Мой квадрокоптер был уже рядом и призывно дергал меня своей клешней за рубаху, призывая к бегству, пока персонал не пришел в себя. Да, он был прав: медлить было нельзя. Как говаривали еще римляне: «Промедление смерти подобно». И это вовсе не метафора, и потому я, припав к земле и стараясь не высовываться из-за кустарника, по-пластунски устремился за угол больницы. Мой путь отмечал назойливый квадрокоптер, рея надо мной и не закрывая рта, вернее, не глуша динамик. Я прикрикнул на него, чтобы он заткнулся и не мельтешил, потому как он лучше всякой метки, что ставят на электронных картах, указывал мое местоположение.
Квадрокоптер ретировался за угол и принялся наблюдать за мной оттуда, нетерпеливо поводя объективом. Когда мне удалось завернуть за угол здания, санитары и Ниночка уже взяли гудящую, колышущуюся толпу больных в широкое кольцо и отжимали к скамейкам. Больные толклись, словно загнанное стадо овец, но круг прорвать не решались. Да и зачем, собственно, если опасность изжариться миновала. Гонщика затушили, опрокинув на землю и засыпав его песком, и он лежал на травке в расслабленной позе с миной глубокого облегчения на физиономии, являя собой пример истинного блаженства.
Я поднялся с земли, отряхнулся как мог, одернул рубаху и огляделся кругом. Здесь, в больничном саду корпус психиатрического отделения смыкался с высоким бетонным забором. Старые яблони щедро роняли пожелтевшую листву, ветки их сгибались под тяжестью крупных желтых яблок. И — все… Бежать некуда. И негде прятаться. Разве что зарыться в одну из сгребенных граблями куч прелой опавшей листвы. Или подойти к яблоне и хорошенько потрясти ее, чтобы яблоками по уши завалило. А потом лежать и думать о смысле жизни, в надежде, что про тебя забудут.
— Чего делать будем? — спросил я у квадрокоптера, засунув руки в карманы широких выцветших больничных штанов.
— Бежать, конечно! Чего спрашиваете? — тот от нетерпения крутанулся вокруг вертикальной оси.
— Куда?
— Туда, — квадрокоптер указал манипулятором за забор.
— Это ты у нас четырехмоторный Карлсон, — разозлился я, но скорее на себя, чем на бестолковый аппарат: и дернул же меня черт связаться с этой проклятой машиной!
— Кто?
— Карлсон. У него штаны с моторчиком были, и питался он вареньем.
— Шутите?
— Да какие уж тут шутки, — серьезно ответил я, приблизившись к трехметровой стене. Задрав голову, я вытащил руку из кармана и похлопал ладонью по прохладному шершавому бетону.
— А их можно достать? — приблизился ко мне квадрокоптер.
— Кого? — спросил я, соображая, как бы взобраться на вершину кажущейся неприступной стены.
— Эти штанишки. А то я знаю, где имеются запасы варенья.
Я отвлекся от созерцания стены и уставился в преданно взирающий на меня объектив. В его линзах искрились радужные огоньки.
— Балбес ты. И где тебя только собирали.
— В Кривом Роге! — гордо отозвался квадрокоптер.
— Оно и видно, — вздохнул я и перевел взгляд на росшую рядом с забором высокую яблоню. Ее толстые сучья, казавшиеся не особенно надежными, вздымались на приличную высоту, касаясь голыми ветками среза забора.
— Попрошу без грязных инсинуаций, господин Васильев!
— Да какие уж тут… инсинуации, — огрызнулся я в ответ и полез на яблоню. — Город как город, не хуже других.
Ствол у яблони оказался скользким и к тому же неприятно липким от выступившей кое-где потеками янтарной смолы. Лезть было тяжело. Я аж взмок от натуги, пока добрался до первой развилки сучьев. Усевшись меж суков, я отер липкие ладони о штаны и примерился, по какому суку лучше взобраться наверх.
— Лучше бы штанишки поискали, — заявил квадрокоптер, внимательно следивший за мной с безопасного расстояния. Похоже, он никак не мог расстаться с так понравившейся ему идеей легкого бегства.
— Да отвяжись ты от меня со своими штанишками!
— Но вы же сами…
— Шутка это была, понимаешь? А Карлсон — литературный персонаж, выдумка. Дым! Его нет!
— Так бы сразу и сказали, — буркнул квадрокоптер. — И совсем необязательно так кричать. У меня нормальная чувствительность микрофонов.
Но я уже не мог остановиться.
— Ты бы еще ковер-самолет предложил. Или ступу из-под Бабы-Яги. В самый раз будет.
— Да чего вы так нервничаете?
— А ничего! Советчик тоже мне выискался. Спаситель хренов. Кто кого еще спас. Да если бы не я, Ниночка тебя сейчас на винтики расколошматила голыми руками.
— Тут вы правы, — после некоторых колебания, нехотя согласился со мной квадрокоптер. — Страшная женщина!
— Она не женщина, — проворчал я и полез дальше, цепляясь руками за податливые гибкие ветви.
— А кто? Неужели…
— Она робот, дурья твоя башка. Разве непонятно?
— Не мо-жет быть! — Квадрокоптер отбросило от меня, будто внезапно налетевшим порывом ветра.
— А как, по-твоему, она твой «левый» номер забраковала? И еще огнетушителем по башке, а ей хоть бы хны.
