На подходах к небольшим мостам, где возникали значительные скопления танков, мотопехоты и артиллерии гитлеровцев, командир эскадрильи старший лейтенант М. П. Бурых, командир звена лейтенант И. Г. Капля и их ведомые нанесли фашистам большие потери в живой силе и технике.
Наши бомбардировщики были обстреляны с земли малокалиберной зенитной артиллерией немцев и неоднократно атакованы истребителями Ме-109.
После того как воздушный стрелок-радист Хабалов длинной очередью из верхней турельной установки отразил нападение „мессера“, вражеский истребитель пытался повторно атаковать бомбардировщик Ил-4 снизу, с хвоста. Ранее эта полусфера меньше всего была защищена, и враг не знал, что дополнительно на самолете уже есть нижняя люковая установка. Хабалов успел перейти к ней и дал очередь. Объятый пламенем фашистский истребитель рухнул на землю.
Но и мы потеряли в тот вылет три самолета, в том числе бомбардировщик, где командиром экипажа был лейтенант Иван Григорьевич Капля. В неравном поединке с немецкими истребителями машина получила тяжелые повреждения. Из пробитого бензобака начало течь, и воспламенилось топливо. По приказу командира все члены экипажа оставили горящий бомбардировщик. Последним прыгнул лейтенант Капля. Переплыв несколько рек, преодолев множество трудностей и невзгод, он пришел к своим. И первая просьба лейтенанта была о вылете на боевое задание!
22 июня в более южном направлении действовал 98-й дальнебомбардировочный авиаполк 52-й авиадивизии. 31 экипаж, возглавляемый командиром полка подполковником А. И. Шелестом, вылетел по маршруту Осиповичи — Пружаны — Янов с задачей бомбардировать скопления танков и моторизованной пехоты гитлеровцев на дорогах Янов, Луков, Седлец, Бяла-Подляска. Экипажи поднялись на задание после короткого митинга, на котором летчики, штурманы, воздушные стрелки-радисты поклялись отдать все силы, а если потребуется, и жизнь, для защиты Советской Родины.
Такие репродукторы для большинства советских граждан на долгие 1418 дней стали главным источником надежды.
[…]
Обнаружив в заданном районе двигавшиеся на восток колонны фашистских танков и моторизованной пехоты, звенья самолетов Ил-4 бомбардировали скопления гитлеровцев. Над целью и на обратном маршруте экипажи неоднократно атаковывались группами вражеских истребителей.
Вечером, ко времени посадки 96-го дальнебомбардировочного авиаполка, возвращавшегося после удара по немецким танковым колоннам, я приехал на аэродром Боровское. Много самолетов вернулось поврежденными, были раненые, убитые. Поскольку одной штатной санитарной машины оказалось недостаточно, для перевозки раненых пришлось применить бортовые грузовики. Некоторые подбитые бомбардировщики не могли рулить, но тягачей для буксировки не хватало. Тогда стали использовать тракторы, наиболее мощные спецмашины.
Из 70 Ил-4, совершавших первый боевой вылет, к концу дня на свой аэродром не вернулись 22 машины. Кроме того, один бомбардировщик 96-го полка во время разбега взорвался на своей же бомбе ФАБ-1000: летчик слишком рано „подорвал“ самолет на взлете».
Вечером 22 июня состоялся первый ночной налет: 53-й дальнебомбардировочный авиаполк атаковал порт в Кенигсберге. Подсветив цель светящимися бомбами, летчики сбросили свой груз, вызвав несколько пожаров.
Оценивая общие результаты воздушного сражения 22 июня 1941 г., нельзя не вспомнить слова П. В. Рычагова на декабрьском совещании 1940 г.: «Большинство таких налетов [на аэродромы] будет постигать неудача». Действительно, немецкие летчики зачастую добивались успеха не в первом и даже не во втором налете. Более того, некоторые аэродромы приграничных округов были разгромлены только на второй или третий день войны.
«… и на море»
Если попытаться определить события на море в первый день Великой Отечественной какой-то одной деталью, то это будет глухой всплеск от падения в воду мины заграждения. Минному оружию суждено было сыграть важную роль в событиях на морских театрах военных действий, и начало этому было положено уже в первый день войны. Германский военно-морской флот переживал летом 1941 г. не лучшие времена. Линкор «Бисмарк» был потоплен, его собрат «Тирпиц» еще ни разу не выходил в море, оба линейных крейсера и тяжелый крейсер «Принц Ойген» были блокированы в Бресте, «Лютцов» на месяцы выведен из строя попаданием торпеды, тяжелые крейсера «Адмирал Хиппер» и «Адмирал Шеер» были в ремонте. Из четырех легких крейсеров только два — «Нюрнберг» и «Кельн» — были полностью боеспособны. На Черном море обеспечить присутствие крупных надводных кораблей немцы не могли чисто физически. Поэтому ставить Кригсмарине задачи на разгром советского флота было бы неосмотрительно. При этом нельзя сказать, что ВМФ СССР можно было бы просто игнорировать. Германия зависела от перевозок по морю, в первую очередь железной руды из Швеции. Для обеспечения безопасности перевозок по морю флот противника требовалось запереть в базах. Проще всего это было сделать с помощью минного оружия.
Командир расчета дает целеуказание наводчику пулемета.
