– Все. Я готов, – на всякий случай оглядевшись на предмет непорядка, я закрыл дверь и повернулся к силовикам.
Николай достал из висящей на боку планшетки лист и, взглянув на него, произнес: «Пункт первый, паспортный стол»…
Я сидел, мрачно уставившись на шапку документа. «Комитет радиоинформации при Совете Министров СССР», не хухры-мухры. Чуть ниже тоже неплохое название – «Отдел защиты государственной тайны». Я вздохнул и пододвинул к себе еще один листок. «Указ Президиума Верховного Совета СССР от 9 июня 1947 года», с заголовком «Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержащих государственную тайну». Я внимательно прочитал – если просто потреплю языком, то от 8 до 12 лет лагерей. А если документы потеряю – то всего от 4 до 6. Прям интересно, отчего такой дисбаланс? Хотя вот, написано дальше – если последствия будут тяжкими, то от 6 до 10. В общем, болтать языком невыгодно, как ни крути. Подтянув к себе указ, я открыл своему взору еще пару книжечек. «Перечень сведений, составляющих государственную тайну» и «Мероприятия по обеспечению сохранности государственной тайны». А нет, вот еще одна спряталась: «Мероприятия по учету средств радиоинформации».
Разложив все эти бумажки перед собой веером, я брал их по одной и перечитывал, пытаясь найти в них скрытый смысл. Да, я сидел на расстоянии в несколько подписей от начавшегося так неожиданно нового этапа своей жизни.
Внезапно вчерашний лысый мужик оказался вовсе не сумасшедшим. Этот толстячок реально был начальником областного радиокомитета, который после моего легкомысленного согласия развил бурную деятельность, надавив на все педали и дернув за все рычаги, что у него были. Видимо, вопрос, стоящий перед ним, был очень важный, потому что бюрократическая машина неожиданно для меня быстро провернулась, выплюнув пачку касающихся меня приказов, распоряжений и указаний.
Согласно какому-то из них, Николаю и Василию выдали четкий приказ, следуя которому, они двинулись вместе со мной по заранее составленному кем-то списку учреждений. Ошарашенный скоростью, я даже не стал спрашивать, зачем нужно столько народу для такой работы. То ли для более качественного конвоя, то ли они только парой и работают…
Мы вваливались в организации, полностью игнорируя очереди, обеденные перерывы и прочие подобные мелочи. Кто-нибудь из моего сопровождения подходил к начальнику, показывал удостоверение, следом на стол ложился соответствующий документ. В ста процентах из ста вокруг меня образовывался водоворот людей, которые что-то делали, спрашивали и выдавали. Потом водоворот стихал, и мы ехали в следующее по списку место. За несколько часов я получил паспорт, открыл счет в «Гострудсберкассе», наконец-то официально устроился и тут же уволился из больницы. Благодаря медсестре слухи обо мне пошли самые страшные, потому что сотрудницы бухгалтерии вручали мне бумажный кулек с пирожками со слезами на глазах. Но мне нечем было их утешить, потому что и сам был не в курсе происходящего. А лыбящиеся эмгэбэшники отделывались от меня ничего не значащими фразами типа «когда надо, тогда узнаешь» и «не имеем приказа». И ведь даже пирожки, которые мы заточили на троих, не поколебали их решения оставить меня в неизвестности. Хорошо, что где-то после обеда список у них кончился, и мои сопровождающие сдали меня с рук на руки своему коллеге, начальнику того самого отдела по защите гостайны.
И вот, сейчас я сижу в самом центре города, на втором этаже почтамта на Советской площади, и размышляю, во что меня засосало. С одной стороны, я явно поднялся на пару ступенек в местной иерархии. Вон паспорт, сберкнижка, какие-то ордеры и расчеты ждут меня в папке с завязочками из шнурков. Там даже пара ключей на веревочке есть, только я в суматохе так и не понял, от чего они. С другой стороны, за так простому, ну хорошо, почти простому электрику не приделывают ракетный ускоритель в виде двух гэбэшных сотрудников, поэтому наверняка падать будет больно. Ладно, пока тюрьмой только стращают, но в нее не садят, поэтому прорвемся.
Я еще раз тщательно прочитал выданное и, вздохнув, начал вписывать свое имя и отчество в заранее оставленные поля. Только «обязательство о неразглашении» пришлось писать полностью собственноручно, наверное, для того чтобы больше проникся возлагаемой ответственностью.
– Ну что, просмотрел, наконец? – в комнату заглянул начальник секретки и, получив мой кивок, продолжил: – Ну, тогда пошли знакомиться.
Проследив, как я аккуратно собрал все бумаги в одну пачку, он одобрительно кивнул и повел меня по коридору, на полу которого когда-то был паркет. Сейчас узнаваемую елочку можно было разглядеть только по краям, середина же вся была вытоптана до гладкой канавки, на поверхности которой виднелись редкие пятна коричневой краски.
Вскоре мы зашли в комнату, посередине которой стоял здоровенный стол в окружении разнокалиберных стульев. Около окна стоял сердитый молодой парень и раздраженно дымил в форточку. Одно сидячее место было занято тем самым лысым толстяком, который что-то быстро писал на листочке.
