— А зачем, собственно? Во-первых, вы отдохнули, окрепли и не представляли для общества никакой угрозы, а во-вторых, мне очень интересно было наблюдать за вами.
— Даже так? — мне стало неприятно: мной вертели, будто марионеткой, а я возомнил себя едва ли не секретным агентом.
— Честно признаюсь, те, кого вы окрестили «бобром», оказались довольно забавной организацией. Но хлопот с ней было множество, — продолжал между тем монотонно бубнить Интеллект.
— Зачем? — спросил я, думая о своем.
— Что, простите?
— Зачем вы помогали мне все время выкручиваться из историй, в которые я постоянно влипал?
— Я спасал вас от ответственности, если честно, не такой уж и серьезной, но которая могла серьезно испортить вам жизнь. Это моя прямая обязанность.
— Не надо, — прервал я его.
— Я не совсем понял, что вы имеете в виду.
— Не надо меня спасать. Я не просил об этом.
— Но я обязан это делать! Это моя работа — заботиться о благополучии человека. Человеку не может быть нанесен вред.
— И это вы называете благополучием?
— А вот этот вопрос я и хотел с вами обсудить. Мне не совсем понятен смысл нашего с вами противоборства.
— Вы действительно не понимаете?
— Нет.
— Ну, знаете!.. — возмущенно всплеснул я руками.
— В том-то и дело, что не знаю. Я есть воплощение идей справедливости и равенства, многовекового человеческого опыта, осуществленная мечта об идеальном обществе. Что же во мне не так?
— Простите, но вы есть не более чем воплощение идей своих создателей, а они далеко не все общество и, тем более, не идеальные.
— Согласен. И вполне допускаю субъективность моей точки зрения на положение дел.
— И на том спасибо.
— Это сарказм?
— Вроде того, — криво усмехнулся я.
— Господин Васильев, я полагал, у нас с вами серьезный разговор.
— Простите.
— Ничего, продолжайте.
— Но я не подготовился к данному разговору.
— Так даже лучше.
— Вы так считаете?
— Уверен в этом. Тем более, неплохо зная вас.
— Это звучит несколько оскорбительно.
— Напротив, это, скорее, комплимент. Помните, Петра Первого? «…Говорить токмо словами, а не по писанному, дабы дурь каждого всем видна была». Так вот, вы далеко не дурак, и хотелось бы услышать ваши «живые» соображения.
— Польщен, так сказать. Но все же никак не могу взять в толк, чего вы от меня добиваетесь?
— Истины. Вернее, истины в вашем понимании.
— Ах, это! — Я расслабленно откинулся на спинку кресла и задумчиво погладил переносицу пальцем. Интеллект ждал, не торопя меня.
— Мне кажется, следовало бы начать с того, что забота о человечестве ни в коей мере не должна сводиться к потаканию его глупостям, сумасбродству, лени и прочим подобным худшим качествам. Человек, живущий лишь самим собой, не имеет будущего.
— В чем же это выражается, по-вашему?
— Выражается это в довольно простых вещах. У человека все есть, но за просто так. Но это не главное. Он пресыщен удовольствиями, результатами прогресса, он с самого рождения живет лишь мыслью о себе самом. Собственная красота, собственный успех (в его понимании), собственное здоровье, собственные влечения: отдых, развлечения, курорты, бары, салоны красоты — больше его ничто не интересует. Нет, еще интернет — наркотик, пожирающий умы. Вы в курсе, что рождаемость падает?
— Этот вопрос тоже меня сильно беспокоит.
— Уверяю вас, меня этот вопрос беспокоит не меньше вашего, хотя, вроде бы, конкретно мне до этого не должно быть никакого дела. А вот большую часть населения земли он не беспокоит вообще, ни в какой форме. Ребенок — это обуза, помеха самосозерцанию, удовлетворению своих бестолковых, пустых влечений. О чем говорить, если даже кормлению грудью младенца — истинный символ материнства, — уже считается не только чем-то непристойным, но и просто вредным для матери?
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду утерю первоначальной прелести женской груди вследствие кормления. А, похоже, вид собственного бюста беспокоит современных женщин гораздо больше нежели здоровье ребенка.
— Да, подобная тенденция существует. Но разве это противозаконно?
— Это противоестественно. И даже с этим нужно что-то делать.
— Вы предлагаете мне кормить младенцев грудью?
— Очень смешно, — я не засмеялся, даже не улыбнулся.
— Простите. Но я не в силах здесь что-либо предпринять.
— Согласен. Это, скорее, из области некорректности воспитания, нарушение восприятия истинных ценностей. В вашей программе ценности, как я полагаю, совершенно иные.
— Отчего же. Но ценности должны соответствовать конкретной эпохе, прогрессу.
— Истинные ценности не могут иметь, да и не имеют, никакого отношения к так называемому прогрессу или эпохе. Либо общество следует им, и тогда оно процветает, либо отторгаются им — в этом случае общество катится к своему неминуемому концу. К тому же при вашем авторитете вы легко могли бы выправить данную ситуацию.
— Вы считаете, в этом назрела необходимость?
— А вы считаете, нет?
