(3-е изд.)542.
В штабы округов из различных источников начали поступать самые противоречивые сведения, зачастую провокационного характера.
Генеральный штаб, в свою очередь, не мог добиться от штабов округов и войск правдивых (точных — 3-е изд.)543 сведений, и, естественно, это не могло не поставить на какой-то момент Главное Командование и Генеральный штаб в затруднительное положение.
К 8 часам утра 22 июня Генеральным штабом было установлено, что:
— сильным ударам бомбардировочной авиации противника подверглись многие аэродромы Западного, Киевского и Прибалтийского военных округов, где серьезно пострадала прежде всего авиация, не успевшая подняться в воздух и рассредоточиться по полевым аэродромам;
— бомбардировке подверглись многие города и железнодорожные узлы Прибалтики, Белоруссии, Украины, военно-морские базы Севастополя и в Прибалтике;
— завязались ожесточенные сражения с сухопутными войсками немцев вдоль всей нашей западной границы. На многих участках немцы уже вступили в бой с передовыми частями Красной Армии;
— поднятые по боевой тревоге стрелковые части, входящие в первый эшелон прикрытия, вступали в бой с ходу, не успев занять подготовленных позиций;
— на участке Ленинградского военного округа пока было спокойно, противник ничем себя не проявлял.
С.К. Тимошенко позвонил И.В. Сталину и просил разрешения приехать в Кремль, чтобы доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации в стране и образовании Ставки Главного Командования, а также ряд других вопросов.
В 9 часов мы с наркомом прибыли в Кремль. Через полчаса нас принял И.В. Сталин.
С.К. Тимошенко позвонил И.В. Сталину и просил разрешения приехать в Кремль, чтобы доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации и образовании Ставки Главного Командования, а также ряд других вопросов.
И.В. Сталин ответил, что он занят на заседании Политбюро и может принять его только в 9 часов.
До 9 часов ничего существенного нам выяснить не удалось, так как штабы фронтов и командующие не могли получить от штабов армий и корпусов конкретных данных о противнике. Они просто не знали, где и какими силами наступают немецкие части, где противник наносит главные, а где второстепенные удары, где действуют его бронетанковые и механизированные соединения.
Короткий путь от наркомата до Кремля автомашины наркома и моя покрыли на предельно большой скорости. Со мной был первый заместитель начальника Генштаба Н.Ф. Ватутин, у которого находилась карта с обстановкой стратегического фронта. По старой привычке проверять себя, перебрал в памяти взятые с собой бумаги: их было немного, в том числе проект решения о создании Ставки Главного Командования — высшего органа руководства военными действиями вооруженных сил. Документ был заранее разработан Генштабом и одобрен наркомом.
Нас встретил А.Н. Поскребышев и сразу проводил в кабинет И.В. Сталина. Члены Политбюро уже находились там. Обстановка была напряженной. Все молчали.
И.В. Сталин молча ходил по кабинету с нераскуренной трубкой, зажатой в руке.
— Ну, давайте, что там у вас? — сказал он.
С.К. Тимошенко доложил о проекте создания Ставки Главного Командования.
И.В. Сталин посмотрел проект, но решения не принял и, положив бумагу на стол, коротко бросил:
— Обсудим на Политбюро (3-е изд.)»544.
Осведомившись об обстановке, он сказал:
— В 12 часов по радио будет выступать Молотов»545.
«Первые часы войны, несмотря на моральную подготовку к ней, вызвали известное замешательство. — Напишет в своих воспоминаниях нарком ВМФ. — Нужно было сделать резкий поворот во всей работе, решительно перестроиться на новый военный лад. В эти часы в московском кабинете, вдали от флотов, еще не чувствовалось дыхания войны, хотя было уже известно, что на переднем рубеже полыхает пламя ожесточенного столкновения. Все нужные первые приказания отданы. Донесения с флотов поступают в Главный морской штаб и наносятся там на карту, анализируются. Хотелось что-то предпринимать, но ясности — что же именно следует делать немедленно, какие отдать приказания — пока не было.
Бумаги, горой лежавшие на столе со вчерашнего, мирного дня, потеряли свое значение. Они относились к боевой подготовке и строительству флота. Большинство вопросов теперь будет решаться по-иному, в соответствии с требованиями войны.
Я решил спокойно посидеть, собраться с мыслями. Вспомнилось, как старый марсофлот Э.С.Панцержанский говорил мне, когда я был еще командиром крейсера: «Когда обстановка на корабле становится сомнительной и вы не уверены в своих действиях, поставьте машины на «стоп», осмотритесь, прикажите штурману проверить свое место и, уточнив обстановку, двигайтесь дальше». Хороший совет! Но он пригоден лишь для мирного времени: попал в туман, не уверен в своем месте — остановись и проверь, чтобы не выскочить на мель. В военное время подчас нет времени осмотреться. Замешкаешься — и события неумолимо захлестнут тебя. Теперь надо на все реагировать быстро и точно. За промедление, как и за ошибки, ныне придется расплачиваться кровью. От военачальников всех степеней потребуется и хладнокровие, и мгновенный расчет. Командир корабля уже не может воспользоваться разумным для мирного времени советом и отдать якорь, чтобы разобраться в обстановке. Новая техника неизмеримо ускорила темпы войны. Мастерство, собранность и четкость приобрели особое значение. Таково веление времени546.
