— Ты не поверишь, но я на самом деле электрик, в больнице городской — улыбнувшись, ответил я — но многое не знаю, так как память потерял.
— Ишь ты, как оно бывает…
Тут мы оба заткнулись, так как в фургон влез солдатик и усевшись на расположенное около двери сиденье, грозно уставился на нас. Вскоре заработал двигатель и фургон, нещадно завывая трансмиссией покатил нас в суд.
Если бы мне не сказали заранее, что будут судить, я бы решил, что нас просто покатали по окрестностям и вернули назад. Такое же серое здание, только табличка около входа была другая и говорила о том что это именно суд, причем пролетарского района.
Даже планировка внутри была та же! Правда вместо бюста Дзержинского стоял бюст с Лениным, а надпись на стенке была про то, что «советский суд — суд народа». Меня отконвоировали на третий этаж и оставили одного около монументальной двери, велев ждать и никуда не уходить. Сказать, что я был в недоумении — это ничего не сказать. Все мои знания вопили о том, что вокруг происходит какая-то фигня. Ну вот будь я преступником, взял бы сейчас и дал деру, благо вокруг никого нет. Может, как раз эти кто-то на такое и рассчитывают? Ну дескать, если побежал, значит виноват и можно статью типа «побег» дать?
Раздавшийся шум голосов заставил меня повернуться. Я обомлел: прямо ко мне шли несколько человек, возглавляемые Василий Васильевичем. А нет, вон в хвосте еще и Ирина Евгеньевна показалась…
— Что же, вы думали, что мы вас одного оставим? — улыбаясь, поинтересовался главврач — нет, шалишь…
— Вячеслав, что вы себе позволяете? — тут же возмущенно вклинилась главсестра — согласно положению, мы вам передачу принесли, но вас на месте не оказалось и нам пришлось ехать следом за вами сюда!
Я неверяще посмотрел на Ирину — это что, проблески юмора? Но нет, она глядела на меня совершенно серьезно.
— Ирина Евгеньевна, меня о вашем визите не предупредили, иначе бы я приказал конвою подождать — с сарказмом ответил я — но обещаю, в следующий раз я обязательно проинформирую всех.
— В следующий раз? — какая-то женщина провернула ключ в замке и дернув на себя ручку, с натугой стала открывать дверь — вы настолько противопоставляете себя обществу?
— Нет — я стал помогать ей. Дверь в самом деле была монструозной и двигалась крайне неохотно — но я предпочитаю заранее обговорить все варианты…
Наконец дверь открылась достаточно, чтобы появилась возможность проникнуть внутрь. Передо мной открылся небольшой зал, весь уставленный стульями. На дальней стене был нарисован герб СССР, а под ним стоял широченный стол, покрытых тканью красного цвета.
Поначалу я было присел поближе к Василь Васильевичу, но меня заставили пересесть на самый правый, если смотреть от входа, стул. Пожав плечами, я выполнил указание и пересел. Пришедший с Василий Васильевичем народ немного потусил в разных направлениях, как-то разом расселся и я внезапно обнаружил, что суд уже тут. Во главе стола сидела спросившая меня женщина, а с боков ее подпирали два мужика. По углам комнаты обнаружилось еще два персоны, сидящими за повернутыми друг к другу столами. Более того, внезапно за моей спиной обнаружился милиционер. Если принять, что за столом судьи, то по бокам должен быть прокурор и адвокат. Где-то я такое видел… Точно, «кавказская пленница»! Хмм… выкрик «да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире» точно будет перебором.
Суд начался как-то буднично. Без всяких «встать, суд идет» или «ваша честь, прошу принять во внимание…». Просто тетка с места прокурора монотонным голосом начала читать текст из папочки перед собой. Я с удивлением узнал, что обвиняюсь в подготовке крушения поезда, около которого меня нашли. Следствие установило, что я еще с дореволюционных времен развлекаюсь подобным. Более того, я вообще злобный рецидивист и катастрофа самолета «Максим Горький» в 1935 году — тоже моих рук дело. Правда, ни слова не прозвучало о том, как мне удалось скрыться и продержаться до 1947 года, когда я испортил двигатель самолету Ил-12 в Красноярске.
Речь закончилась требованием прекратить процесс присвоения нового имени, вернуть старое и признать меня виновным по статье 58, части 8 и 9. Я полистал лежащий рядом специально для этой цели томик: если кратко, то терроризм. Наказание такое же, как для части 2: или расстрел или объявление врагом народа и высылка за пределы СССР. Нормально так я попал…
— Итак, Игнатюк Семен Борисович, 1895 года рождения, урожденный села Карамышевка… — начала было судья, но внезапно осеклась. Посмотрела на меня, потом в бумажки, еще раз. Потом что-то показала соседям. Те точно так же начали смотреть сначала на листочек, а затем на меня. Кажется, что-то пошло не так.
Прокурор вопросительно глядел на эту кутерьму. Наконец судья заметила это и постучав пальцем по папке, произнесла только одно слово: «шушкевич». Тут и прокурор начал попеременно смотреть в папку и на меня. Потом раздербанил папку и начал перебирать листики, что-то в них сравнивая. Наблюдая за этой суматохой, внезапно я понял, что не будет не расстрела, ни высылки из страны. Вообще ничего не будет.
