В Югославии на одной из станций наш эшелон остановился против немецкого воинского эшелона. На нем на открытых платформах были танки, на которых лежали, греясь на солнце, немецкие солдаты. Один из них долго смотрел на нас, обросших и тощих, и, не выдержав, спросил:
– Кто вы и куда едете?
– Мы советские граждане, служили в Германии, а теперь возвращаемся в Москву, – ответил я ему.
– Как в Москву? В Москву едем мы, и она уже взята нашими войсками!
– Нет, – ответил я, – этого не может быть!
– Ну, тогда до встречи в Москве, – сказал он.
– Не советую! – ответил я.
Наш состав тронулся, но я успел увидеть, как разозлились солдаты, услышав мой ответ.
В столице Югославии нас по неизвестным причинам задержали надолго. Вечером напротив нас остановился пассажирский состав. Его окна были открыты, из них была слышна приятная музыка. Напротив моего окна к окну подошли два человека и закурили. От желания закурить у меня начала кружиться голова. Эти двое решили со мной заговорить. Разговор долго не получался, так как мы говорили на разных языках. Я перешел на немецкий. Один из них меня понял, и я рассказал ему коротко нашу историю. Когда они узнали, что мы советские люди, находились в концлагере, а теперь измученные и голодные возвращаемся на Родину, к нам из окон стали бросать фрукты, бутылки с соками и вином, сигареты. Охранявшие нас гестаповцы бегали, кричали, чтобы мы закрыли окна, началась даже стрельба из автоматов. Потом наш поезд отвели от пассажирского состава. Мы, конечно, быстро съели фрукты, выпили вино и сок, спрятали по карманам сигареты. Когда гестаповские солдаты пошли по вагонам, чтобы отобрать у нас все, они ничего не нашли.
В Софии на платформе мы увидели столы, накрытые белыми скатертями, с тарелками, рюмками, бутылками. Кругом сновали официанты, которыми командовал военный, видимо болгарин, с белой повязкой и красным крестом на рукаве. Когда наш состав остановился, военный пошел навстречу офицерам гестапо, вышедшим из вагона.
– Что здесь происходит? – спросил болгарина гестаповский офицер.
– Мы встречаем наших друзей русских, – ответил ему болгарин.
– Они не могут быть вашими друзьями, если они являются нашими пленниками, – с апломбом заявил ему гестаповский офицер. В результате из вагонов нас не выпустили, а накормили лишь болгарским борщом. На болгаро-турецкой границе нас продержали два-три дня. Наконец настала церемония передачи нас на турецкую территорию. По 20 человек нас вели к турецкой границе, где находилась палатка. В ней были наш и турецкий послы, гестаповский офицер, который вручал паспорт турецкому послу. Тот поздравлял нас с освобождением и передавал паспорт нашему послу, который, сверив паспорт с фотографиями и нашими лицами, вручал их владельцу и поздравлял с освобождением.
В Стамбуле нас поместили на советский пароход «Сванетия», где мы несколько дней восстанавливали силы. 27 июля мы прибыли в Москву.
Но, конечно же, в торгпредстве я не просто исполнял должность коменданта. Для этого не требовалось заканчивать офицерскую школу, глубоко знать немецкий язык. Никто из советских людей не должен был знать, что я офицер и… разведчик.
Первые полгода все служебное и свободное время я совершенствовал язык, много ездил по городу, изучая маршруты движения всех видов транспорта. Пришлось узнать расположение магазинов, пансионов и гостиниц, кафе и ресторанов, варьете, театров и кино. Особенно важны были для меня те из них, которые имели входы с разных улиц.
Эти полгода пролетели быстро. Совершенно неожиданно я встретился с моим будущим руководителем, который объявился, назвав пароль во время игры с ним в клубе в бильярд. Он проверил мои знания языка, спросил, для проверки, как проехать в назначенное им место.
Через полтора года я свободно говорил по-немецки, в лицо знал почти всех гестаповцев и работников органов контрразведки, методы их слежки за нами – советскими людьми. Однажды я заметил слежку и решил пошутить. Завернул за угол одной из улиц и, пройдя метров 15–20, перешел на другую сторону, пошел обратно и, конечно, встретился с сопровождающим. Он был крайне удивлен, а я просто посмотрел ему в глаза, он вынужден был отвернуться от меня.
В августе 1939 года мне был предоставлен отпуск, и я на два месяца выехал в Москву. Но на отдых мне выпало очень мало времени. Немцы напали на Польшу. Меня телеграммой срочно вызвали в Москву. Началась усиленная подготовка к моему возвращению в Германию, где меня ожидала настоящая работа.
…Целыми днями я изучал личное дело Эльзы Штебе по кличке Альта. Наизусть выучил биографию, часами всматривался в ее фотографию. Изучил дела и других разведчиков, из которых была составлена так называемая группа «Альта». В нее входили работавший в штабе ВВС Геринга офицер немецкой армии, через которого поддерживалась связь с группой ученых, изучавших атомную энергию и способы создания атомной бомбы. В числе этих разведчиков был даже один из приближенных министра иностранных дел Риббентропа. Его завербовали в Польше для работы на англичан, и по своим убеждениям он был ярым врагом Советского Союза.