Рука невольно тянется к телефону. Связываюсь с флотами, с управлениями наркомата. Короткие разговоры сводятся к одному: больше оперативности, следить за каждым шагом противника, действовать решительно, не дожидаясь указки сверху. Утром контр-адмирал В.А. Алафузов сделал мне обстоятельный доклад о положении на флотах, всех распоряжениях, отданных им от имени наркома, и своих предположениях на будущее. Больше всего нас тревожили две опасности: высадка десанта и мощные налеты с воздуха на военно-морские базы.
Наркомат работал напряженно. Связь с флотами действовала бесперебойно».
От Либавы до Кронштадта шла война на воде, под водой и в воздухе. С кем бы ни приходилось говорить, первые дни войны все вспоминали с удивительными подробностями по часам и даже минутам. Да, такое не забывается!
Нетрудно представить себе состояние И.В. Сталина перед лицом грозных событий, которые, по его расчетам, должны были произойти гораздо позже, возможность которых теперь, в 1941 году, он упорно отрицал вплоть до самых последних дней.
Его состояние передалось тем, кто его окружал, и они не смогли взять в свои руки рычаги управления. Эти люди не умели самостоятельно действовать, а умели лишь выполнять волю Сталина, стоявшего над ними. Такова трагедия тех часов.
Около 10 часов утра 22 июня я поехал в Кремль. Решил лично доложить обстановку. Москва безмятежно отдыхала. Как всегда в выходные дни, в центре было малолюдно, редкие прохожие выглядели празднично. Лишь одиночные машины, проносившиеся на повышенной скорости, пугали пешеходов тревожными гудками.
Столица еще не знала, что на границах уже полыхает пожар войны и передовые части ведут тяжкие бои, пытаясь задержать врага.
В Кремле все выглядело как в обычный выходной день. Часовой у Боровицких ворот, подтянутый и щеголеватый, взял под козырек и, как всегда, заглянул в машину. Немного сбавив скорость, мы въехали в Кремль. Я внимательно смотрел по сторонам — ничто не говорило о тревоге. Встречная машина, поравнявшись с нашей, как было принято, остановилась, уступая дорогу. Кругом было тихо и пустынно.
«Наверное, руководство собралось где-то в другом месте, — решил я. — Но почему до сих пор официально не объявлено о войне?»
Не застав никого в Кремле, вернулся в наркомат.
— Кто-нибудь звонил? — был мой первый вопрос.
— Нет, никто не звонил547.
В 12 часов партия и Советское правительство обратились к народу с заявлением о нападении фашистской Германии»548.
Оставив в стороне оценку «дополнений», сделанных уже после смерти маршала и адмирала в вышеперечисленных фрагментах воспоминаний, следует обратить внимание на несоответствие со справочником «На приеме у Сталина» в части времени посещения Жукова и Кузнецова Кремля. Не в 4-30 Жуков с Тимошенко приехали в Кремль, а в 5-45 (и уехали в 8-30). «Всех» членов Политбюро тогда там не оказалось. В сталинском кабинете помимо него самого и Г.К. Жукова с С.К. Тимошенко находились В.М. Молотов, Л.П. Берия и Л.З. Мехлис. К 8-30 — времени выхода из сталинского кабинета наркома и НГШ — в кабинете находились Г.М. Маленков, А.И. Микоян, Л.М. Каганович, К.Е Ворошилов, А.Я. Вышинский (первый заместитель наркома иностранных дел) и Н.Г. Кузнецов549, зашедший в кабинет за 15 минут до этого:
«1. т. Молотов вход 5-45 м.
выход 12–05 м.
2. т. Берия вход 5-45 м.
выход 9-20 м.
3. т. Тимошенко вход 5-45 м.
выход 8-30 м.
4. т. Мехлис вход 5-45 м.
выход 8-30 м.
5. т. Жуков вход 5-45 м.
выход 8-30 м.
6. т. Маленков вход 7-30 м.
выход 9-20 м.
7. т. Микоян вход 7-55 м.
выход 9-30 м.
8. т. Каганович вход 8-00 м.
выход 9-35 м.
9. т. Ворошилов вход 8-00 м.
выход 10–15 м.
10. т. Вышинский вход 7-30 м.
выход 10–40 м.
11. т. Кузнецов вход 8—15 м.
выход 8-30 м.
…
14. т. Кузнецов вход 9-40 м.
выход 10–20 м.
…
24. т. Тимошенко вход 14–00 м.
выход 16–00 м.
25. т. Жуков вход 14–00 м.
выход 16–00 м.
26. т. Ватутин вход 14–00 м.
выход 16–00 м.
27. т. Кузнецов вход 15–20 м.
выход 15–45 м.
…
Последние вышли в 16–45 м.»550.
22-го июня Генеральным штабом была выпущена Оперативная сводка № 01 на 10.00. 22.6. 1941года (на документе отсутствует время его подписания), свидетельствующая о полной потери связи с войсками, растерянности и отсутствием понимания происходящего. Документ был по своей сути дезинформационным и предназначен для успокоения руководства страны: