Костя заказал еще шампанского, потом извинился, встал и отошел к барной стойке. Лена слышала, как он вполголоса спросил у бармена, где находится туалет, а потом направился в сторону, в которую указал бармен. Не дожидаясь, пока Костя исчезнет из виду, Лена схватила его телефон и, краем глаза видя, как за ней наблюдает их официант, разблокировала и принялась копаться в книге контактов. Контакт «Папа» она нашла сразу же по поиску, он был написан на русском. Большинство имен, даже немецких, тоже были вбиты на русском. Костя тоже так себе интегрировался. Она сфотографировала номер отца и положила телефон Кости на место экраном вниз. Потом торопливо протянула руку, выключила телефон и уткнулась в свой как раз в момент, когда Костя вышел из туалета. Он сел на свое место и положил руку на руку Лены. Краем глаза Лена заметила, как наблюдавший за ней официант отвернулся, прикрывая рот. Будет что рассказать коллегам сегодня.
Костя переставил пластинку в начало мелодии и заговорил о районе, в котором находится его квартира. Лена кивала и расспрашивала, куда можно сходить в городе и чем он занимается помимо работы. Было любопытно достроить полный портрет. Помимо работы Костик ходил в спортзал и играл на приставке. Через полчаса она попрощалась и быстро ушла, сославшись на то, что пора забирать дочек. Дочек и правда пора было забирать, потому что свекровь уже написала два сообщения. Костя c нескрываемой досадой и недоумением помог ей надеть пальто и проводил до выхода.
Но по дороге Лена передумала. Написала мужу, чтобы он забрал девочек, а сама направилась домой. Закрыв за собой дверь квартиры, набрала номер Николая Майера. Он долго не брал трубку, и она успела приземлиться на диван в гостиной. Рука с телефоном дрожала. Николай поднял трубку на двенадцатом гудке.
– Да?
– Здравствуйте, Николай. Это Лена, дочка Любы Афанасьевой.
Он помолчал.
– Здравствуй, Леночка.
Голос у него был старческий, усталый, больной. В трубке был слышен шум улицы, ветер, голоса и проезжающие машины. Хорошо, скорее всего, вездесущей жены нет рядом.
– Николай, скажите, мама с вами, в Германии? – спросила Лена.
В такси ей впервые пришла в голову дикая мысль, что мать с ним, что он уговорил ее тогда уехать с собой, как-то помог деньгами и визой. Может, мать жила в Германии в качестве любовницы. Может, она до сих пор там, осталась нелегально и сейчас ведет жизнь бедной пенсионерки.
– Ну что ты, Леночка, – ответил он, – что ты.
– Я знаю, что вы приезжали в двухтысячном. И что встречались с ней.
– А что случилось? Где мама? – спросил он.
Лена смешалась от его вопроса, в ее понимании все знали, что случилось.
– Она пропала без вести в конце августа того года, – сказала она. – Вы не знали?
Он молчал и дышал в трубку несколько секунд. Лене очень хотелось увидеть его лицо.
– Надо же, как все вышло. Я был в Казахстане в пятнадцатом. Заходил к твоей тете…
– Она к тому времени уехала, – закончила фразу Лена.
– Из деревни тоже все разъехались, – продолжал Николай. – Даже спросить было не у кого.
– Если вам было интересно, почему не приехали в Петербург? – спросила Лена.
– Потому что твоя мать сказала больше не приезжать, – откровенно ответил Николай.
Лена внутренне вспыхнула, потому что именно так, такими словами, мама и разговаривала. Точно, без подтекста, без двойного смысла. В голове прозвучал голос матери:
– Больше не приезжай.
«Больше» – низко, тон постепенно повышается к концу фразы. Слова не дают надежды, что можно возразить или оспорить их. Можно только выполнить сказанное.
– Зачем вы вообще приезжали? – спросила Лена.
– Ну как… Увидеться. Я тогда думал вернуться. В Казахстан возвращаться было некуда. Узнал от твоей тети, что Люба в Петербурге, приехал сюда, встретился с ней, искал работу.
– Костя сказал, не нашли?
– Не нашел. Потом закончились деньги. Я хотел вернуться в Германию, поднакопить и приехать снова.
Лена поняла, что чувствовала мать. С ее характером, ее прямотой и откровенностью она могла ожидать, что ее давний возлюбленный останется с ней здесь и сейчас, не вернется и не станет жить с женой, чтобы поднакопить деньжат и вернуться в статусе вечного любовника.
– Смелости вам не хватило, да? – спросила Лена собеседника.
– Ты по голосу – вылитая мама, – улыбнулся в трубку Николай Алексеевич. Лена снова внутренне вспыхнула, на этот раз от протеста. «Быть похожей на мать – никогда и ни за что!» – Есть такое, – признался он. – Надо было еще в Казахстане разводиться с женой. Прожил жизнь не с той женщиной.
Его слова показались Лене нарочитыми и поэтому – фальшивыми.
– Что ж в двухтысячном не остались? – спросила Лена.
– Размазня, – снова поразительно точно признался Николай. – Надо было оставаться, оставлять Костю, устраиваться, куда брали.
Лена напряженно думала. Николай, казалось, не врет, но за много лет он мог сам себе проговорить эту историю тысячу раз и сам же в нее поверить.
