– Нателлу чуть не увезли в отделение, но оставили под подписку о невыезде, – он рассказывал историю кусками, и кусками она складывалась в голове Лены.
– Ты что, думаешь, это она? – спросила Лена.
– Да фиг ее знает, что там им в голову приходит при обострении, – подумав, ответил Миша. – Странно, что труп именно в ее комнате. Она ж никого к себе не пускает.
– Может, раньше пускала, – предположила Лена. – Или труп уже лет пятьдесят лежит?
– Может быть, – согласился Миша. – Врачи скорой сказали, что не меньше десяти лет, а точно скажут судмедэксперты.
– Ого! А с блокады не может лежать? – спросила Лена.
– Не, полиэтилен молодой такой, современный, – отмел ее версию Михаил.
В восемь вечера детсадовская группа ватсапа булькнула сообщением, что завтра надо принести поделку из овощей. Из овощей дома была усохшая морковка, поэтому Лена спустилась в супермаркет у дома. Подбирая одинаковые маленькие картофелины для будущей многоножки, она поняла, что новость о трупе в перекрытиях выбила ее из равновесия, почему – не могла понять. Наверное, навалилась отложенная из-за появления Костика тревога по поводу мумии в коммуналке. Тем более его сообщение все еще ждало ответа. Она походила по магазину, закидывая тревогу покупками. Два батона, два десятка яиц, полпалки, нет, целая палка вареной колбасы, пельмени, пока есть скидка, несколько упаковок «Барни» по восемьдесят девять, тоже по скидке, обычно они по сто сорок. Девочки ели мишек пачками. Когда она вернулась, дочки были уже вымыты и высушены, наряжены в пижамы.
Многоножка из картошки делалась так: на деревянный шампур для шашлыка насаживались картофелины – сколько влезет, оставшийся хвост обрезался секатором. Потом из гвоздики делались глазки, красным фломастером рисовался рот, вместо носа можно воткнуть кусок спички.
– Назову ее Машей, – сказала Маша.
Потом понатыкали спичек-ножек так, чтобы Маша была устойчивой. Полюбовались, пофоткали, поставили Машу на тарелку ждать утра и путешествия в детский сад.
– Из говна и палок! – прошептал Миша, показывая на многоножку. Он сдерживал смех от придуманной шутки, и хорошо, что догадался прошептать, а то Машка эти «говно с палками» утащила бы рассказать в сад.
Старшей Соне книги уже не читали. Она читала сама, много и без разбора. Дочка поднялась на второй этаж кровати с книжкой.
– «Морская свинка Рози, или Тайна ветра», – прочитала название Лена. – Соняш, что за ужас?
– Это не ужас, это про морскую свинку, – ответила дочь. Она устроила себе гнездо из подушек, приготовила фонарик, чтобы читать, когда выключат свет. Под подушкой у нее были телефон и зарядка. И как только Маше почитают положенные полчаса и выключится свет, Соня дочитает главу о морской свинке и станет переписываться с подружками или играть в гонки, пока Лена или Миша не решат, что пора заканчивать. Тогда она немного погундит о свободе (где-то услышала), но сдаст без боя телефон, зарядку и фонарик. После этого Соня засыпала быстро, и у Лены и Миши начинались вечерние сорок минут на личную жизнь.
Миша заметно выдохся еще до укладывания. Еще бы – провести с трупом весь день.
– Перенервничал? – спросила Лена, когда они уселись на кухне с бокалами вина.
– Нет, – пожал плечами Миша. – С чего?
– Как бы труп. И сделка сорвалась, – напомнила Лена.
– Неприятно, но не смертельно, – пожал плечами Миша, словно произошедшее было ерундой. – Труп забрали. Яма эта пока открыта, но сказали, за сутки возьмут все материалы на исследование и можно будет закрывать. А потом и на сделку.
– А если убийца эта ваша сумасшедшая? – предположила Лена.
– Ничего страшного. Оформим сделку по доверенности на дочку, – мгновенно ответил Миша.
– Уже думал об этом?
– Угу.
В его словах не было эмоций, только голое стремление дойти до цели. Лене порой мерещились в Мише черты психопата.
– Как остальные соседи отреагировали? – спросила она.
– Чуть не убили меня, и знаешь почему?
– Потому что вскрыли полы? – предположила Лена.
– Да! И по фигу, что идея не моя, а покупателя. Сказали – пусть бы труп там и лежал, не их дело.
Лена рассмеялась.
– Непонятно, сколько займет расследование. – Миша сделал паузу и глотнул вина. – Не верится, что сделку отменили.
– Что покупатель сказал?
– Будет ждать, когда следователи закончат. Много времени занять не должно, я спрашивал. Но попросили пока не проводить сделку, чтобы жильцы не разъехались.
Лена встала и полезла в холодильник за сырным ассорти.
– Реставрацию печки придется отложить, – сказал ей в спину Миша с пронзительной тоской.
– Ничего, – утешила его Лена, отрывая полиэтилен, крепко приставший к сырному набору, – сам же говоришь, что даже если кого посадят – не проблема.
– Ну да. Но это время фиг знает сколько, – уныло отозвался муж так, что стало его жалко, как становилось жалко дочерей, когда их незаслуженно обижали.