На Северном флоте первый день войны прошел без особых происшествий. В 0:56 ночи на флоте получили по радио приказание Н. Г. Кузнецова о переходе на оперативную готовность № 1. Сигнал о введении оперативной готовности № 1 был дан в 1:15. В 1:35 приказ догнала директива, выдержанная в духе сухопутной Директивы № 1, о которой говорилось выше. На оперативную готовность № 1 Северный флот перешел только в 4:25. Утром 22 июня до флота докатилась волна высылки на позиции подводных лодок. В 10:35 военный совет СФ получил приказание выслать подводные лодки в район Варде с задачей вести неограниченную войну против транспортов и боевых кораблей, не допуская их в Варангер-фьорд. Это указание наркома было выполнено ближе к вечеру: в 17:55 лодка Щ-421 вышла на позицию в Варангер-фьорд, в 21:17 лодка Щ-401 — в район Варде и в 23:55 «малютка» М-176 — на позицию в Варангер-фьорд (для несения дозора у п-ова Рыбачий). В 20:40 командующий Северным флотом приказал командиру Мурманского укрепрай-она открывать огонь с батареи № 221 по транспортам противника при входе и выходе их из губы Печенга. Это была батарея 130-мм орудий на полуострове Рыбачий. В 22:00–22:31 батарея № 221 обстреляла транспорт противника, выходивший из бухты Печенга, было израсходовано 59 снарядов.
Вспоминает краснофлотец 221-й батареи береговой обороны Макаренко Евгений Андреевич:
С вечера в субботу на батарее крутили клееную-переклееную ленту «Подруги». В этом фильме есть кадр: в прокуренном трактире на окраине Петербурга шумят и пьют рабочие Выборгской стороны. В кадре растрепанный одноногий почтальон с сумкой через плечо, шкандыбая, размахивая пачкой газет, выкрикивает: «Война будет! Война будет!» В этот момент мы услышали тревожные удары рынды. Боевая тревога! Выскакиваем из клуба и несемся на боевые посты. Опять учение? Приказали ждать. Было тревожно на душе. Всю ночь просидели на боевых постах; утром наши вещательные станции стали передавать военные марши вместо обычной утренней программы… Последние сомнения рассеялись.
Немецкие саперы атакуют советский дот на новой границе.
Из Полярного пошли какие-то короткие радиошифровки серии «вне всякой очереди». Незадолго до полудня по радио голос Левитана: «Сейчас будет передано важное правительственное сообщение». Нервы напряжены, обстановка неопределенности, ожидания… В полдень выступил Молотов. В его речи странной показалась некая сдержанность. Мы ожидали, что он скажет: «Перейти в наступление и уничтожить!» Однако в Москве, видимо, уже были известны первые наши начавшиеся неудачи в боях у границ. Поэтому председатель Совнаркома сказал: «Наше дело правое — победа будет за нами!» Нас насторожило это «будет». Мы хотели победы сейчас, теперь же!
День подходил к концу. Море штилело. Было тихо, и только морские птицы далеко от нас кружились над косяками рыбы. Даже немецкие самолеты не появлялись в этот день. А весьма срочные радиодепеши продолжали поступать. Не верилось, что где-то уже идут сражения, гибнут люди… В 19 часов приняли очередное радио: «вне всякой очереди». В шифровке содержалось приказание командующего флотом: 221-й батарее все входящее и выходящее из порта Петсамо — топить!
После 22 часов из залива Петсамо выполз тот надоевший тральщик. Отличные дальномерщики Куколев и Рыбаков дают дистанцию 52 кабельтовых, пеленг 244 градуса, курс 28 градусов, скорость 10 узлов. Командир Космачев и помощник Поначевный рассчитывают данные для стрельбы. Самой первой, уже не учебной, а боевой стрельбы! Через З минуты — в 22 часа 17 минут, комендоры… первый залп! Вот он, ПЕРВЫЙ залп Военно-морского флота при потоплении ПЕРВОГО вражеского корабля в Великую Отечественную!
Но мы тогда этого не знали, да название такое войны появилось позже. 14 минут продолжался этот первый бой. Шесть прямых попаданий для тральщика в 200–250 тонн оказались роковыми. Черный дым, взрывы, пожар… Объятый пламенем корабль бросается на камни и долго еще горит и дымит. Первый бой и первая победа! Через 20 лет ее увековечат памятником — поставят нашу пушку на скале у первого причала в Североморске. Но это будет потом. А сейчас краснофлотцы, командиры ликуют, кричат «ура!». Комиссар, бывший матрос с-форта «Серая Лошадь» Петр Бекетов проводит прямо у пушек митинг. Много лет спустя, в 1985 г., я нашел в документах Центрального Военно-морского архива донесения штаба Мурманского укрепрайона Флагманскому артиллеристу Северного флота об этом первом бое. В донесении, в частности, говорится: «… материальная часть работала безотказно. Личный состав действовал исключительно хорошо и слаженно…» Особенно отличились матросы 1-го орудия: комендоры Виктор Корнеев и Корчагин Павел, номерные Ваня Рубаник — краснощекий здоровый парень, и Абрам Васильев; погребные Иван Медведев, Володя Тельнов, красивый блондин Толя Соболев, быстрый и находчивый, как вьюн, Серега Зуев и другие. А жить им на земле оставалось всего шесть дней. 28 июня в первой жестокой бомбежке погиб весь расчет 1 — го орудия. От этих товарищей моих не осталось и следов. В огромной дымящейся воронке мы нашли только искореженный штык, обрывки овчинного полушубка и кисть руки одного из них. Чудом уцелел только заваленный в траншее, оглушенный снарядный 1 — го орудия Дмитрий Рудыка.