– Ну, смотрите. К мужу Валентины Афанасьевны в двухтысячном приехала сестра и потребовала разделить комнату, которая досталась им от матери. Валентина Афанасьевна утверждает, что убил ее муж, но Игорь Вячеславович думает, что она сама. Потом они расспросили Ивана Вадимовича, как спрятать труп в полиэтилене, чтобы не было запаха.
– А Ивану Вадимовичу откуда знать? – удивился Паша.
– Учителем химии он был, – ответил за Мишу Роман Петрович. – До того, как спился.
Раздались удивленные возгласы.
– Труп обложили квасцами и солью, замотали в полиэтилен и спрятали под полом в комнате Нателлы Валерьевны, сами заделали пол. Это было несложно, потому что у Валентины был ключ от комнаты Нателлы. Подкинули нож самой Нателлы Валерьевны, чтобы, если обнаружат, подозревали ее.
– Почему не вывезли? – спросил Сухроб. – Тогда камер не было.
– Как труп-то везти, на такси? У них и машины не было, – возразила Нателла Валерьевна.
– Они сами объявили сестру пропавшей без вести, а когда вышел пятилетний срок, получили свидетельство о смерти и оформили долю на единственного наследника, мужа Валентины Афанасьевны. А после его смерти комната полностью перешла к ней.
– Так она и мужа своего, может, того? – Паша резанул себе ладонью по горлу.
– Может быть! – согласился Михаил. – Он умер во сне, вскрытие не проводили.
– Зачем убивать Ивана Вадимовича? – спросила Варя.
– Когда труп нашли, он понял, кто убийца, – продолжил Михаил.
– Чего не сказал-то?! Пожил бы еще, – с заметным сожалением вздохнула Анна-логопед.
– Он думал, что мертвая женщина – его тогдашняя подруга, и не сказал, чтобы не обвинили его. Но это оказалась другая женщина, – ответил агент. – Может быть, он говорил об этом с Валентиной Афанасьевной. И она устранила единственного свидетеля с помощью технического спирта, которым Паша протирает свои фигурки. Помните день накануне смерти Ивана Вадимовича? И мнимый цистит. Ей нужно было незаметно взять спирт у Паши, перелить в бутылку и вернуть на место.
– А моя комната у туалета, поэтому она и устроила в нем наблюдательный пункт, – добавил Паша.
– Но оказалось, что накануне спирт брала Анна, чтобы оттереть брызги старой краски со своего шкафа, поэтому на бутылке были ее отпечатки. И отпечатки Паши, – продолжил Михаил.
– Так и как узнали-то, что это Валентина Афанасьевна? – спросила Варя.
– Скрынников догадался по выпискам владельцев на двухтысячный. В ходе допроса она созналась, потом следственный эксперимент, – сказал Михаил. – У милиции такие вопросы, где-нибудь да посыплешься. В первом убийстве она признала пособничество в сокрытии, но там уже вышел срок давности.
– Хоть за дядю сядет, – сказал Саша.
– Следователь сказал, что много ей не дадут. Еще выйдет и на воле поживет.
– Боже упаси! – воскликнула логопед.
Все замолчали, обдумывая скорое освобождение убийцы своей золовки и соседа.
– Все-таки пидараска она, эта Валька, – проскрипела Нателла Валерьевна.
Сашу это насмешило, и он загоготал, в то время как остальные шикали на соседку.
– Она что, завтра будет на сделке? – спросил Сухроб.
– Нет, не беспокойтесь, – ответил Миша. – Мы с нотариусом выедем к ней в СИЗО и там все оформим.
– Она даже новую квартиру сможет купить? – изумилась Варя.
– Да. И заедет в нее, когда освободится, – подтвердил Михаил.
– Михал Сергеич, я смогу в квартире еще пару недель пожить? В новой надо обои переклеить, – сменила тему Варя.
И они снова погрузились в сроки, ремонты, передачу собственности, в общем, долгожданный разъезд. Закончили быстро и на веселой ноте. Варя предложила выпить шампанского, но старшая часть жильцов отказалась, мотивируя тем, что преждевременным празднованием можно сглазить сделку. Они ушли из кухни, оставив молодежь, к которой себя причислил и Михаил. Отличное настроение прямо-таки бурлило в нем.
– А я бы выпил! – сказал он.
Варя убежала к себе за шампанским. Паша засуетился в поисках посуды. Кроме них и Миши, выпить остались Саша, Сухроб и его скромная жена.
Через полчаса, когда они, выпив по бокалу (а все еще беременная Зухра только понюхала шампанское), собрались расходиться, Мише позвонил Скрынников.
– Михаил, вы, случайно, не на 5-й Советской? – спросил он.
– Да, здесь, – ответил Михаил.
Скоро звук шагов Скрынникова раздался в коридоре. Он появился в кухне – счастливый, одетый в зеленый спортивный костюм с дутой жилеткой поверх. Лицо и руки загорели до коричневого цвета.
– О, Игорь Вячеславович, вы сегодня не по форме! – воскликнула пьяненьким голосом Варя.
– Не совсем, – весело ответил Скрынников.
Он повернулся к ним спиной и продемонстрировал надпись на жилетке: «Следственный комитет».
– Павел Антонович, я к вам. – Игорь достал из ниоткуда свою черную папку и открыл замок. – На одной бумаженции подпись забыли поставить. Мне надо бумаги коллегам передать.