— Товарищ судья. В связи с выявленными фактами государственное обвинение объявляет несогласие с выдвинутыми по уголовному делу обвинением. Даю отрицательную оценку результатов осуществлявшегося в отношении обвиняемого уголовного преследования. Прошу вернуть дело на дорасследование.
— Принимается — внезапно для меня она бахнула со всей силы молотком по столу. И откуда она его достала? — Постановляю: изменить меру пресечения на подписку о невыезде, подсудимого освободить в зале суда. Жалоба на решение суда может быть подана в течении месяца. Подсудимый, вам все понятно?
Находясь в недоумении от развернувшегося передо мной, я молча кивнул. Тетка еще раз бахнула молотком по столу и выбравшись из-за судейского стола, пошла к прокурорскому.
— Ндас, молодой человек, не могу не поздравить вас со столь успешным завершением дела — неслышно подошедший адвокат проговорил с характерным еврейским акцентом. — на моей памяти это мое первое дело, которое я выиграл, не произнеся ни слова.
— А может, поделитесь соображением, отчего так все получилось? — я по-прежнему ничего не понимал.
— Видите ли, не смотря на успехи советской медицины в лице многоуважаемого товарища Успенского — он немного поклонившись, пожал руку подошедшему Василь Васильевичу — еще никому не удалось выглядеть так молодо.
Я молча смотрел на еврея, продолжая не понимать причину.
— Ну же… Согласно делу, вы родились в 1895-м году. Сейчас 1951-й. Значит, вам сейчас 55 или 56 лет. Но я могу сказать абсолютно точно, что вы гораздо моложе. Но ладно я, кто поверит бедному еврею в наше время? В деле есть медицинское заключение нашего уважаемого доктора — он еще раз сделал кивок в сторону слушающего нас главврача — и там таки указан ваш вероятный возраст и он совершенно категорически отличается от названного.
— И более того, там есть и повторное мое заключение после нашей первой беседы и аналогичное заключение еще и от моего коллеги — подтвердил Успенский — так что с этой стороны все железно.
— Ну и потом, ваш следователь это Шушкевич — адвокат вздохнул — а это такой человек, что последнее время он ведет дела уж очень… неаккуратно. И все знают за его репутацию.
— Понятно — я кивнул. Мне и в самом деле было понятно. Этот Шушкевич или имеет волосатую лапу, раз прикрывают такое или наоборот, был шишкой, где-то очень крупно налажавшей и теперь катящейся вниз.
— Вячеслав, действительно, в деле множество нарушений — нас прервала подошедшая судья — поэтому я проконтролирую, чтобы дело вернулось к другому следователю. Я все понимаю, но чисто по-человечески… Можно вас попросить обойтись без жалоб? Хотя бы до окончания дела?
Я молча кивнул, соглашаясь. С одной стороны это не правильно, нельзя оставлять такое безнаказанным. А с другой стороны, у меня давно испарился юношеский максимализм и я прекрасно понимал, что от жалоб ничего мне не обломится.
— Спасибо — она мне скупо кивнула и развернувшись, тут же начала выгонять всех из зала.
— Вячеслав, вы как себя чувствуете? — обеспокоенно спросил меня Успенский, стоило нам выйти на улицу.
— Василий Васильевич, знаете, все-таки услышать «садись, пять» гораздо лучше от школьного учителя, чем от судьи — вздохнув, ответил я — ну и опять же, проживу меньше, но лучше.
— Это почему же?
— Ну вот представьте, прихожу я, больной такой, к вам на осмотр. Вы качаете головой и говорите «больной, я даю вам один год». Я прихожу в расстройство, потом в неадекватном состоянии убиваю вас и судья дает мне уже 15 лет. Вот и решение проблемы.
— Очень оригинальная трактовка сроков, очень — улыбнулся доктор — пойдемте к машине, я вас подвезу.
У Василь Васильевича оказалась «Волга», с ярко выделяющимся красным шильдиком, на котором большими цифрами было выведено 20. Внутри было два шикарных дивана, до комфорта которых «москвиченку» было расти и расти. Ирина Евгеньевна села спереди, а мы сзади.
— Вячеслав, это же вы автор конструкции охладителя? — внезапно спросил меня молчавший до этого водитель. Получив подтверждение, он продолжил — спасибо вам еще раз. Теперь на нашей подстанции очень приятная температура. Заходите как-нибудь, чаем с конфетами угостим..
Я тут же представил себе, как чумазые слесаря подливают мне чай и жалуются, что конфет нет, зато есть печенье…. Бр-р-р-р, да чего воспоминания доводят. Встряхнувшись, я поинтересовался, из чего они сделали кондиционер. Вот что значит доступ к ресурсам — ребята не долго думая решили, что в данном случае больше — не значит меньше. Притащили радиатор от какого-то то ли грузовика, то ли трактора, а в качестве мотора применили имеющийся на складе мотор от токарного станка. Полученный поток они каким-то образом завели в систему вентиляции и теперь, после небольшой порции пыли, во всех помещениях у них прохладно.