Только 22 июня были расшифрована и переведена телеграмма, отправленная из Токио за два дня до этого:
ТЕЛЕГРАММА Вх. № 10216
НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ
ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ
Токио. 20 июня 1941 года
По радио.
Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна. Германское военное превосходство дает возможность разгрома последней большой европейской армии, также хорошо, как это было сделано в самом начале… (искажение) потому, что стратегические оборонительные позиции СССР до сих пор еще более небоеспособны, чем это было в обороне Польши …
№ 143—РАМЗАЙ
Расш. Малинников 14.35 22.06 (выделено мной. — М.А.)
Перевел: полковник РОГОВ
Адресату.
Панфилову.
Дронову.
В реестр.
[РЕЗОЛЮЦИЯ ЗНУ]: Инфор.
АП[анфилов]».
В беседах с писателем Ф. Чуевым В.М. Молотов счел необходимым высказаться по поводу докладов разведки о сроках начала войны и отношения к этим докладам:
«— Во всех исторических книгах говорится, что Сталиным был допущен просчет в определении срока начала войны.
— В какой-то мере так можно говорить в том смысле, если добавить: а непросчета не могло быть, — отвечает Молотов. — Как можно узнать, когда нападет противник? Мы знали, что с ним придется иметь дело, но в какой день и даже месяц…
— Известно, что было четырнадцать сроков.
— Нас упрекают, что не обратили внимания на разведку. Предупреждали, да. Но, если бы мы пошли за разведкой, дали малейший повод, он бы раньше напал.
Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придется отступать — до Смоленска или до Москвы, это перед войной мы обсуждали. …
Мы делали все, чтобы оттянуть войну. И нам это удалось — на год и десять месяцев. Хотелось бы, конечно, больше. Сталин еще перед войной считал, что только к 1943 году мы сможем встретить немца на равных. …
— Но были же донесения разведки…
— Написано об этом противоречиво. А с моей точки зрения, другого начала войны и быть не могло. Оттягивали. А, в конце концов, и прозевали, получилось неожиданно. Я считаю, что на разведчиков положиться нельзя. Надо их слушать, но надо их и проверять. Разведчики могут толкнуть на такую опасную позицию, что потом не разберешься. Провокаторов там и тут не счесть. Поэтому без самой тщательной, постоянной проверки, перепроверки нельзя на разведчиков положиться. Люди такие наивные, обыватели, пускаются в воспоминания: вот разведчики-то говорили, через границу переходили перебежчики…
Нельзя на отдельные показания положиться. Но если слишком, так сказать, недоверчивыми быть, легко впасть и в другую крайность.
Когда я был Предсовнаркома, у меня полдня ежедневно уходило на чтение донесений разведки. Чего там только не было, какие только сроки не назывались! И если бы мы поддались, война могла начаться гораздо раньше. Задача разведчика — не опоздать, успеть сообщить».
Не опоздать! Успеть сообщить! Однако, донесение Г. Кегеля от 21 июня — «СЧИТАЮТ, ЧТО НАСТУПАЮШЕЙ НОЧЬЮ БУДЕТ РЕШЕНИЕ — ЭТО РЕШЕНИЕ ВОЙНА» — не было доложено Ф.И. Голиковым руководству страны. И телеграмма из Токио от 20 июня — «война между Германией и СССР неизбежна» — даже, если бы она и была расшифрована вовремя, не изменила бы ситуацию.
Почему такая реакция Голикова? Одного объяснения, что начальник Разведупра подстраивался под точку зрения вождя явно недостаточно. Из разведсводок РО штабов приграничных особых военных округов не следовало, что противник выдвинул свои подвижные соединения (танковые и моторизованные дивизии) из исходных районов на исходные позиции (исходные рубежи) для нападения на СССР. И только вскрытие этого факта явилось бы решающим для своевременного направления указания войскам «быть в полной боевой готовности».
Подобная задача возлагалась на оперативную разведку особых военных округов — воздушную, агентурную и радиоразведку.
Ведение воздушной разведки накануне войны ограничивалось только визуальным наблюдением за противником. Воздушное фотографирование (по современным взглядам, инструментальные средства разведки) было реализовано только в ходе «зимней войны» 1939–1940 годов.
Перед авиацией и, в первую очередь, перед разведывательной должна была быть поставлена основная и первостепенная задача — повседневное наблюдение с воздуха за противником в ходе полетов вдоль границы с целью вскрыть развертывание группировки сухопутных войск вермахта на границе. В случае нехватки материальной части или отсутствия требуемого количества подготовленных экипажей разведывательной авиации, к организации воздушной разведки следовало широко привлекать и самолеты из состава истребительных и бомбардировочных авиационных полков.
Однако 12.06.41 г. нарком обороны СССР С.К. Тимошенко отдал приказ «запретить полеты нашей авиации в приграничной полосе 10 км от госграницы».
