– Ну что, дальше? – спросил Михаил. – К Роману Петровичу?
– Это второй алкоголик? У него в комнате так же, как у первого? – спросил следователь.
– Нет-нет, у него относительно чисто, – торопливо заверил его Михаил. – Не так опустился, как Иван Вадимыч.
– Тогда ведите, – сказал Скрынников, вставая.
Он пропустил Михаила вперед, и тот зашагал по коридору, по пути щелкая выключателями.
Глава девятая,
в которой Скрынников и Михаил продолжают опрос свидетелей, а читатель узнает о быте и жизненных ценностях «старшей по квартире» Валентины Афанасьевны, логопеда Анны и вахтовика Василия.
Дверь Романа Петровича была заперта, на стук он не ответил.
– Ушел, черт, – сказал Михаил. – Или закрылся и спит.
– Давайте тогда к Валентине Афанасьевне, – сказал следователь. Михаил внутренне восхитился, как Игорь с первого раза запомнил весь набор имен обитателей десятикомнатной коммуналки. – Вы, кстати, не обязаны со мной ходить, – продолжил Игорь Вячеславович. – Опрос затянулся, а у вас, наверное, дела.
Михаил невнятно промычал – признаться, что ему любопытно расследование, было стыдно, а объяснения с ходу он не придумал. Поэтому он сделал вид, что не услышал последних слов следователя, шагнул к двери Валентины Афанасьевны и толкнул ее.
Они вошли в типичную «бабушкину комнату». Поверх серого ковролина тут и там – коврики, цветы в горшках, диван с брошенным вязанием, старая мебель вперемешку с новой, фотографии на стенах, стол с клеенкой и четырьмя салфетками, на которых стояли чайные чашки. Здесь не было неврозного порядка, как в комнате Нателлы.
– Проходите, проходите, – Валентина Афанасьевна поднялась с кресла и выключила телевизор. Пульт она положила на подлокотник поверх газеты с программой передач. От этого жеста веяло таким уютом, что напряженные плечи Михаила опустились сами собой. Он заметил, что Скрынников тоже выдохнул. В этой комнате все было просто, благополучно.
Михаил крутил в голове слово «обычно», пока Валентина Афанасьевна суетилась, наливала чай и подкладывала конфеты в вазочку.
– Вообще-то нам не положено, – сказал Игорь Вячеславович и сел за стол.
– Ох, извините, не знала, я же от души, – пробормотала старушка растерянно. – Сейчас уберу. – Она протянула руки к чашке и вазочке, но следователь жестом остановил ее. Лицо у него смягчилось.
– Не надо, давайте чаю, уже четыре часа говорим без перерыва, да, Михаил?
Следователь внезапно подмигнул Михаилу, как подмигнул бы ребенку, вовлекая его в свою игру.
Старушка успокоилась и села, подвинула Михаилу чашку и поставила вазочку с конфетами ближе к гостям. Скрынников быстро съел шоколадную конфету и залпом выпил чай, потом отодвинул в сторону салфетку и достал из своей папки бумагу и ручку. Валентина Афанасьевна убрала чашку и вытянулась в струнку, сложив руки на столе и внимательно глядя на следователя. Для встречи она приоделась в юбку и пиджак, хотя дома обычно носила велюровый спортивный костюм. Сам костюм Михаил заметил сложенным на спинке дивана. Михаил подвинул к себе салфетку и конфеты, пил чай и ел сладости не торопясь – почувствовал, как опросы вымотали его.
– Валентина Афанасьевна, мы выяснили, когда примерно была убита женщина, которую нашли в перекрытиях.
Она ответила долгим удивленным взглядом. Скрынников секунду понаблюдал за ее реакцией, потом рассказал подробно, что за женщина, как погибла, примерный год смерти. Валентина Афанасьевна слушала внимательно, не перебивая, по глазам было видно – вспоминала. И когда в его речи наступила короткая пауза, сказала:
– Была такая женщина. Приходила к Ване. Рома – у того новая каждую неделю, а у этого – одна, долго. Знаете, такая, с характером, видно, что умная, да жизнь не сложилась.
– Имя помните? – спросил Скрынников.
– Имени не знаю, ни разу не слышала. Иван тогда уже пил крепко, общаться мы перестали. Я ее почему запомнила: на кухне мы встречались, говорили, приятная такая. Красавица, наверное, в молодости была. На меня мужчины никогда не смотрели, а от нее – прям глаз не отрывали. Одевалась всегда нарядно. Вы у Ивана-то спросите, он скажет и как зовут, и другое.
– Спросим, – кивнул Скрынников.
Валентина Афанасьевна подняла на него глаза.
– Подождите… там что, она? В перекрытиях?
Старушка растерянно переводила изумленный взгляд со следователя на Михаила. Михаил уставился в свою чашку.
– Мы не знаем, – сказал Игорь Вячеславович. – Как раз сейчас устанавливаем личность убитой.
– Ее убили?!
Старушка заволновалась, встала со стула и начала нервно прибираться на столе.
– Как же так… как же тут дальше жить.
– Вы не волнуйтесь, дело это давнее, вам ничего не грозит, – спокойно сказал Скрынников, и Валентина Афанасьевна поставила на место чашки и опустилась на стул.
– Мы пытаемся понять, в какой момент в комнату Нателлы Валерьевны подкинули тело.
Валентина Афанасьевна задумалась, глядя в свою чашку.
