— …Как живешь-то? — спросил я у Степана, пока тот с сомнением принюхивался к коньяку в рюмке.
— Может, лучше не будем пить? — осторожно спросил Степан.
— Не боись, у меня отличная тормозная система! — подмигнул я жене.
— А сам себя не контролируешь? — спросила та, морщась от выпитого и закусывая долькой лимона.
— Я тебе комплимент делаю!
— Жена-тормоз — это, по-твоему, комплимент?
— Ну вот, обиды начались на пустом месте.
— За вас! — поднял рюмку Степан и опрокинул ее в рот, прекратив пустые пререкания.
— Спасибо. Но ты не ответил на вопрос.
Степан некоторое время сидел, глядя в стол, потом выдохнул и потянулся за сыром.
— А никак! Состою свинопасом при Его Величестве Самсоне.
— Как так? — не поверил я, решив, будто Степан шутит. Но нет, не похоже.
— А вот так! Как «бобер» скопытился, так и подался в свинопасы. Чем-то мне нужно заниматься? — Степан обнюхал колбасу, сунул ее в рот и принялся лениво жевать.
— Надеюсь, Самсона ты не припер с собой? — Друзья друзьями, а только громадного хряка нам в квартире только и не хватало.
— Так я и приехал по его делам. Ежеквартальное обследование. Спасибочки тебе!
— А чего сразу мне? — деланно возмутился я, хотя понимал, что, по сути, Степан прав.
— Вижу, что понял, — кивнул тот. Прозорливости ему было не занимать. — Так что теперь я не доктор биологических наук, а почетный обхаживальщик свиней. Что, впрочем, можно отнести к моему профилю.
— Да говори ты толком! — потребовал я, вновь разливая коньяк по рюмкам. — Какое еще обследование?
— Как какое? А чьими стараниями этого жирного борова — чтоб ему пусто было! — в разряд редких животных занесли? Вот и приходится с ним теперь возиться как с писаной торбой: спецжалование, спецпитание, спецобследования и даже отчетность, и та «спец». Сил моих больше нет, вот серьезно!
— Так брось все это!
— Ага, брось, — завозился на диване Степан. — Хозяева его говорят: «Ты все это затеял, вот ты и возись теперь с ним!» А брошу, так они мне такой шухер устроят!
— Да-а, попал ты, — задумчиво протянул я, взъерошив свою шевелюру.
— Может, придумаешь, чего, а? — с надеждой спросил Степан. — Всякие подлости делать у тебя отлично получается.
— Ну, спасибо тебе, друже! — обиделся я.
— А разве я не прав? Прав! — Степан схватил своей ручищей рюмку и выплеснул коньяк себе в рот. — «Бобра» развалил? Развалил! Людей от коммуникаторов избавил? Избавил! Ты только подумай, как им, горемычным, без рамок своих любимых приходится. Образование с ног на уши перевернул?
— Я…
— Перевернул! Свинью мне подложил? Подложил. Что, не так? Вот и выходит: вредитель ты. С большой буквы, причем!
— Все так, — повесил я нос. Крыть было абсолютно нечем.
— А раз так, снимай теперь с моей шеи эту обузу. — Степан нежно грохнул об журнальный столик рюмкой, и Софья тут же наполнила ее вновь.
— Я думаю, с Самсоном твоим разберемся. Но я что-то не уразумел, чего с «кротом»-то произошло?
— А то и произошло, — выпучил глаза Степан. — У Акиро отобрали звание доктора наук, потому как он шишку от улья отличить не может, и теперь бедный японец с горя взялся пчел разводить.
— Ха! — сказал я.
— Ничего смешного не вижу! Выпьем!
— Ты бы не торопился, Степа, — попытался я его урезонить.
— Все нормально.
— Софьюшка, ну хоть ты повлияй на него, — потряс я руками.
— Ты не видишь, в каком человек состоянии? — вопросительно изогнула брови моя сердобольная жена. — Ему требуется разрядка, внимание друзей.
— О-хо-хо, — потряс я головой.
Мы чокнулись и выпили.
— А что с индейцем?
— С индейцем? — Степан, морщась, разжевал лимон и проглотил, потянулся за шоколадной конфетой. — С индейцем все в полном ажуре. Учит молодежь в резервации стрельбе из лука.
— Серьезно?
— Нет, блин, шучу! Конечно, серьезно. Говорит, наконец-то нашел себя.
— Да-а. А остальные?
— Остальные вообще после всего, что произошло, зареклись со мной связываться, будто это я виноват.
— Ну, хочешь, я им скажу, что вся вина на мне?
— А-а, пустое, — только и махнул рукой Степан и вновь погрустнел. — Ты лучше насчет хряка что-нибудь изобрази. Во он мне где уже сидит. Да и хозяевам тоже. Придумаешь?
— Он придумает. Обязательно, — пообещала Софья, поглаживая меня ладошкой по спине. — Ведь придумаешь, Федя?
— Да, придумаю, придумаю, — проворчал я. — Вот же привязались на пару! Опять предлагаешь мне заняться надувательством интеллекта? Мало тебе, да?
— Ну не могу я больше, понимаешь? Не мо-гу!
— Хорошо! — хлопнул я себя по коленям и, протянув руку к полочке «горки», взял планшет. — Та-ак, поглядим, что к чему.
Степан, затаив дыхание, наблюдал за мной.
Софья теребила кончик пояса, заглядывая сбоку в экран, но молчала.
Мои изыскания, вернее, очередное прошение к Интеллекту, не заняли много времени.
— Ну вот! — наконец сказал я, откладывая в сторонку планшет. — Теперь будем ждать результат.