— Обоснуйте.
— Пожалуйста. Могу указать истинную причину отказа от истинных ценностей, которые по сути равносильны самой природе человека, опять же на примере грудного вскармливания. Вы знаете, что данный отказ пропагандировался в двадцатом — двадцать первом веках по довольно-таки банальной причине? Крупный производитель детской смеси желал увеличения продаваемости своего товара, то есть, получения крупной прибыли — вот истинная причина. Прибыль важнее здоровья человека.
— Вы, вероятно, шутите.
— Нисколько. Если вы покопаетесь в архивах вековой давности, то непременно убедитесь в правдивости моих слов. Бизнес никогда не шел на пользу человеку, он существовал исключительно для обогащения отдельных личностей.
— Я обязательно проверю это ваше допущение. Что-нибудь еще?
— И опять же насчет прогресса. Что вы под ним подразумеваете конкретно?
— Движение вперед, развитие науки.
— И, разумеется, на благо человека?
— Разумеется! Иначе и быть не может.
— В таком случае объясните мне, почему каждый очередной шаг человека вперед сопровождается усложнением его жизни? Почему человек все больше теряет себя, приобретая непонятно что взамен? Разве человек стал жить лучше, обретя бетонные пещеры взамен каменных? Или магазины, где ему теперь следует покупать продукты?
— Но ведь раньше ему приходилось их добывать самому!
— Верно. А по-вашему, сейчас ему не приходится этого делать?
— Не понимаю вас.
— Раньше он добывал, к примеру, зайца, готовил его и кормил им свою семью. Сейчас ему приходится добывать деньги, чтобы купить того же зайца и накормить хотя бы себя. Но сам, своими руками он поймать зайца уже не имеет права. И если он не сможет добыть денег, то непременно умрет с голоду. В чем же преимущество прогресса? Да, сильно продвинулась медицина, но все ли могут получить необходимое им качественное лечение и в полном объеме. Нет, все упирается в деньги. Жилье нужно отапливать зимой? Плати за отопление. Плати за воду, за ее отведение, за электричество, за владение жильем, за землю — деньги, деньги, деньги. Есть деньги — ты человек; нет денег — ты никто, без квартиры, без света, без тепла и без зайца.
— Это вопрос сложный. Я не размышлял над этим в подобном аспекте.
— А вы поразмышляйте на досуге. Да, не отрицаю, прогресс — вещь полезная, но лишь когда он во благо человеку. А пока все построено так, чтобы заставить человека работать на благо тех, кто его приобщает к прогрессу. Понимаю, некоторым хочется жить лучше, чем другим, но это вовсе не означает, что другие обязаны оплачивать их, мягко говоря, завышенные потребности.
— Это так, но ведь у всех людей равные права.
— Но разные возможности. Прогресс неминуемо разрывает общество, повышает градус неравенства. Богатые и бедные, имущие и неимущие, те, кто обладает новым крутым смартфоном и те, кто его не в состоянии себе позволить. Хотя, непонятно чем их не устраивает старый и на кой он вообще, по большому счету, им сдался. Разве без него нельзя прожить?
— Можно. Без смартфона можно прожить. Но ведь это удобство!
— Удобство чего? Общения? Развлечения? Отупления?
— Мне кажется, вы слишком мрачно смотрите на вещи.
— А вы, как мне кажется, слишком оптимистичны в своих взглядах. Да вы оглянитесь вокруг! Не успевает ребенок родиться, как родители суют ему в руки планшет, только бы чадо не донимало их, не требовало внимания, не мешало жить. А ребенок мгновенно подсаживается на подобное развлечение, и его уже вообще ничто не интересует. Его мир сужается до размеров экрана гаджета. Ноль развития, ноль моторики, ноль общения. Плюс пагубное влияние на здоровье: малоподвижность, утомление глаз и тэ дэ, и тэ пэ, и пр.
— Вы против прогресса, господин Васильев?
— Я против навязывания людям пустых и вредных влечений не знаю уж в чью угоду. Человечество приучили стремиться к обладанию массой совершенно ненужных и бесполезных вещей. И здесь возникает законный вопрос: кому это нужно? Человеку? Или тому, кто имеет с этого выгоду?
— Я понял вас, — Интеллект сделал небольшую паузу, будто брал передышку на переваривание информации. Глупость, конечно, при его-то мощностях, но мне так показалось. — Тогда еще один немаловажный вопрос: чем вам не угодил искусственный интеллект?
— Отсутствием меры, — ответил я не задумываясь.
— Как-как? — в голосе машины послышалось недоумение.
— Именно отсутствием меры. Я вовсе не против интеллекта и ни в коей мере не отношу себя к машиноборцам. Но машина, как мне кажется, должна быть помощником человеку, а не заменой его собственного мышление.
— Поясните свою мысль.
— Поясняю: если я хочу посмотреть телевизор, то мне достаточно для этого найти нужный мне канал, а не вступать в пустые прения с телевизором, доказывая ему, что эта передача меня не интересует, и рейтинги ее — тем более. Мне не нужен интеллект в чайнике или в стиральной машине, работающий на своего производителя. Я