22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война» — страница 114 из 174

Конкретизация общего замысла ведения операций, изложенная в директиве № 21, была дана в директиве ОКХ от 31 января 1941 г.: «Первое намерение главного командования сухопутных войск в соответствии с вышеизложенной задачей состоит в том, чтобы расколоть фронт главных сил русской армии, сосредоточенных в западной части России, быстрыми и глубокими ударами мощных подвижных группировок севернее и южнее Припятских болот и, используя этот прорыв, уничтожить разобщенные группировки вражеских войск». В директиве отмечалось следующее: «Основой для ведения боевых действий в этой операции могут послужить принципы, оправдавшие себя при проведении польской кампании. При этом следует, однако, учитывать, что наряду с сосредоточением сил на направлениях главных ударов, необходимо атаковать противника также и на прочих участка фронта». В директиве ОКХ уже отсутствовало упоминание о главном ударе, который должен был быть, согласно директиве № 21 «подготовлен севернее Припятских озер». Как следует, из директивы ОКХ каждая группа армий наносила наряду с второстепенными свой главный удар: группа армий «Север» — в направлении Ленинграда; группа армий «Центр» — в направлении Смоленска с последующим поворотом войск на север; и группа армий «Юг» — в направлении Киева. Наиболее опасными для Красной Армии с началом боевых действий оказались все три главных удара, что было выявлено разведкой лишь частично. Поступавшие сведения были противоречивы и далеко не всегда соответствовали действительности. Вместе с тем, общий замысел реализации «Плана Барбаросса» был в целом вскрыт военной разведкой в отличие от задач, стоящих перед группами армий.

4 мая резидент военной разведки полковник Еремин Е.Г. («Ещенко») доложил в Москву: «Красная Армия будет разбита в четыре недели. Узловые пункты жел. дорог, шоссе, аэродромы западной части СССР будут кратчайший срок разрушены немецкой авиацией, неподвижная, плохо вооружённая русская армия будет окружена и расколота быстро бронемеханизированными частями по испытанной немецкой тактике и будет иметь судьбу польской армии».

7 мая 1941 года была получена шифртелеграмма из Анкары от военного атташе генерал-майора Кутузова М.П.:

«5 мая югославский военный атташе … мне сообщил, что ему стали известны от строго конфиденциального источника, некоторые черты плана нападения Германии на СССР. Этот план сводится к следующим основным пунктам: 1) Проведение крупной шпионско-диверсионной работы внутри СССР по подготовке его к политическому разложению при первых же ударах германских воздушных сил и механизированных соединений. Для чего в Берлине имеется крупный центр, который и проводит всю организационную и подготовительную работу, широко используя белых эмигрантов, украинских националистов, пленных солдат украинцев, бывших в польской армии и даже пленных красноармейцев-украинцев, попавших в плен к белофиннам во время нашей войны с Финляндией. 2) Крупные германские воздушные соединения наносят сосредоточенные удары по жел[езно]дор[ожным] узлам, коммуникациям, дезорганизуя тылы, нарушая управление, уничтожая нашу авиацию на базах и аэродромах и парализуя производство в ближайшей к фронту полосе. Одновременно крупные механизированные и моторизованные соединения наносят удар Красной Армии, разъединяя ее и громя по частям. Ближайшей задачей ставится отторжение Бессарабии и захват Украины. В своей информации югославский военный атташе… имеет тенденцию всегда выпячивать германскую угрозу против СССР, но, возможно, в его информации есть и доля правды. В изложенном им плане ничего нет оригинального. Это копия разгрома Польши, Франции, только в более крупном масштабе. Особенности его, против плана по разгрому Польши и Франции заключается лишь в ставке на политическое расчленение нас, вероятно, исходя из пространственности и особенностей нашего государственного устройства…».

9 мая 1941 г. военный атташе СССР в Германии генерал-майор В.И. Тупиков направил Справку начальнику Разведуправления ГШ КА (доложена наркому Обороны СССР и начальнику Генерального штаба Красной армии):

«Немцы одновременным ударом в нескольких направлениях прорвут фронт и разъединят Красную армию на отдельные группы, в дальнейшем будут стремиться окружить и уничтожить их. Особую роль сыграют подвижные войска, которые после прорыва быстро проследуют в глубину, выйдут на пути отхода Красной армии и произведут окружение. Большую роль в этих действиях отводится авиации и воздушным десантам. …

По времени всю эту операцию (разгром армии и выход на меридиан Москва) предполагается осуществить в один-полтора месяца».

19 мая Рихард Зорге доносил в Центр: «Стратегическая схема нападения на Советский Союз будет взята из опыта войны против Польши».