Лена погладила его по руке.
– Далась тебе эта печка. Стояла сто лет крашеная, и еще год простоит.
– Ты не понимаешь, – возразил Миша.
Дальше он задвинул слышанный уже много раз монолог о красоте, скрытой под масляной краской памяти. Сегодня его речь, приправленная вином и дневным стрессом, звучала особенно забористо.
«Придурочный», – умиленно думала Лена, пробуя по очереди весь сыр из набора. Сыр оказался ужасным, съедобными были только орешки.
– У тебя как? – спросил Миша, когда закончил речь о печке.
Первым порывом Лены было показать сообщение от первой любви, но рассказ о Костике не имел смысла без пестрой картины их с мамой жизни, о которой она мало что говорила мужу.
– Нормально все. Загрузили фургон для праздника бабушек.
– Опять сама все таскала?
– Водитель помог.
Ночью ей не спалось несмотря на выпитые три таблетки мелатонина. Она перечитывала переписку с Костиком и порывалась то ответить, то удалить ее, но все же написала:
«Мама пропала, когда мне было шестнадцать».
Глава пятая,
в которой читатель знакомится с тетей Светой и ее семьей, а также погружается в кочевую жизнь Лены и ее матери.
После исчезновения матери Лена подала заявление, выждав положенные в то время три дня, но никто из милиции с ней не связался и не пришел, чтобы задать вопросы. Мать растворилась в сером питерском августе, и никто, кроме Лены и сестры Светланы, о ней не вспоминал.
Чаглинская история закончилась стремительно и пугающе. В воскресенье под конец лета Лена с мамой пошли в магазин. В ароматном хлебном отделе они встретили папу Костика, дядю Колю – высокого, красивого. Даже в выходные он носил костюм. Он погладил Лену по голове, весело поговорил с мамой, она улыбалась в ответ. Дядя Коля помог донести авоськи до подъезда.
Тем же вечером в дверь постучала его жена. Она не зашла в квартиру, а с площадки кричала маме оскорбления. Лена пряталась у мамы за спиной, но видела, что та крепко держит за руку красного упирающегося Костика.
– У него ребенок, а ты… – орала она.
Костик с ненавистью смотрел на Лену. Она запомнила его взгляд и больше не ждала его во дворе.
Скоро наступила осень, Костик начал ходить в школу, а Лена – в старшую группу сада. По утрам, чтобы не сталкиваться с ним и его матерью, мама вела Лену в сад длинным путем через гаражи.
В октябре, в ночь перед днем рождения Лены, они проснулись от грохота и звона – в их в окно на втором этаже кинули камень. Через неделю они собрали вещи и переехали в город к тете. Повзрослев, Лена поняла, что камень в окно был финалом в череде испытаний, через которые мама прошла, полюбив женатого мужчину при должности. Одно время она даже жалела, что с мамой так обошлись.
У тети Светы они прожили месяц. В трехкомнатной квартире им выделили целую комнату, и, хотя сестер-подростков это стесняло, они ласково обращались с Леной, таскали мамину косметику и выпрашивали поносить ее одежду. В теткином доме Лене было спокойно. Здесь все было на своих местах, обычно, как у всех. Муж тети, дядя Слава, работал водителем автобуса и можно было бесплатно покататься вместе с ним по городу, который после Чаглинки казался огромным. Тетя была поваром в детском саду – простая, скромная женщина, непохожая на маму ни внешне, ни характером.
– В кого ты у нас такая уродилась, – пеняла она сестре вечером на кухне, чего никому не положено было слышать, но Лена ждала маму в кровати и прислушивалась к разговорам.
Месяц мама искала работу, но все ей не нравилось, все было не так – об этом тетя рассказывала на кухне, когда готовила вечерами настоящую, вкусную еду, а не суп из пакетика. Лена любила сидеть и смотреть, как она крутится между столом, холодильником, шкафами и плитой.
– С такими запросами никуда не устроишься, – говорила тетка и натирала морковку на терке. – И ведь какое хорошее место – в общаге помощница завхоза! Всегда при продуктах, при постельном! И сама бы жила, и Ленке помогла. – Тетка злилась и вымещала злость на несчастной моркови, дробила ее о тупую терку. – Ребенок болтается! Только в сад устроит – и снова срывает! А ей в школу через год!
Мама отвергала все места, куда ее пытались устроить по блату: помощника завхоза в общаге, сметчицы на теплостанции, методистки в библиотеке. В конце концов все места по знакомству закончились, и мама пошла по отделам кадров. Лена думала, что она занимается «отделкой дров», и утренние сборы и вечерние возвращения воспринимала как мамину работу, пока тетка, раздраженно рубившая кости для супа, не открыла ей глаза.
– По отделам-то кадров не больно находишься. Самые места – только по блату и дают. А так – что там… Жили бы в Чаглинке при квартире, при работе, так нет же…
Именно тетя Света нашла для мамы теплое место в деревне в получасе езды от собственного дома, и поэтому злилась вдвое больше. Она с силой замахивалась и опускала нож на ни в чем не повинное говяжье ребро, оно трескалось, и осколки кости разлетались по столу.