– Что она вам сказала? Где вы виделись в последний раз? – спросила она.
– Я пришел к ней на работу, – ответил Николай.
– Странно. Мне никто не говорил, что кто-то приходил к ней на работу, хотя мы много раз говорили с ее коллегами.
– Нас никто не видел. Она завела меня в какую-то каморку. Я сказал, что поеду в Германию и вернусь через полгода-год.
– А она?
– Люба ответила, чтобы не приезжал. Вот и все.
– И вы ушли?
– Что мне оставалось? Я, правда, тогда думал, что она размякнет, если я вернусь, согласится…
– Что вы ей предлагали-то? – насмешливо спросила Лена.
– Ну… – протянул Николай Алексеевич.
В его протяжном нуканье слышалось море неопределенности. Можно себе представить, как в конце месячных каникул эта его нерешительность бесила маму. Тут впору прибить его самого, а не наоборот. В целом все было понятно и с Николаем, и с его сынком – заграничным принцем и разочарованием в одном лице.
– Сказала, чтобы не приезжал, велела уходить, потому что с посторонними в театре строго. И я ушел.
– Когда вы улетели? – спросила Лена.
– На следующий день. Прямой перелет.
– Число помните? – допытывалась она.
– Число? – удивленно переспросил он. – Зачем тебе?
– Просто интересно, – ответила она.
– Подожди, дай вспомнить, – попросил он и замолчал.
«Взял паузу, чтобы соврать о дате или правда вспоминает?» – спросила себя Лена.
– Двадцать пятого августа, – наконец ответил Николай Алексеевич.
– Прям так запомнили? – съязвила Лена.
– Да, запомнил, – спокойно сказал он. – Это были единственные билеты на ближайшие дни, кто-то сдал, и мы сразу перекупили. День рождения Кати, моей жены.
Связь прервалась на последнем слове. Лена раздраженно отняла от уха трубку. Пришло смс, что закончились деньги, и Лена испытала давно забытое ощущение, как это бывает. С новыми тарифами и мессенджерами этого не случалось лет десять. Как только пришло сообщение, что деньги зачислены на счет, перезвонила. Николай взял трубку после первого гудка.
– Какой компанией летели? – без предисловий продолжала допрос Лена.
– «Аэрофлотом», – удивленно ответил Николай Алексеевич. – Зачем тебе это?
– На следующий день мама ушла на работу и больше не вернулась, – сказала Лена.
В разговоре снова наступила пауза.
– Как так? – тупо спросил Николай.
– Вот так.
– В милицию обращались?
– Конечно обращались. Ничего не нашли.
– Ох, Люба. – Лене показалось, что Николай Алексеевич всхлипнул. Она не сочувствовала ему, испытывала лишь тупое злорадство.
– Что она вам говорила? Как себя вела? Она говорила, что хочет… уйти? – решилась задать Лена мучающий ее вопрос.
Николай снова задумался и тяжело задышал.
– Ничего такого. Как всегда – веселая, насмешливая.
Лена телепортировалась на двадцать пять лет назад и смотрела, как мама дрожащими руками подливает себе портвейна в захватанную рюмку.
– Вы даже не заметили, что она спивалась?
Снова молчание и сопение.
– Разве? Но она же… улыбалась. Говорила, что ты поступила в институт.
– Так и было.
– И работа у нее тоже была.
– Не самый вы наблюдательный мужчина, короче. Как и ваш сынок, – перебила его Лена.
– Так Костя к тебе приехал? – изумился Николай Алексеевич.
Изумление его было вполне искренним, но говорить Лена больше не могла. Она сбросила звонок и несколько минут сидела на диване, глядя в свое отражение в телевизоре. В нем отражался ее силуэт, диван и три репродукции Ротко на противоположной стене. Лена по очереди рассмотрела их отражение в телевизоре, и, как завещал художник, ей захотелось плакать, но не из-за самих картин. Она набрала номер Скрынникова и, когда он ответил, коротко и четко рассказала ему все, что узнала.
– У вас есть подозрения, что Николай Алексеевич убил вашу маму?
– Нет, – ответила Лена, подумав. – Но он был здесь, когда она ушла и не вернулась. Вернее, сказал, что уехал днем накануне.
– Вы видели вашу маму именно утром двадцать шестого, верно я помню?
– Верно, – ответила Лена, удивившись памяти следователя. – Можно проверить, на самом ли деле он улетел двадцать пятого самолетом «Аэрофлота» прямым рейсом в Германию?
– Даже не знаю, впервые с таким сталкиваюсь. Очень много лет прошло. Авиакомпании обязаны хранить информацию год. Но сделаю запрос, посмотрим, может, в Пулково хранятся документы. Он не говорил, в какой город был перелет?
– Нет, я не спросила, – досадуя на себя, ответила Лена.
– Ничего, вряд ли в Германию было много рейсов. Если остались документы – найдем. Спасибо, что сообщили.
Он не спросил, почему Лена не рассказала раньше и как обо всем узнала. Просто поблагодарил и попросил прислать полное имя Майера и его номер телефона. Закончив разговор, Лена выслала то и другое.
Глава восемнадцатая,
в которой Вероника Вадимовна рассказывает о брате и о том, что происходило в квартире на 5-й Советской в двухтысячном году.