, машина понеслась обратно к городу. На душе у меня было легко и спокойно. Наконец-то все закончилось. И как удачно!
Еще издали, у самого въезда в город я заметил патрульную машину ДПС, стоявшую на обочине. Рядом с ней, прислонившись к капоту и поигрывая палочкой стоял лейтенант Войцюк. Заметив приближающуюся к нему машину, он ожил, сделал шаг вперед и выставил палку, приказывая мне остановиться. Но, разглядев за стеклом автомобиля мою счастливую физиономию, занервничал и завертел палкой, мол, проезжай. Я, с широкой улыбкой на лице, кивком головы поблагодарил его и въехал в город.
Как же хорошо, оказывается, иметь знакомого инспектора ДПС! Уверенность в том, что и дальше у меня пойдет все отлично, как раньше, росла во мне с каждой минутой. Поток машин почти иссяк, светофоры при моем приближении включали зеленый сигнал, и я довольно быстро добрался до дому.
Припарковав машину на старом месте и по привычке оставив ее открытой с ключами в замке зажигания, я выбрался наружу, подошел к мусорному баку и забросил в него ставший бесполезным мешок. Бак не возмутился и не выплюнул его обратно. Я кивнул сам себе и, засунув руки в карманы брюк, направился к подъезду.
Давешнего пацана-угонщика нигде не было видно. Может, приблудный какой — я его еще ни разу в своем дворе не видел. Ну, ушел и ушел, бог с ним. Мне же спокойней. По крайней мере, теперь к моей машине не сунется и другим расскажет. Если только на экскурсию не приведет кого, чудо-машину демонстрировать. Я остановился в раздумье, потом вернулся к автомобилю, вынул ключи и запер его. Экскурсий мне только и не хватало: не угонят, так раскурочат на сувениры! С них станется, с обормотов.
Глава 4
…Как же все-таки приятно сидеть дома, развалившись в кресле, и вбирать в себя звонкую тишину! Никто тебя не донимает всякими глупостями, не дает умных советов, не пытается завести беседу. Нет, я вовсе не против общения — не подумайте чего плохого, будто я сноб какой или самомнение не на шутку завышено. Только искусство это давно уже сошло на нет. Сейчас все больше пальцами разговаривают. Выгодно это и удобно. Почему, спросите, выгодно? Во-первых, разумеется, ложное ощущение неуязвимости: никто в морду тебе через экран смартфона или монитора не даст, пощечину не влепит и в глаз не плюнет, если что не так ляпнешь. Во-вторых, можно молоть про себя любую высокопарную чушь — кто тебя проверит, коли большинство «друзей» в глаза тебя никогда не видели вживую. В-третьих, времени высказать свою мысль, обратив ее в слова, — вагон и маленькая тележка. Никогда не приглядывались, как многие сейчас общаются? Прочтут фразу, потом надолго задумаются с застывшим над экраном пальцем. Палец задумчиво подрагивает, никак не решаясь коснуться нужной буквы. Затем начинают строчить, стирать набранное, опять строчить и так до бесконечности. Это те, кто пытаются показаться интеллектуалами или блеснуть знаниями родного языка. Другие поступают проще. В их лексиконе слов триста — не больше, как у Эллочки-людоедки из очень старого романа: «Жесть», «Фи», «Ок», «Спс» и прочее подобное. А некоторые даже набором букв себя не затрудняют — всякие картинки подвижные используют: ручкой помахать, палец большой выставить, улыбочку дурацкую скроить, зубами поклацать, рожу скривить. Сейчас даже говорящие картинки появились. Выбрал ее, воткнул в сообщение — и порядок: сама скажет, чего набирать лень. Какая тут к чертям задушевная беседа, ежели все общение свелось к обмену стандартизированными фразами? О чем с этими интеллектуалами в кавычках разговаривать? Об искусстве? Об истории? О литературе? Кстати, вы видели современные книги? Похоже, нет. Это ведь без преувеличения для имбицилов сделано! Куча картинок и минимум текста: краткое изложение мыслей, поясняющие надписи, выжимки, плоские шутки и прочее подобное. Не верите? А вот решил я одну книжку о природе полистать в магазине. Открыл наугад, а там на пол-листа черепаха нарисована и надпись под ней: «черепаха дышит попой» — и все! Как вам? Нет, оно, конечно, все так насчет черепах, не спорю, но это не основное их дыхание, а, так сказать, резервное. Но неужели особенности попы у черепахи — все, что нужно знать современному человеку об этом удивительном и древнем животном? Нет, не все — еще процесс сношения… Или стихи. Вам нравятся стихи? Мне — да. Хорошие, в смысле. А как вам такое:
«…Она к Кузнечику спустилась.
А тот красу на глаз окинул,
Из попки ей травинку вынул…»?
Жуть! И это детская книга! Основы практической проктологии для детей, а не поэзия. Пушкин с Заходером и Барто отдыхают.
Вот и прикиньте, что тут, собственно, обсуждать, о чем общаться?
Или, к примеру, экскурсия по картинной галерее с пометкой «18+». Детям туда категорически воспрещен вход! Электронный экскурсовод в виде робота с доброжелательной миной на лице-экране объясняет, что в целях противодействия распространению порнографии «Маха обнаженная» Франциска Гойи была заменена на «Маху одетую», но кому сильно хочется на нее взглянуть — он обязательно ее покажет, только позже и за соответствующее вознаграждение. За деньги можно — коммерция! А вот «Даная» Тициана и вовсе запрещена, поскольку имеется веское подозрение на пересечение с расхожим понятием «золотой дождь»… Во как! Картина «Опять двойка» запрещена, потому как искусственный интеллект углядел в ней насилие над ребенком. Тихов и Дейнека — чистая пропаганда разврата и страшного, до ужаса кошмарного, как Годзилла для японцев, социализма. Тициан мешает продажам пижам для сна, Рубенс не угодил женскими формами — некорректное формирование у населения понятия об идеальной женской фигуре от Барби, то есть, может повлиять на торговлю средствами для похудения. Шишкин и Юшкевич не потрафил интеллекту невероятными пейзажами, которые в наше время донельзя изгаженной природы днем с огнем не сыщешь, и потому картины могут вызвать у рядового обывателя ностальгию по прошлым временам. Особо не угодила Шишкинская картина «Утро в сосновом лесу» — ополоумевшие медведи безнаказанно ломают зеленые насаждения. И так далее, и тому подобное…
А вот Ван Гог в большом почете у AI. Красиво, конечно, интересная цветовая гамма, необычно, но не понимаю я его, хоть ты тресни! «Черный квадрат» Малевича на почетном месте висит — с точки зрения интеллекта просто гениальное творение в своей законченности, четкости и простоте восприятия. Еще присутствует великое полотно молодого современного художника Сташевского — «Черное и белое». Представьте себе холст, размером три на два метра и весь измалеван чередующимися широкими волнистыми линиями черного и белого цвета. Поговаривают, Сташевский с психу замазал неудавшуюся картину черной и белой красками и выкинул ее в окно, а пролетавший мимо дрон обратил на нее внимание — так родился шедевр… И, разумеется, в изобилии имеются картины от самого AI, то бишь, искусственного интеллекта. По мне, так мазня бессмысленная, почище абстракционизма Кандинского — инцепционизм, чтоб его!..