Возвращение в Германию было намечено на конец сентября. Сначала в мою задачу входило наладить связь с Эльзой, которая перед нападением Германии на Польшу вместе со всеми немцами посольства выехала в Германию. О встрече с ней в Германии договориться не удалось. Мне предстояло через ее мать, жившую в Берлине, узнать адрес Эльзы, Пароля для встречи установлено не было, и нужно было назвать несколько прежних паролей, чтобы убедить ее признать меня.
К тому времени с Германией был заключен торговый договор, по которому она обязалась экспортировать в СССР военную технику и оборудование по нашему выбору. В Берлин готовилась выехать правительственная комиссия, руководили которой крупные ученые и конструкторы. Мой выезд совпал с отправкой в Германию вагона с золотом в слитках, упакованных в 100 ящиков, общим весом 7 тонн. Сопровождение вагона поручили мне, а моим помощником был банковский работник.
Наш первый маршрут был намечен через Одессу в Турцию, далее по Черному и Средиземному морям до берегов Италии и через нее в Берлин. Но так как в Черном море и особенно в Средиземном было много подводных лодок, встреча с которыми была нежелательна, маршрут отменили и наметили другой – через Латвию, Литву, Данцигский коридор в Восточную Пруссию и Кенигсберг и оттуда – в Берлин.
До границы с Латвией вагон сопровождали автоматчики, а мы ехали в соседнем. На границе нам сообщили, что сопроводительные документы составлены не по форме, в документах не указано, кто сопровождает груз и какие везутся драгоценные металлы. Связались с Москвой. Оттуда дали ответ, что груз сопровождает Зайцев, а драгоценные металлы – оставить без расшифровки. Наконец паровоз прицепил один вагон с золотом и повез на границу. Там нас уже ждали вооруженные солдаты и таможенные служащие. Каждая из стран знала о пути следования вагона, за это им были заплачены крупные суммы денег, и они отвечали за груз. Но при въезде в страну таможенные чиновники находили сотни придирок.
До польской границы мы доехали без приключений. Но в Данцигском коридоре железнодорожные пути были разобраны. Нас ожидал большой грузовик, куда были погружены наши ящики без счета и проверки пломб. Мы прибыли в Кенигсберг, где уже ждал скорый поезд. На берлинском вокзале нас встречал торгпредский представитель. Им оказался мой очень хороший знакомый по работе. На автомашинах мы наконец доехали до берлинских казематов, где хранились фашистские драгоценности и золото.
Через несколько дней я был готов к работе – восстановить связь с Эльзой. Задача была не из легких. Сильно волновался. Сначала несколько раз прошел около дома, в котором проживала мать Эльзы. Затем раза два – по лестнице мимо квартиры. И уже потом, успокоившись, смело подошел к двери, нажал кнопку звонка и на чистейшем немецком языке с берлинским произношением попросил фрау Штебе. Увидев пожилую женщину, открывшую мне дверь, понял, что передо мной мать Эльзы. Она мне сказала, что Эльза временно проживает в Бреслау, назвала ее адрес.
Итак, предстояла поездка в Бреслау. Первая попытка оказалась неудачной, так как в вагоне я увидел гестаповца с полицейским, проверявших документы у пассажиров и наличие у них разрешения на право поездки в Бреслау. Город в то время был прифронтовым, так как находился недалеко от границы с Польшей. Мне ничего не оставалось делать, как показать мой паспорт. Я ответил им, что еду в Бреслау по делам торгпредства, и сразу понял, что встреча не состоится, нужно возвращаться в Берлин, чтобы не привести к Эльзе за собой хвост.
Следующая поездка была удачной. Когда я подошел к ограде сада и нажал на кнопку звонка, из дома вышла Эльза, которую я сразу узнал. Но не было пароля, она могла отказаться разговаривать со мной. Я назвал ей пароль встречи с нашим человеком в Польше, она поверила, попросила подождать и вскоре вышла ко мне. Мы прошлись по пустынным улицам окраины Бреслау, она сообщила мне, что скоро получит разрешение на жительство в Берлине и приедет туда. Передал ей указания о строгой бдительности, снабдив деньгами на подбор соответствующей квартиры в Берлине, и мы расстались, условившись о встречах.
Так началась моя деятельность разведчика. Когда была налажена связь с Эльзой, а она связалась с другими немецкими разведчиками, работавшими на нас, к нам потекла информация о военной промышленности, технике и даже о состоянии разработки атомной энергии. Через Арийца, такова была кличка этого разведчика, полагавшего, что он работает на англичан, поступала информация о дипломатической интриге немцев с западными европейскими странами, в том числе с англичанами и американцами.
Для получения более точной информации мы снабдили разведчиков миниатюрными фотоаппаратами и микропленкой. Все они работали на нас из идейных соображений, так как ненавидели фашизм и в Советском Союзе видели единственную силу, способную его уничтожить. Другое дело Ариец. Он давал ценную информацию только за американские доллары, которые переправлял за границу.