Невзирая на имевшийся информационный материал по опыту современных войн, командно-начальствующий состав Красной Армии в подавляющем своем большинстве не изучал и не организовывал изучение этого опыта. Организация современной (стратегической) оборонительной операции в мирное время разработана не была и, как следствие, не доведена до войск и не отработана в ходе проводимых учений. Недооценка обороны и неумение войск вести ее по-современному явилась одной из главных причин того, что фактическая боеспособность и боеготовность приграничных военных округов, их боевая мощь не были в полной мере реализованы.

Германской стратегии блицкрига была противопоставлена не оборона, в том числе и маневренная, с широким применением внезапных и хорошо подготовленных контрударов, а, по существу, стратегия молниеносного разгрома вторгшегося противника.

Переход в наступление германских вооруженных сил, заранее отмобилизованными и развернутыми на всех стратегических направлениях, явился стратегической внезапностью для руководства страны и Красной Армии.

Стратегическая внезапность внезапно «свалилась», по словам комбрига Г.С. Иссерсона, на военное руководство страны, которое не смогло распорядиться имевшейся в его распоряжении информацией, раскрывавшей существо концепции «блицкрига» ведения боевых действий вермахтом и подготовить вооруженные силы Советского Союза к предстоящим сражениям.

Стратегическая внезапность заключалась и в том, что для командиров всех уровней и бойцов РККА явилось неожиданным применение вермахтом форм и способов ведения боя, а также технических средств борьбы, которые представлялись для них новыми, а на самом деле не должны были являться таковыми. Подобная ситуация может быть объяснена только нежеланием или неспособностью высшего руководящего состава РККА воспринимать и делать соответствовавшие выводы (готовить войска к предстоящей схватке) из поступавшей и, в первую очередь от военной разведки, информации о вероятном противнике.

Высшему руководству РККА не удалось извлечь уроки из опыта проведения стратегических наступательных операций вермахтом и довести эти уроки до подчиненного командного состава в войсках. И, как следствие, не было предпринято попыток подготовить войска к организации стратегических оборонительных операций.

Официальная военная теория не соответствовала требованиям времени, что не могло не отразиться на оперативном планировании.

«При переработке оперативных планов весной 1941 года (о чем я уже говорил) — встречаем в первом издании «Воспоминаний и размышлений» Г.К. Жукова, — не были практически полностью учтены новые способы ведения войны в начальном периоде. Наркомат обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, может начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами. На самом деле и силы и условия были далеко не равными».

«Крупным пробелом в советской военной науке было то, что мы не сделали практических выводов из опыта сражений начального периода Второй мировой войны на Западе. — Утверждается в 3-м издании «Воспоминаний и размышлений» Г.К. Жукова. — А опыт этот был уже налицо, и он даже обсуждался на совещании высшего командного состава в декабре 1940 года.

О чем говорил этот опыт?

Прежде всего, об оперативно-стратегической внезапности, с которой гитлеровские войска вторглись в страны Европы. Нанося мощные удары бронетанковыми войсками, они быстро рассекали оборону для выхода в тыл противника. Действия бронетанковых войск немцы поддерживали военно-воздушными силами, при этом особый эффект производили их пикирующие бомбардировщики.

Внезапный переход в наступление всеми имеющимися силами, притом заранее развернутыми на всех стратегических направлениях, не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б. М. Шапошников, К.А. Мерецков, ни руководящий состав Генштаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день компактными группировками на всех стратегических направлениях.

Этого не учитывали и не были к этому готовы наши командующие и войска приграничных военных округов. Правда, нельзя сказать, что все это вообще свалилось нам как снег на голову. Мы, конечно, изучали боевую практику гитлеровских войск в Польше, Франции и других европейских странах и даже обсуждали методы и способы их действий. Но по-настоящему все это прочувствовали только тогда, когда враг напал на нашу страну, бросив против войск приграничных военных округов свои компактные бронетанковые и авиационные группировки».

Выше цитируемые абзацы отсутствуют в первых изданиях монографии Жукова, что ставит под сомнение его авторство, а также подлинность и тождественность обстановке высказываемых оценок.

Совершенно необъяснимое неведение начальника Генерального Штаба, его предшественников на этом посту и наркома РККА. Ведь обо всем вышесказанном шла речь в информационных документах военной разведки, в публикациях специализированных военных изданий, подготовленных по материалам военной разведки, и, наконец, нашло отражение в подготовленных с привлечением разведывательных данных выступлениях, которые были озвучены высшим руководящим составом РККА, в том числе и самим Жуковым, на декабрьского совещании 1940 года.