Немецкое командование стремилось осуществить выход основных сил на исходные позиции и в первую очередь танковых и моторизованных в последний момент, однако осуществить подобное было невозможно. С одной стороны, в силу огромного количества войск в составе армий вторжения, а с одной — недостаточного количества дорог, ведущих к границе. Немецкие войска приступили к занятию исходных позиций не за несколько часов до вторжения и не за сутки, а за несколько дней.
Выдвижение немецких подвижных дивизий из исходных районов на исходные позиции было неизбежно вскрыто агентурой оперативных пунктов разведотделов штабов приграничных особых военных округов. Вскрыто, но своевременно не доложено. Маршрутные агенты и агенты-связники были не в состоянии опередить танковые и моторизованные дивизии и передать столь ценную информацию по назначению. К 22 июня разведотделами окружных штабов не было создано реально действовавших радиофицированных агентурных групп и резидентур. Агентура разведотделов штабов приграничных особых военных округов накануне войны оказалась без средств радиосвязи. Причина — была затянута передача в серийное производство коротковолновой радиостанции «Омега», которая была создана еще в 1939-40 гг. в Научно-исследовательском институте по технике связи Красной Армии, входившим в структуру Разведывательного управления ГШ КА. Именно данный НИИ отвечал за разработку спецтехники для агентуры.
Радиоразведка не обеспечила выполнение своей основной функции — радиоперехвата — слушание и анализ радиопередач сухопутных войск и люфтваффе. Накануне войны радиоразведка в отдельных случаях определяла лишь местонахождения передатчика (радиостанции) с привязкой их технических параметров к возможному объекту управления (штабам). Крайне низкая результативность радиоразведки являлась следствием отсутствия базовой информации об особенностях радиосвязи германских вооруженных сил, принципах ее организации, правилах радиобмена, используемых условных сокращениях и т. д.
Информации стратегической разведки о развязывании Германией войны 22 июня для принятия решения о приведении войск в полную боевую готовность было недостаточно. Должны были поступить подтверждения от штабов ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО о происходившем развертывании противника и, в первую очередь, его подвижных соединений непосредственно на границах страны. Но такой информации не было! А та, что была, не являлась критичной.
Поэтому единственным аргументом для направления в войска Директивы у НГШ и НКО оказался доклад начальника штаба КОВО М.А. Пуркаева вечером 21 июня о том, «что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель», утверждавший, что немецкое наступление начнется утром 22 июня. При этом Г.К. Жуков не счел нужным выяснить у своего подчиненного начальника Разведупра об имевшихся донесениях военной стратегической разведки, подтверждавших (или опровергавших) утверждение немецкого фельдфебеля. А Ф.И. Голиков, в свою очередь, не счел нужным доложить своему непосредственному начальнику о той разведывательной информации, которой он располагал на этот счет. Сказались личные отношения. И тот, и другой существовали в параллельных плоскостях, что являлось совершенно недопустимым.
Информация — лицо разведки. Разведка не смогла добыть и представить руководству материалы, которые давали бы однозначный ответ на вопрос о намерениях Германии летом 1941 г. и дате ее нападения на Советский Союз.
О работе разведке судят также об устойчивости поступления с началом боевых действий информации от агентуры, действовавшей эффективно в мирное время. Речь, в первую очередь, идет о ценной агентуре, имевшейся на территории Германии, или о тех агентах, которым предстояло действовать на территории третьего рейха и оккупированных им странах, а также на территории союзников третьего рейха. Так и не удалось «оторвать» ценнейшую агентуру от связи с советскими официальными учреждениями и не организовать их прямую радиосвязь с Центром. Результат — казнь Ильзы Штёбе («Альта»), Рудольфа фон Шелиа («Ариец»), членов нелегальной резидентуры Рихарда Зорге («Рамзай»/ «Инсон» (была связана с советским представительством в Токио, что и привело к провалу), а также членов агентурных групп Харро Шульце-Бойзена («Старшина») и Арвида Харнака («Корсиканец»), установление связи с которыми было поручено разведчику-нелегалу А.М. Гуревичу («Кент»). С началом войны была потеряна связь с Герхардом Кегелем («Х», «ХВЦ») и Куртом Велькишем («АБЦ»).
Работая в тяжелейших условиях нехватки опытных кадров разведчиков, ослабленная репрессиями, советская военная разведка сумела обеспечить получение достаточного объема информации, который позволял сделать адекватные и объективные выводы об истинных планах и намерениях фашистской Германии.
Аллен Даллес в своей книге «Искусство разведки» писал, имея в виду работу советской разведки накануне похода Германии на СССР и в ходе Великой отечественной войны:
«Операции, осуществленные группой Зорге, “Красной капеллой”697 и “Люси”698, являются наиболее известными достижениями советской разведки в военные годы. Информация, которую посредством секретных операций смогли добыть советские разведчики во время второй мировой войны, содействовала военным усилиям Советов и представляла собой такого рода материал, который является предметом мечтаний любой разведки»