— Да, похоже, тут вы правы.
— Да не похоже, а прав. На все сто, — кряхтя, процедил я сквозь зубы, взбираясь почти на самую верхушку ствола. Верхний край забора был совсем уже рядом. Еще чуть-чуть и…
«И» не вышло.
Внезапно ствол подо мной, опасно потрескивая, начал прогибаться, клонясь в сторону забора. Вместе со мной. Я, затихнув, припал к стволу, обхватив его руками и ногами. Но тот, покряхтев по-стариковски, затих, однако я все никак не мог решиться двинуться ни вверх, ни вниз. Знаете, я не альпинист какой, чтобы бесстрашно штурмовать отвесные стены, и не Тарзан, тем более. К тому же не имею никакого желания загреметь с высоты четырех метров.
— Ну, чего вы встали? — опять привязался ко мне прилипчивый квадрокоптер. — Ползите!
— С ума сошел? — я инстинктивно еще сильнее прижался к стволу.
— Никакой опасности нет, уверяю вас.
— Ты уверен в этом?
— Почти на все сто, как вы выражаетесь.
— Почти?
— Зная приблизительные прочность и упругость ствола, его толщину и ваш вес, я могу прикинуть степень критического изгиба, при которой произойдет излом.
— Ты не умничай, Склифосовский! — прохрипел я, облизнув пересохшие губы. Такая близкая и одновременно далекая земля подо мной плавно и маняще покачивалась. — Скажи уже человеческим языком.
— Человеческим — так человеческим: я просчитал примерную траекторию вашего движения. Опасности никакой, уверяю вас. Ствол прогнется еще немного, и вы без проблем переберетесь на забор.
— Точно? — я все еще сомневался в его словах.
— А вы собираетесь висеть тут вечно?
— Ну, зачем же вечно? Скоро кто-нибудь придет и обязательно снимет меня отсюда.
— И вам, разумеется, хочется именно этого.
— Не очень и совсем не этого, — засомневался я.
— Тогда вперед!
Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох, стараясь достигнуть состояния шанти[1], как сказали бы индусы, ну или хотя бы банальной человеческой уверенности, что все пройдет гладко, без сучка и задоринки. Впрочем, не будем о сучках…
Я вновь распахнул глаза, собрался с духом и осторожно двинулся вперед.
Ветка прогибалась все ниже, угрожающе потрескивая при каждом моем движении. Вот она уже склонилась над самым забором, коснулась его, и мне теперь приходилось ползти почти вниз головой. Господи, как же страшно! Я уже вижу асфальтированную пропасть по другую сторону забора. Хорошо еще, никого вокруг. Но это сейчас не главное. А главное — не загреметь вниз головой, иначе точно никуда бежать уже не придется. Не нужно будет, потому как все необходимости и позывы отпадут, отвалятся сами собой, так сказать.
А это еще что?! Треск… Шорох…
Я опять замер, вновь припав к стволу, но забор с асфальтированным тротуаром за ним почему-то продолжали надвигаться на меня, вопреки всякой логике и здравому смыслу. Я попытался заглянуть через плечо, чтобы наверняка установить причину происходящего, но удовлетворить любознательность мне не удалось. Не осталось времени. Оглушающе треща, ствол рывками подавался вперед, будто собирался стряхнуть меня со своей узкой спины. Верхний неровный край забора, словно издеваясь, приближался наскоком и тут же немного отшатывался назад. Волосы у меня на голове неприятно зашевелились, но я собрал волю и решимость, которая во мне еще осталась, в кулак, стиснул зубы, и решил ухватиться протянутой рукой за забор. Не получилось…
В этот момент ствол подо мной дернулся сильнее обычного, уперся в кромку забора и с противным скрежетом, все ускоряясь пополз вперед.
— Мамма миа! — прошептал я, закрывая глаза и втягивая голову. Лучше ничего не видеть и не знать — так спокойнее.
Между тем сук примостился на заборе своей средней точкой (в смысле, центром тяжести) и закачался на манер качелей: вверх-вниз, вверх-вниз. Я перестал дышать. Может, все еще обойдется?
Немного погодя, я осторожно приоткрыл один глаз и вновь медленно протянул руку к забору — сук возмущенно качнулся сильнее. Я замер. Выждав немного, я начал сползать с него вбок, собираясь повиснуть на заборе, но не тут-то было. Как только сук понял, что жертва ускользает, он, шаркнув корой, качнулся вперед, принуждая меня прекратить бесполезные попытки избегнуть заслуженной кары. Мне бы оттолкнуть его — и будь что будет, но накативший ледяной волной страх заставил меня вцепиться в одну из веток…
Вниз мы загремели синхронно — я и сук. Треску было, наверное, на полрайона! Слава богу, вокруг — ни души. Меня бросило вперед, потом подкинуло, крутануло и больно приложило спиной к асфальтированной дорожке, вышибив из легких воздух.
Бац!
Искорки — какие все-таки они красивые! Но больно-о!..
Отпихнув от себя руками и ногами проклятый сук, я осторожно потрогал пальцами лоб — шишки пока не было, но будет обязательно. Способность дышать ко мне медленно возвращалась. Ныл зашибленный бок, но все вроде бы цело.
С неба упал квадрокоптер. Ну, конечно, как же без тебя.
— Господин Васильев, как вы? — завертелся он надо мной.