– Когда закрывали дыру. Ваня, наверное, с рабочими сговорился.
– Не спешите обвинять соседа. Нателла Валерьевна не могла не заметить труп, ведь доски клали при ней, – ответил следователь.
– Ее же не было, – сказала Валентина Афанасьевна и поджала губы, словно слова вырвались без ее воли.
Она заморгала и стала переводить взгляд с агента на следователя.
– Она сама сказала. Когда стелили доски, никакого трупа, по ее словам, в перекрытиях не было, – сказал Скрынников. – Получается, труп подкинули позже, но она утверждает, что пол больше не вскрывали.
– Так не было Нателлы Валерьевны! Она забыла, наверное! – воскликнула старушка, обрадовавшись, что может помочь. – Наточка была на даче, как всегда летом. А ключ оставляла у меня.
– Сейчас не оставляет? – улыбнулся Скрынников.
– Сейчас нет, всех ненавидит. Она ж того. Ну и девочка теперь с ней, – спокойно пояснила Валентина Афанасьевна, постучав пальцем по лбу. – В общем, она и правда приезжала, но раньше, когда варили балки. Назначили день сварки, время, она к нему приехала. И она была, и я была, мы смотрели, как варят. А потом коммунальщики тянули с полом. Два раза назначали и не являлись, ну и Ната больше не возвращалась.
– Получается, кто открыл дверь коммунальщикам? – спросил Скрынников.
– Они назначили утром на девять. Я и открыла. Материалы занесли. Смотрю – ребята вроде приличные. Отдала им ключ и сказала положить в тумбочку Наточки, мы там оставляли ключи друг другу.
– Все жители знали, что там ключи?
– Знали, – пожала плечами Валентина Афанасьевна. – Брать тогда у нас было нечего. Да и сейчас, как видите, не особо. – Валентина широким жестом обвела комнату.
– У Нателлы Валерьевны был еще ключ?
– Конечно был. Один у нее, второй – у меня.
– Значит, момент укладки пола никто не видел, – задумчиво сказал Скрынников
– За всех не скажу, но я была на работе, Нателла на даче.
– Вы жили одна тогда? – спросил Скрынников.
– С мужем, Федей. Он на завод раньше меня уезжал, к восьми.
– А что ключ? Вечером был на месте? – спросил Скрынников.
– Да, как им и сказала. Я еще открыла дверь, зашла, посмотрела – сделали хорошо, на совесть.
– Ничего необычного в тот день не было? Какие-то подозрительные люди?
– Ох, хороший мой. Кабы такое помнить. – Старушка улыбнулась, вспоминая былые дни, и от улыбки ее сосредоточенное, встревоженное лицо смягчилось. Но она снова нахмурилась, и на переносице появились две глубокие борозды. – Так что получается, это Иван ее убил и спрятал?
– Пока не установили личность погибшей, ничего не можем утверждать, – ровным голосом ответил Скрынников.
– Разве нельзя сделать этот… ДНК, чтобы узнать, что за женщина? – спросила Валентина Афанасьевна.
– По ДНК только в кино быстро находят, – улыбнулся Скрынников. – А на деле нужна огромная база людей, которые сдали бы ДНК добровольно. И у нас квоты на анализы, делаем только в отдельных случаях.
Он достал и положил на стол фото ножа. В уютной комнате фото смотрелось особенно агрессивно. Валентина Афанасьевна отшатнулась.
– Что это?
– Орудие убийства. Оно вам знакомо? Необычный нож, – сказал Скрынников.
Валентина Афанасьевна долго и внимательно рассматривала фото, но в руки его не взяла.
– Нет, не помню такого. Сколько лет уже прошло, мало ли какие ножи были на кухне.
– Но тем не менее историю с полами запомнили вплоть до времени, когда приходили рабочие, – улыбнулся Скрынников. Он внимательно наблюдал за ее реакцией, и Михаил испугался, что он подозревает ее.
– Потому и запомнила, что много раз переносили, и потому, что ремонт за счет города.
– Может, и число помните?
– Число? – старушка задумалась. – Вот число не вспомню. Помню, что отпросилась с работы на два часа, чтобы встретить. А потом побежала в больницу, медсестрой в детской больничке работала.
Валентина Афанасьевна ткнула пальцем в сторону больницы Раухфуса. Михаил жил в паре сотен метров от этой больницы, и каждая из дочек по разу там лежала: Соня с подозрением на перелом носа, Маша – с отитом. И старушка стала ему еще милее.
Из прихожей раздался звук открывающейся двери и возни – кто-то одевался и обувался. Два голоса шепотом пререкались. Потом захлопнулась дверь в комнату.
– Михаил, посмотрите, не наш ли это Роман Петрович, – попросил Скрынников.
Михаил поднялся и вышел в прихожую, застав только захлопывающуюся входную дверь, она отсекла свет из парадной, наступила темнота. Михаил на ощупь дошел до двери, распахнул ее и выглянул в подъезд. Кто-то торопился, бежал вниз.
– Роман Петрович, это вы? Не уходите, с вами хотят поговорить, – крикнул Михаил в улитку перил.
Но звук сбегающих шагов стих, и Михаил ни с чем вернулся в прихожую и включил свет. Он подергал дверь Романа Петровича – заперто, и вернулся в комнату Валентины Афанасьевны, где Скрынников уже заканчивал разговор и задавал короткие вопросы для протокола. Поставили подписи.