— Что ты сделал? — с нервной настороженностью повел носом Степан.
— Первый шаг к твоему избавлению. Софьюшка, наливай за успех!
— Ох, не нравится мне все это, — покачал головой Степан.
— Все будет «вау», как говорят американцы.
— Вот этого-то я и боюсь.
Мы чокнулись и выпили.
Планшет тоненько гукнул: пришло сообщение…
Глава 2
— Ну вот, пожалуйста! — я с весьма гордым видом передал планшет Степану.
Тот не без колебаний принял его и уставился в экран. Долго читал, несколько раз пробежал глазами по строчкам. Потом вдруг разулыбался — и хвать рюмку.
— Неплохо придумано! Нет, серьезно, ты — голова, Федя!
— Да будет тебе, — только и махнул я рукой. — Сам бы мог догадаться.
— Когда начнем?
— Да хоть сейчас? Хряк в машине?
— Ну а где ж ему, болезному, еще быть? — развел руками Степа. — Небось, исхрюкался уже весь. Да и не лето, в грузовике торчать.
— Тогда и вправду тянуть не стоит, а то еще скопытится от холода. — Идти мне, если честно, вовсе никуда не хотелось. Сами понимаете: коньяк, застолье, разговор, тепло и домашний уют. Но надо, и я заставил себя подняться из-за стола.
— Я с вами! — вскочила следом за мной Софья.
— Да тебе-то зачем? — воспротивился было я. — Займись лучше своей статьей.
— Больше ничего не придумал? Такое дело освещать в прессе надо.
— М-м, — заколебался я. — Ты в этом уверена?
— Конечно! Подождите меня, я быстренько, — и она упорхнула в спальню.
— Ну, вздрогнем на дорожку, — заговорщицки зашептал Степан, разливая коньяк в две рюмки, — пока суд да дело, — и подмигнул мне.
— Вздрогнем, — согласился я.
Выпили, закусили. Помолчали. Две минуты затягивались. Виданное ли дело, чтобы женщина, даже самая неприхотливая, собиралась за пару минут! Софье хватило пяти…
Остатки коньяка мы незаметно прихватили с собой — не бросать же все ради какого-то хряка. Это, разумеется, мы так думали, что незаметно. От женской наблюдательности что-либо скрыть довольно сложно, и если она молчит, то это вовсе не означает, будто не в курсе происходящего — в этом я уже убедился за время недолгой супружеской жизни. Но скрытность всегда теребит нервы и тешит мужское самолюбие — это тоже факт. В общем, коньяк мы допили втроем по дороге до фермы, пока автонавигатор вез нас в указанную Интеллектом точку.
Прибыв через час с небольшим на место, мы выбрались из машины и, потягиваясь, огляделись. Деревня не деревня — пять домов, три сарая, бескрайнее поле и длинный-предлинный свинарник, источающий соответствующее случаю амбре.
— Ну что, приступим? — спросил Степан, обходя машину.
— Приступим, — кивнул я, а Софья принялась что-то строчить авторучкой в небольшом блокноте. Посмотрит по сторонам — запишет, опять глянет — еще строчка на лист ляжет.
Степан уже отворил задние дверцы своего видавшего виды фургона, и из него вывалился еще более разжиревший Самсон.
— Хр-р, — довольно прогудел он и вперевалочку затопал ко мне — старого знакомого признал. Дышал он с большим трудом, и меня взяло здоровое сомнение: а потянет ли он возложенную на него миссию? Но отступать было поздно.
Между тем хряк неторопливо напирал на меня.
— Не, не, Самсон, — попятился я. — Лучше не подходи. Эк тебя разнесло-то на казенных харчах!
— Уи-и! — закачал головой Самсон. Похоже, своей внешностью он был вполне доволен. Или просто так приветствовал меня. Впрочем, какое мне, собственно, до того дело.
На шее свина был широкий ошейник из кожи — толстый и крепкий, с железным кольцом. Не лишено смысла, подумалось мне. Ведь если он в своем десятипудовом прошлом умудрялся шутя рушить заборы, то в теперешнем состоянии он их просто не заметит, пройдя насквозь, будто раскаленный нож сквозь кусок масло.
— Видал? — кивнул на хряка Степан. — Во харю-то отожрал! Скоро по швам шкура расползется.
— Давай лучше поторопимся. Холодно что-то, — зябко поежился я. Ледяной ветер швырял в лицо снежную крупу и все норовил забраться под куртку.
— Да, быстрее начнем, быстрее закончим, — с весьма философским видом изрек Степан и, взявшись тремя пальцами за кольцо, поволок упирающегося Самсона к свиноферме, выговаривая ему при этом: — Ты, Самсоныч, дурень лопоухий. Тебя ж не на убой ведут, а на святое, можно сказать, дело. Ты бежать должен вприпрыжку, на крыльях лететь.
— Ага, он еще тот Икар! — хмыкнул я, а Самсон замотал головой. Захлопали уши, затряслось желейное пузо — хряку было холодно и неуютно, но Степан продолжал его тянуть за собой, обливаясь потом. И это на морозе!
А между тем к нам от свинофермы уже спешил какой-то невысокий дядька в белом халате поверх тулупа и шапке-ушанке, чуть сбитой набекрень.
— Ну, наконец-то! Мы уж заждались вас, — обрадовался он и всплеснул ручками, разглядывая Самсона. — Красавец! Богатырь!
— Да, да, он самый, — рассеянно пробормотал я. Это ж как нужно любить свиней, чтобы разглядеть в подобной жирной образине прекрасного богатыря!