на приграничной оборонительной линии 9 стрелковых полков. Однако построение войск этой армии, вежливо говоря, было ослаблено едва ли не в зародыше, так как 62-я сд к моменту начала войны находилась в лагерях в районе Киверец, ей требовалось три дня, чтобы подойти к границе. Начав выдвижение только вечером 19 июня дивизия, естественно, не успела выйти на отведенные ей позиции к началу боевых действий. Так ведь в этом нет ничего удивительного.
Сравните, когда было получено разрешение ГШ, когда командование округа санкционировало выдвижение и когда оно реально началось. Если так исполнять приказы и разрешения вышестоящего командования, которое в свою очередь жестко не контролировало исполнение, то вовсе не удивительно, что гитлеровцы без особого труда проломили нашу оборону.
В свою очередь полки 87-й сд находились в лагере в районе Владимир-Волынского, в 30–40 км от границы. Короче говоря, к моменту начала агрессии в полосе 5-й армии на оборонительной линии не было даже 9 стрелковых полков. Более того. Между 87-й и 124-й сд был разрыв шириной в 20 км, в котором, кроме пограничников и трех опорных пунктов укрепленных районов, ничего другого не было. Эти, с позволения сказать, «ворота» должна была закрыть 135-я сд, которая выходила из района Дубно, Острог, Шепетовка, то есть из района, что более чем в 80 км от границы, нападение фрицев встретила в районе Киверец. Между тем именно через упомянутые «ворота» в построении 5-й А 22 июня прошли 44-я и 299-я пд вермахта.
Фрицы только в первом эшелоне сосредоточили 12 дивизий, в том числе 2 танковые, во втором эшелоне — 8 дивизий, в том числе 3 танковые. Плотность войск противника была в среднем по 5 км на дивизию. В результате на рассвете 22 июня первый эшелон проклятых фрицев и Гансов в количестве 12 дивизий встречали… 5–6 стрелковых полков[358]. Это что, оборона?! А как красиво отчитывались перед войной о выдвижении на рубежи обороны…
16 июня 1941 г. командование пограничных войск, в том числе и командование пограничных отрядов в западных пограничных округах, получило письменную директиву о том, что с возникновением военных действий они должны перейти в подчинение полевого командования Красной Армии — приказ наркома внутренних дел генерального комиссара государственной безопасности (равнозначно званию маршала) Л.П. Берии гласил: «С возникновением военных действий перейти в подчинение полевого командования. Свяжитесь с дислоцированным на участке пограничного отряда соединением, установите контакт по взаимоинформации. Исполнение доложить срочно»[359]. Здесь следует отметить, что переход пограничных отрядов в подчинение армейскому командованию был определен еще 22 июня 1939 г. постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) «О взаимодействии пограничных войск и частей РККА в пограничной полосе», в пункте № 11 которого было указано: «<…> 11. С выходом войск РККА на государственную границу все пограничные части НКВД, расположенные на участке, поступают в оперативное подчинение командующего этим участком».
16 июня 1941 г. за подписями всех членов Военного совета КОВО в Генеральный штаб был направлен запрос следующего содержания: «Прошу разрешения занять кадрами Каменец-Подольского и Могилев-Ямпольского УР железобетонные сооружения первой линии этих УР-ов»[360].
16–17 июня 1941 г. — в ПРИБОВО, командование которого обладало информацией о возможности нападения немцев уже в ночь с 19 на 20 июня 1941 г., была издана директива, доведенная вплоть до командиров полков включительно — привести в повышенную боевую готовность ВВС и ПВО, а приграничным дивизиям — занимать чуть не окопы на границе. Директива прямо обуславливала необходимость предписанных ею мер возможным нападением Германии в ночь на 20 июня!
В реальности же подготовка к встрече агрессора выглядела так. 8-я армия. Должна была прикрывать границу от Паланги до Юрбакаса. Предполагалось, что этот участок границы будет прикрываться силами 10-й, 90-й, 125-й и 48-й сд, которые должны были развернуть на оборонительной линии 11 стрелковых полков. Фрицы же в двух эшелонах развернули против них 8 пд, 3 тд, 2 мд и одну охранную дивизию, прикрывавшую стык между 26-м и 1-м АК. По данным современных исследователей, считается, что им противостояли 11 стрелковых полков, что уже не лезет ни в какие ворота —11 стрелковых полков против 14 вооруженных до зубов дивизий[361]. А ведь пять из этих дивизий обладали мобильной огневой мощью в лице имевшейся у них бронетехники, а 13 из них еще и мощной артиллерией. По данным же архива МО СССР, еще в 1960 г. отмечалось, что фрицев встречала всего лишь одна дивизия — 125-я сд.
11-я армия. Четыре ее стрелковых дивизий — 5-я, 33-я, 188-я и 128-я должны были развернуть 14 стрелковых полков, а также разведбатальон на левом фланге 33-й сд и 2 батальона 23-й сд на левом фланге 128-й сд. Фрицы же развернули против них 11 ид, 4 тд, 3 мд, а также резерв 16-й армии в составе 3 ид.
Итого 15 стрелковых полков против 19 дивизий плюс 3 ид резерва 16-й армии вермахта[362]. А ведь семь из этих дивизий, подчеркнем это еще раз, обладали мобильной огневой мощью в лице имевшейся у них бронетехники, а все 22 дивизии еще и мощной артиллерией. Ну и как же было 15 стрелковым полкам осуществлять в таких условиях упорную оборону, которой от них требовал Генштаб?!
16–17 июня 1941 г. командование ВВС ПРИБОВО предупредило командиров подчиненных соединений о возможности нападения в ближайшие дни. Так, командующий ВВС 8-й А ПРИБОВО генерал-майор авиации А.И. Андреев в послевоенных показаниях комиссии Покровского отмечал: «О возможности нападения фашистской Германии в ночь на 22.6.41 точно не было известно, но части ВВС 8-й армии так же, как и все части ВВС округа, были командованием ВВС округа предупреждены еще примерно 16–17 июня о возможности нападения. Было приказано вывести части на полевые аэродромы, а где этого нельзя сделать — рассредоточить самолеты на основных и окопать их для укрытия от поражения осколками авиабомб. В истребительных частях ввести дежурные эскадрильи по одной на полк, а всему остальному летному и техническому составу находиться в расположении части»[363].
То есть после 17 июня 1941 г. ВВС округа уже приводили в повышенную боевую готовность. Однако в связи с тем, что весной 1941 г. в соответствии с приказом наркома обороны в ВВС было произведено сокращение штата техперсонала, в результате чего техники с оружейниками вынуждены были вместо одного закрепленного за ними самолета обслуживать сразу три машины, и учитывая, что строительство капониров не было выполнено, а оперативные аэродромы не были подготовлены, то все это вместе взято очень негативно сказалось на боеготовности авиачастей, особенно тех, куда поступила новая авиатехника, требовавшая более квалифицированного, но индивидуального обслуживания.
17 июня 1941 г. из КОВО в НКО и ГШ поступил запрос — что делать с приписными? На что был получен ответ — «сборы» приписных продлить.
17 июня 1941 г. первый заместитель председателя СНК СССР, куратор органов НКВД и НКГБ, нарком внутренних дел Л.П. Берия отдал приказ об организации особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении. Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны. Берия дал следующее разъяснение: «В данный момент нашим первым заданием было создание ударной группы из числа опытных диверсантов, способных противостоять любой попытке использовать провокационные инциденты на границе как предлог для начала войны». Берия подчеркнул также, что «наша задача — не дать немецким провокаторам возможности провести акции, подобные той, что была организована против Польши в 1939 году, когда они захватили радиостанцию в Гляйвице на территории Германии»[364]. Данную группу планировалось на самолетах перебрасывать в те районы на границе, где намечались, могли произойти или уже начинались бы немецкие провокации, но до начала войны ее так и не успели сформировать.
С 18 июня 1941 года началось приведение соединений и частей западных приграничных военных округов СССР в полную боевую готовность, но с запретом выдавать патроны на руки бойцам и выводить войска в т. н, «предполье». Уже 20 июня округа доложили о занятии установленных районов войсками и готовности к отражению наступления[365]. Так что «никакая “внезапность нападения” никакими документами, кроме “воспоминаний и размышлений” тех, кто позорно проиграл начало войны, не подтверждается»[366].
Этот вывод и подтверждающие его обоснованность факты были приведены в конце предыдущей главы.
Но суть вопроса в том, как на самом деле осуществлялось приведение войск в боевую готовность. Правда, тут следует иметь в виду, что, во-первых, одномоментной и единой для всех западных приграничных округов директивы от 18 июня 1941 г. о приведении всех войск западных приграничных округов в полную боевую готовность как таковой все-таки не было.
Каждому округу, а нередко и командирам отдельных их частей и соединений директивы ГШ и НКО были индивидуальные. Командование западных приграничных округов получало приказы не о каком-то абстрактном приведении своих войск в повышенную или даже в полную боевую готовность, а конкретно о выводе по Плану прикрытия своих приграничных дивизий на установленные для них рубежи обороны. Именно это обстоятельство и обязывало командование корпусов и дивизий уже своими приказами приводить вверенные им части и соединения в боевую готовность. Ибо вывод войск именно по Плану прикрытия — это не вывод личною состава на прогулку.