Было жарко. Удушливый воздух наполнен дымом от многочисленных пожарищ. Горела подбитая техника, горели поля, горело небо в ярких всполохах трассирующих пуль, которыми поливали друг друга летающие монстры. Казалось, горит и святая земля, по которой приходилось отступать. Остатки двух застав — десятой и одиннадцатой поместились в одну машину. Начало темнеть. Летом ночь приходит быстро, промелькнула, вот тебе и рассвет. Аркадий жалел, что никак не пойдут дожди, кажется, немцы в дождливую погоду летать не будут, будет проще отбиваться от врага.
Он ехал с уцелевшими бойцами. Из комсостава в строю оказались двое — он, и командир отделения 11-й заставы, младший лейтенант Гиви Сванидзе, тот был тоже легко ранен, дважды, но терпел и оставался в строю. В небольшом молдавском городке (или большом селе) Мэрэндени их догнал приказ двигаться в обход Бельц к селу Бируинца, а оттуда, если никого в Бируинце не застанут, двигаться на Флорешты, именно там будут формироваться части охраны тыла Южного фронта. Опять пыль и жара. Жара и пыль.
Флорешты встретили Аркадия той же иссушающим пеклом, клубами застревающей на зубах пыли и очередным авианалетом. Не смотря на отчаянное сопротивление сталинских соколов, немецкая и румынская авиация действовала все наглее и решительнее. Казалось, что со второго числа вражеских самолетов стало больше в два-три раза! Почти под самыми Флорештами пара мессеров атаковала колонну пограничников. Аркадий успел дать команду «Воздух!» и быстро покинул машину. Наверное, им повезло — немцы уже возвращались из нашего тыла, патронов было, скорее всего, кот наплакал, так что обошлось несколькими очередями по кустам, да уничтоженной штабной легковушкой. Аркадий подбежал к горящей машине, в которой должен был ехать капитан Александр Липатов, на счастье, успевший её покинуть. Рядом с ним стоял еще один капитан, комендант первого пограничного участка Федор Михайлович Волков. Они с Липатовым были одногодками, одинаково выбритые, с одинаковыми «ворошиловскими» усиками, на первый взгляд — что два брата-близнеца. Аркадий доложился, неожиданно Липатов обнял его и произнес:
— Вижу, жив, молодец… Ничего мы только воевать начали, зададим еще врагу перцу.[12]
Потом подозвал молодого парня в форме с фотоаппаратом. Сфотографируйте нас, товарищ военкор. Парень, оказавшийся военным корреспондентом газеты «Наш пограничник» в просьбе капитану отказать не мог. Аркадий и оба коменданта устроились, лежа на траве, в метрах пяти от разбитой машины, которую бойцы успели уже потушить. Пока машину оттягивали с дороги, военкор расположил командиров в живописных (по его мнению) позах, сделал снимок, записал адреса полевой почты каждого. Отослать фотографию адресату каждый из военкоров считал своим долгом.
Что было самым сложным в самом начале боев для молодого политрука? Ходить в атаки? Отбивать рвущегося вперед врага? Вжавшись в землю пережидать артобстрелы и бомбежки? Это было сложно, но это было не самое сложное. Сложнее всего было смотреть людям в глаза. Сложнее всего отвечать на вопрос «Почему?». Почему мы отступаем? Почему немец и румын прёт вперед? Почему оставляем в Белоруссии и Прибалтике город за городом? Почему проворонили начало войны? Что делает Сталин? Как мы могли упустить врага, почему не нанесли удар первыми? Где наша разведка? Мы же все сообщали, почему нас никто не слышал? Эти вопросы бойцы задавали в лоб. И эти вопросы были самым сложным испытанием для Аркадия. Человеку, с которым ты идешь в атаку, с человеком, от которого зависит твоя жизнь в бою, врать, а тем более отделываться от него общими фразами не будешь. Отвечать надо честно и четко. А что отвечать? У кого спросить? Политуправлению сейчас не до тебя. Заявление Молотова — общие фразы, которые вызывают еще больше вопросов. И импровизировать надо очень осторожно, а то такое наговоришь, что потом тебя самого к стенке за ответы поставят. И все-таки не отвечать было нельзя.
Мы просто не успели… — он говорил так, понимая, что это единственно возможный вариант ответа. Мы готовились, но подготовить удар по врагу нужно время. Мы старались его выиграть, это самое время. Потому и был подписан пакт о ненападении. Враг напал, разорвав пакт, без предупреждения и объявления войны. Да, готовились бить врага на его земле. Только враг оказался коварнее и опаснее, чем мы ожидали. Теперь остается одно — бить врага, не пускать его на нашу землю, не отдавать врагу ни пяди. Биться так, как мы бились в самые первые дни. Тогда у врага быстро закончатся солдаты, и рваться вперед будет некому. Вот тогда мы и ударим!
Он так говорил, но у самого вопросы и сомнения оставались. И все, что он мог делать — это не давать сомнениям заползти в душу, овладеть собой, надо было оставаться уверенным в себе и в курсе партии, ведь он политрук, комсорг, значит, на него смотрят и на него равняются. И именно это было самым тяжелым грузом в первые дни войны.
Часть втораяТри сестры
Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава тов. Сталин поручили мне сделать следующее заявление.
Сегодня, 22 июня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий.
Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством… Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей.
Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне как Народному Комиссару Иностранных Дел заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы.
В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к Советскому правительству, что Германия совершила нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.
По поручению правительства Советского Союза я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы и поэтому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта.
Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось. Советским правительством дан нашим войскам приказ — отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины.
Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы.
Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наши доблестные армия и флот и смелые соколы советской авиации с честью выполнят долг перед родиной, перед советским народом и нанесут сокрушительный удар агрессору.
Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за родину, за честь, за свободу.
Правительство Советского Союза выражает твердую уверенность в том, что все население нашей страны, все рабочие, крестьяне и интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, своему труду. Весь наш народ теперь должен быть сплочен и един, как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего советского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом.
Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей советской большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя тов. Сталина.
Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
Глава седьмая. Винница тихо спала
22 июня 1941 года.
Винница тихо спала. Никто ведь войны не ожидал. Может быть, кто-то из военных и догадывался, знал что-то, чего не знали другие, но ведь «Правда» написала, что войны не будет, а кому верить, если не «Правде»? Да, рано утром бомбили Одессу и Жмеринку, рвались фашистские бомбы в Кишиневе и Минске, вражеские полчища рвались захватить Брест, Красная армия отступала, пограничники мужественно пытались остановить врага, но ни в Прибалтике, ни в Белоруссии, ни на Западной Украине, где немцы наносили главный удар, сделать этого не смогли. Война уже шла, но Ребекка Гольдберг еще спала, она была в Виннице, на заочной сессии в родном Винницком пединституте, доучивалась, а что делать? Не успела получить диплом в Одессе, решила закончить образование дальше в Виннице, а то учитель и без диплома о высшем образовании, как-то нехорошо. Остановилась она у родной тети по материнской линии, у тети Софы было двое детей, муж, а еще свекор и свекровь, оба престарелые люди, но что делать? Они жили в небольшой полуподвальной квартирке на Иерусалимке. Их домик был когда-то двухэтажным, но теперь этажей можно было считать что полтора и не более, так глубоко в землю ушла половина их первого этажа. Жили тесно, но дружно. Тетя Софа тоже была учительницей, так что с ней Рива быстро нашла общий язык, муж тети Софы, Яков Меерович, работал в бухгалтерии горисполкома, считался ответственным работником, но при этом большая ответственность и еще больше совесть не позволяли ему занять квартиру комфортнее. Яков был одним из старых п