— А, чтоб тебя! — выругался я, отирая шею и лицо полотенцем. Затем поставил на стол перевернутый бокал, протер полотенцем столешницу и завалился спать дальше. Кот, скорее всего, больше не вернется.
Но едва мне удалось вновь заснуть, как на подоконник над самой моей головой взгромоздился, хлопая крыльями, петух. Я приоткрыл один глаз и уставился на него не шевелясь. Петух, едва приоткрыв клюв, вновь захлопнул его, повернул голову влево и долго разглядывал меня одним глазом, проявляя нерешительность. Эта совершенно беспардонная птица взяла привычку кукарекать с подоконника, будто нельзя было усесться, как все нормальные петухи, на забор и оттуда драть глотку. Куда там! Это слишком примитивно. Нужно обязательно орать прямо в самое ухо. В первое утро я его просто спихнул с подоконника. Во второе запустил в него подушкой, и пришлось тащиться во двор подбирать ее. На третье я поступил мудрее — закрыл окно, но баб Валя, вероятно, решила, что на свежем воздухе лучше спится, и вновь его отворила… Сегодня петух, застигнутый врасплох, никак не мог решиться на сольный вокал. Видно, пытался сообразить своим крохотным мозгом, что его за это ждет.
— Ку-ка-ре-ку! — не выдержал петух. Разумеется, против природы не попрешь.
— Пшел отсюда! — взмахнул я одеялом.
— Ку? — начал петух, продолжая коситься на меня.
— Только попробуй, — честно предупредил я птицу, нащупывая что-нибудь подходящее на столе.
— Ка…
— И-и-эх! — Полотенце просвистело в воздухе. Петух возмущенно захлопал крыльями, но не ретировался.
— Ку-ка!..
— Я тебе покажу «ку-ка», гадский будильник! — подскочив на постели, я схватил самое действенное оружие против нахальной, упертой птицы — подушку. — Только пикни мне.
— Ко-о-о, — задумчиво протянул петух, развернулся и ухнул вниз с окна. Наконец-то! Впрочем, со своей работой и сегодня он справился на отлично.
Сон окончательно покинул меня. Нет, ну это же надо! Никакого покоя.
И в этот самый момент скрипнула калитка, и послышались грузные шаги. Ну, разумеется: Степан! Сговорились они, что ли, с петухом и котом? Почему меня в самом деле не оставят в покое?
Вопрос, конечно, был риторическим и немым, а ответ на него знал и я сам: злой рок, стечение обстоятельств, планиды, будь они неладны!
Я спустил ноги на прохладный пол, поежился от утренней свежести и еще раз оглядел разгром на столе. Затем вделся в брюки, натянул носки, накинул рубаху и взял гренку. Жевал я ее без особого вдохновения, механически, косясь на дверь. Вот-вот она распахнется, и на пороге возникнет Степан. Так оно вышло.
Потопав сапогами на крыльце, Степан на цыпочках пробрался к моей комнате и заглянул в дверь.
— О! — удивленно воскликнул он, широко распахивая глаза. — А ты, оказывается, ранняя птица.
— Угу, — без особого вдохновения отозвался я. Ранняя… Если бы не кот с петухом и не ты, я еще дрых и дрых в свое удовольствие.
Степан пошире отворил дверь, вошел и опустился на второй, свободный, стул, стоявший у стола.
— Ты завтракай, я подожду, — сообщил он мне.
— Угу, — вновь промычал я и уставился в стол.
— Самсона не видно, — зачем-то сказал Степан и пригладил пальцами кучерявую шевелюру.
— Угу.
— Да что ты заладил, в самом деле: «угу» да «угу»? Не с той ноги встал?
— Вроде того, — подтвердил я его догадку.
— Ничего, сейчас позавтракаешь, умоешься и…
— Весело у вас тут, — не дал я ему договорить.
— Ты о чем это?
— Обо всем помаленьку, — тяжко вздохнул я. Есть вовсе расхотелось. Тем более, подмокшие гренки не вызывали особого аппетита.
Я вытер губы полотенцем и поднялся из-за стола.
Во дворе я долго и вдохновенно плескался у бочки с дождевой водой, приводя себя в состояние повышенной бодрости и счастливой поднятости духа, но не достигнув особых успехов, вернулся в дом, на ходу обтираясь полотенцем.
— Пошли, — сказал я Степану. Тот хотел что-то то ли спросить, то ли сказать, но, передумав, только кивнул.
Самсона и вправду на своем посту не оказалось — странно, но факт! — и мы, миновав несколько домов, вошли в небольшой кирпичный дом, стоявший почти на самом отшибе деревни. К дому, как я заметил, подходили какие-то кабели, а на крыше торчали антенны и зарядные узлы для дронов. Неужели здесь есть дроны? До сих пор мне ни один на глаза не попадался. Впрочем, это же «бобер», а от него что угодно ожидать можно.