Он достал нужный бланк, ручку, положил бланк поверх папки на стол и протянул ручку Паше. Паша склонился над бумагой.
– Что тут? – спросил он.
– Не торопитесь, почитайте, есть несколько минут, – ответил Скрынников.
– А вы в отпуск успели, да? – кокетничала Варя.
– Да! Видите, какой загар. С аквалангом научился погружаться.
Он посмотрел на Михаила, словно хотел что-то сказать.
– Как там Валентина Афанасьевна? – подала голос Зухра.
– О, у нее все прекрасно! Пользуется полнейшим сочувствием сокамерниц и адвоката. Отмазалась от первого убийства. Не удивлюсь, если получит пятерку, а потом досрочное. Ну да ладно.
Паша протянул Скрынникову подписанную бумагу, тот спрятал ее в папку.
– Спасибо за сотрудничество, – сказал Скрынников. Он пожал руки по очереди всем мужчинам. – Михаил, можно вас на минуту?
– Конечно, – ответил Миша.
В прихожей следователь снова ловко открыл свою папку и вынул оттуда почтовый конверт.
– Вот. – Он протянул конверт Мише. – Ваша жена забыла фотографии своей мамы у меня в кабинете. Она говорила, что у нее почти ничего не сохранилось. Расследовать уже никто не будет, так что передаю их вам.
– Спасибо, – сказал Михаил.
– И лично вас еще раз благодарю за помощь, – сказал следователь.
Миша смешался, но ситуацию спасли дочки, услышавшие голос отца. Они вышли из комнаты Нателлы. Маша держала на руках Марфу.
– Папа, давай заведем такую дома! – сказала она.
– Взяли с собой на работу? – спросил Скрынников.
– Да. Соня и Маша, – ответил Михаил.
– Здравствуйте, – сказала Соня.
Скрынников склонился над девочками с высоты своего роста и сказал им что-то смешное, девчонки хихикали.
– Спасибо вам, – сказал Михаил на прощание.
На улице снова шел снег, не таял. Похоже, наступила настоящая зима. Миша позвонил жене, но Лена не взяла трубку.
– Мама еще на концерте, – сказал он дочкам. – На площадку пойдем?
Предложение было принято с энтузиазмом. Они бодро шагали до площадки, и к Михаилу возвращалось потерянное за последние дни чувство равновесия, правильности, приятной предсказуемости мира.
Глава двадцать первая,
в которой Лена приходит в согласие с самой собой.
После концерта Лена решила прогуляться до дома пешком. Она проводила детей, попрощалась с их родителями и подкрашивалась у зеркала в кабинете. Лена разглядывала себя – нет привычных мешков под глазами, кожа натянутая и светится, румянец трогает переносицу. Так всегда после спектакля или концерта, которые она ставила. Душевный подъем и радость. Значит, она на своем месте. Попеременно с волнением в груди колыхалась серыми волнами тревога – из-за результата теста, из-за того, что постоянно в последний месяц в ее памяти возникала мать. Она виделась короткими вспышками – поворот головы, ее рука ставит пустую рюмку на стол, мама наклоняется и смотрит под помост на Первое мая, ищет Лену. От флешбэков перехватывало дыхание. Тест она носила с собой в сумке. Выбросить его не поднималась рука.
Лена села за свой стол и достала конверт с результатом. Вынула лист, прочитала. Она проделывала это по нескольку раз в день. Экспертное заключение… Информационный ДНК-тест… Возможность родства невозможна… невозможна… невозможна… невозможна…
Одним движением Лена смяла бумагу и конверт, потом распрямила и разорвала на несколько частей. Выбросила все в мусорный контейнер в коридоре, чтобы не было соблазна достать из своего ведра под столом. Она вернулась к зеркалу и продолжила подкрашиваться. Хотела выглядеть перед дочками красиво. К тяжелым мыслям о матери добавлялись будничные, простые и понятные, которые разбавляли и волнение, и тяжесть, лезли из всех щелей, мелкие, как муравьи. Зимние сапоги девочкам, замена плитки в ванной, заскочить за сывороткой в «Стокманн». Лена пыталась сосредоточиться на более важных темах, но мысли через минуту слетали на сапоги, плитку, вытяжки, выезд на экотропу, пока не лег снег. И Мише, кстати, тоже нужны зимние ботинки.
Мысли о муже приземлили Лену. Она услышала, как тикают часы и шумят машины за окном. За стеной шел урок игры на гитаре. Скучная реальность без любовников и «вояж-вояжей». В это время позвонил сам Миша. На экране возникло его фото: улыбается на фоне пальмы, растущей из головы. И от вида его улыбки (муж строил глупую гримасу в камеру), от щетины и едва заметного мокрого ворота футболки Лена окончательно вернулась в реальность. Она смотрела на его фото, пока телефон не перестал звонить. Перезванивать не стала – если нужно, муж напишет сообщение.
На улице было холодно и людно. Лена направилась в Некрасовский сад. На площади перед БКЗ монтировали елку. В грузовике подвезли искусственные елочные лапы и железный ствол. Пошел снег. Лена словно примерзла к асфальту и наблюдала за рабочими, монтирующими первую ступень ствола. Рабочие заметили ее и оглядывались. Лена двинулась мимо них к парку. Она достала телефон и набрала тетю.
– Леночка, привет. Как вы там? Чего не перезванивала? – раздался ее встревоженный голос в трубке. В трубке раздавался звук телевизора и голос дяди, который задавал тот же самый вопрос.