– Алексей Павлович, принимайте пополнение! – мой сопровождающий быстро отобрал из пачки, которую я до сих пор держал в руках, листочки с моей подписью и тоже сел за стол.
Пожав плечами, я решил не отрываться от коллектива и занял за столом ближайшее к двери место.
– Сейчас-сейчас, одну минуточку! – попросил у меня извинения лысый и продолжил что-то писать. Он явно тут был главный, поэтому я молчаливо согласился. Перо легонько поскрипывало, парень дымил не переставая, в общем, делать было нечего, поэтому я стал осматривать помещение. Первый обзор не принес ничего примечательного: обычная комната, два окна с форточками, под ними батареи. Люстры нет, вместо нее сверху сиротливо на проводе свисает одинокая лампочка.
– Итак, Вячеслав Владимирович, я закончил, – голос Алексея Павловича заставил меня обратить на него внимание.
– Хоть мы уже и знакомы немного, но тем не менее представлюсь. Алексей Павлович Малеев, председатель областного комитета по радиовещанию.
– С Игорем Степановичем вы уже знакомы, – он кивнул на секретчика, – А вот с Андреем Леонидовичем Кандауровым еще нет.
Парень у окна посмотрел на меня, сердито буркнул «Привет» и зажег очередную папиросу. Такими темпами у него скоро из ушей никотин начнет капать.
– Прежде чем я вас введу в курс дела… – лысый повернулся к секретчику. – Все подписано?
– Да, ознакомлен, и подписи все на месте.
– Так вот, прежде чем расскажу, из-за чего такая суматоха, – Алексей снова повернулся ко мне и пододвинул листочек, – посмотрите, пожалуйста, этот документ.
Я взял предложенное. Постановление Совета Министров номер такой-то, от 49-го года. Про новые приемники, которые требуется выпускать только с диапазоном средних и длинных волн. Приемники назвать «Москвич» и «Салют». Или уже готовым присвоить такие названия – тут я не понял. Ну, вроде нормально все, никакого криминала.
– Ознакомился, – я вернул листик на стол и подтолкнул его назад.
– А теперь ответьте, пожалуйста, каковы, на ваш взгляд, причины подобного решения о диапазоне принимаемых волн? – Оп-па, а парень у окна подобрался, будто сейчас бросится на меня.
– Только средние и длинные… Никаких коротких диапазонов… – я начал делать вид, что размышляю. На самом деле ответ мне был известен. Еще до попадания я интересовался, почему во многих советских приемниках было так. Ведь докрути несколько витков на катушку или смени конденсатор, добавь антенный вход – и практически любой приемник получал возможность принимать передачи на коротких волнах. И даже когда в позднем СССР появились приемники с коротковолновым диапазоном, он был в них исключительно для галочки – чувствительность там была такая низкая, что иногда отличалась на порядок от соседних.
– По каким-то причинам требуется для населения ограничить прием передач от удаленных радиостанций. Особенно в темное время суток, – еще немного поизображав размышления, я поделился с окружающим послезнанием.
– Волшебно! – вдруг грохнул ладоням о стол Алексей Павлович. От неожиданности я аж вздрогнул.
– Андрей, как тебе такое, а? – он повернулся всем телом к парню у окна.
Тот стоял, удивленно глядя на меня. Папироса, прилипшая к нижней губе открытого в изумлении рта, делала его облик очень комичным.
– А-а-а… А как это? – наконец отмер он.
– Ну, короткие волны обладают крайне специфичным поведением, – я пожал плечами. – Только они имеют свойство отражаться от ионосферы с крайне малыми потерями. Поэтому на обычном приемнике, особенно ночью, возможно услышать станцию, находящуюся за три или даже четыре тысячи километров. Средние и длинные волны такими цифрами похвастаться не могут, не говоря уж об ультракоротких.
– Это же тогда больше станций надо ставить. Но ведь это же тогда вредительство какое-то получается… – начал было парень и тут же заткнулся. Дошло, кого вредителями называет.
– Не вредительство, а забота о населении, – я решил прийти ему на помощь. – Вот так поставит капиталист в удобном месте радиостанцию и начнет транслировать всякую чушь, маскируясь под добропорядочного. Очень многое может произойти, пока какая-нибудь доярка не поймет, что за гадость она слушает.
Я благоразумно не стал оповещать присутствующих о том, что полностью в курсе, что уже поставили и уже вещают. На приемнике, встроенном в больничный агрегат, я уже успел послушать Би-би-си и даже «Голос Америки». Хоть и делались попытки их глушения, но на данный момент щит явно проигрывал мечу. Пока их передачи отличались крайней наивностью и транслировали в эфир реальный бред в духе: «По сообщению нашего корреспондента, в Москве произошла авария с фекалиями. Теперь все горожане ходят, зажимая нос». Но это пока, скоро в эфире начнется реальная войнушка «кто кого». Может, помочь, чтобы мы их, а не они нас? Я отложил мысль в раздел «на подумать».
– А государству несложно поставить чуть больше радиостанций, вещающих на длинных и средних волнах, – продолжил я, – в результате через некоторое время население будет охвачено радио, а имеющиеся приемники с диапазоном КВ станут анахронизмом.