В доме имелась узкая прихожая, ведшая всего в одну комнату. Еще две двери были закрыты. Вероятно, они вели в кухню и санузел, судя по небольшим габаритам скрытых за этими дверями помещений. А комната, в которую я вступил вслед за Степаном, оказалась довольно светлой и просторной. Правую, дальнюю от окна стену занимало разнообразное оборудование, среди которого я без труда смог опознать только три ноутбука и громадную серверную стойку. Не хило так для задрипанной деревеньки! Множество кабелей опутали ее и другое оборудование, словно паутиной. Но не это было главной особенностью комнаты. Посреди нее стоял широкий стол, за которым сидело пять человек. Если написать с них картину, то ее можно было бы подписать, к примеру, «Дружба народов». Здесь были здоровенный африканец со скуластым лицом и острым взглядом зеленоватых глаз, щуплый японец с подвижным лицом, азиат или араб — так наверняка не определишь, — худой индеец в летах — этому только трубки мира не хватало, чтобы сойти за растиражированный образ — и еще один невзрачный, с неуловимыми чертами лица европеец. Последний был возможно русским, а, возможно, и нет, судя по собравшейся в этой комнате разношерстной компании. В общем, выходил не слабый такой «бобер» с международным уклоном, а это уже были вовсе не игрушки. Или это все-таки сподвижники-одиночки?
Я долго мялся на пороге, не решаясь пройти к столу. Компания «бобров» в ответ с интересом разглядывала меня. Моя заминка начинала переходить в напряженную неловкость, но тут Степан решительно взял меня под локоть и потянул к столу.
— Проходи, чего стоишь?
Я неуверенно двинулся вперед. Степан подтащил меня к столу, и я замер с довольно растерянным видом, не зная как себя вести с этими серьезными людьми. По крайней мере вид у них был на редкость серьезный. Они даже пытались хмурить брови. Я говорю «пытались», потому как это выглядело несколько напускно.
— Федор, — представил меня Степан, возложив на мое плечо ладонь и легонько сжав его.
— Да, — выдавил я, чтобы не молчать, и добавил зачем-то: — Это я!
— Аслан Тарику, Эфиопия, — представил Степан африканца. Тот сдержанно кивнул.
— Очень приятно, — выдавил я улыбку.
— Акито Исикава, Япония.
Японец показал мне сверкающие белизной зубы, еще больше прищурив и без того узкие глаза.
— Асинивакамиг…
— Можно просто Асини, — приветливо дернул уголками губ индеец. — Понимаю, такое вряд ли запомнишь с первого раза.
Я смутился еще больше и дернул подбородком.
— Северная Америка, — закончил Степан и перешел к следующему. — Салман Аббас, Арабские Эмираты.
Араб пригладил аккуратно подстриженную бородку. Жест, равно как и вложенный в него смысл, остался для меня полнейшей загадкой.
— Ян Горак, Чехия, — закончил Степан.
Чех подвигал скулами, продолжая сверлить меня пристальным взглядом.
— А где же Австралия, Китай и, скажем, Бразилия? — решил пошутить я, дабы несколько разрядить обстановку.
Сидящие за столом переглянулись.
— Он уже в курсе? — спросил Аслан у Степана.
— Не знаю, правда, откуда. Я ему ничего не говорил, — только и пожал тот плечами и обернулся ко мне.
— Да это шутка, — напряжение за столом лишь возросло. — Понимаете, все есть, а Азии, Южной Америки и Австралии нет.
— А-а, — дружно протянули присутствующие и заулыбались.
— Да ты садись, — указал мне Степан на свободный стул рядом с Японцем, а сам опустился на другой во главе стола.
Я сел, важно сцепив пальцы на столе.
— Слушаю вас.
— Нет, это мы тебя слушаем, — предложил мне Степан. — Ты вчера с таким задором говорил, что мои товарищи прямо-таки воспылали желанием выслушать тебя.
— Хм-м, — я растерянно пожевал нижнюю губу. — А что я такого сказал?
— Много чего. Я вчера весь день думал и решил, что ты во многом прав, и было бы неплохо сконцентрировать часть нашего внимания именно на этой области. Ведь Интеллект в самом деле есть порождение человечества, и все худшее, что он вобрал в себя могло проникнуть в него только из человека.
— Ну?
— Что «ну»? — не понял Степан.
— От меня-то что требуется? Я не психолог, не аналитик, не программист, если уж на то пошло. Зачем я вам понадобился.
— Психологи и аналитики у нас есть. Нам не хватает свежих идей.
— Свежих идей, — глухо повторил я задумавшись. — Но у меня нет никаких идей: ни свежих, ни… Никаких, в общем.
— Как так? — вскинул брови Степан, а Акито с индейцем переглянулись.
— А вот так! Нет — и все. Конечно, если требуется, что-нибудь разгромить, разбить… Это, так сказать, основная моя область.
— Нет-нет, — поспешно заверил меня Степан, поерзав на стуле. — Этого пока не требуется.
— А что же тогда?
Степан долго молчал, пристально вглядываясь в мои честные глаза, потом вздохнул.
— Хорошо. Но ты хоть с нами?
— Пока не знаю. Не уверен, — честно ответил я. — Хотелось бы поподробнее услышать о направлении деятельности, тактике и стратегии. А так судить сложно.
Степан обвел вопросительным взглядом присутствующих. Ян едва заметно кивнул.
— Ладно. В общем, задача нашей группы довольно проста и сложна одновременно: вернуть человечество в колею действия, вновь научить полагаться на себя, вывести его из-под машинной зависимости. Но пока нам не удалось достичь ничего более или менее существенного.
— Понимаю. Человечество не желает никуда выводиться, — я с трудом сдержал рвущуюся наружу ухмылку.
— В том-то и вся беда, — с кислой миной заметил Акито. — Маленький уютный собственный мирок — предел мечтаний человека. Полная ограниченность и абсолютное нежелание двигаться дальше, развиваться. Я имею в виду большинство.