О н а. Честно-честно.
О н. Люблю.
О н а. А за что ты меня любишь? Только честно.
О н. Честно-честно?
О н а. Честно-честно.
О н. Не знаю.
О н а. А ты мне когда-нибудь изменял?
О н. С кем?
О н а. Не знаю. Я просто спрашиваю вообще: ты мне изменял с кем-нибудь?
О н. С кем, конкретно?
О н а. Ну вообще, ты мне изменял?
О н. Когда?
О н а. Ну никогда, всегда?
О н. Честно?
О н а. Честно.
О н. Всегда не изменял.
О н а. А никогда?
О н. И никогда тоже не изменял, так же, как и всегда.
О н а. Ни с кем?
О н. Ну а с кем я могу тебе изменить?
О н а. Ну, допустим, с Танькой.
О н. Ты что, с ума сошла, она же меня близко к себе не подпустит.
О н а. Ну с Нинкой.
О н. Типун тебе на язык! Ты ее лицо помнишь?
О н а. Помню.
О н. Ну а чего тогда спрашиваешь? Ты мне хоть сколько доплати, а я изменять не стану.
О н а. А сколько, сколько доплатить?
О н. Да хоть миллион.
О н а. Ну вот, допустим, даю я тебе миллион, ты мне изменишь?
О н. Честно?
О н а. Честно.
О н. Если честно, то нет.
О н а. А почему?
О н. Потому что у тебя миллиона нет.
О н а. Ну а если, допустим, даю тебе миллион, можешь ты предположить, что мне изменяешь?
О н. Могу.
О н а. Как — можешь?
О н. Предположить могу, изменить ни за что.
О н а. А за два миллиона?
О н. Да ведь ты не дашь.
О н а. А если предположить, что даю я тебе два миллиона, что ты будешь делать?
О н. Один миллион положу в сберкассу.
О н а. А на второй?
О н. А на второй куплю тебе семечек.
О н а. Для чего?
О н. Чтобы у тебя рот был всегда занят.
О н а. А изменить бы не мог?
О н. Ни за что.
О н а. Значит, ты меня любишь?
О н. Люблю.
О н а. Честно?
О н. Честно.
О н а. А если очень честно?
О н. Тогда очень люблю.
О н а. И никогда в жизни не врал?
О н. Врал.
О н а. Честно?
О н. Если врал, то всегда только честно.
1980
Мокрель
Зикают лямзики футь-футь,
Куздряют в сумерках одни.
Привычный проторяют путь
Кузямкой в сюколку они.
И зямлики бегут гурьбой,
Сифоня наперегонки.
Самоха, туся за собой,
Слегка отбросила коньки.
Масюська выдает ту-степ.
Зикая сюпу за бекрень,
Кузяка садит не в ту степь,
Не попадая в занзибень.
Шурчает Гена-торопун
Как бабаяси монпансье.
На бизике уже типун,
А все парляет на франсе.
Кузямкой сеется апрель,
Рассеяв голубую муть,
Куздряют мяздрики мокрель,
Зикают лямзики футь-футь.
1980
Киртикуй, Кердыбаев!
Давай, Кердыбаев, киртикуй меня, не бойся. Сейчас новое время, Кердыбаев. И в нашем драматическом театре имени оперы и балет сейчас полный свобода критики.
Давай киртикуй, Кердыбаев, киртикуй, а мы тебе за это "спасибо" скажем. Давай начинай. Так, молодец, Кердыбаев. Понял тебя. Ты спрашиваешь, почему моя жена, заслуженная артистка всех республик, играет все главные роли: Джульетты, Зухры, великий русский ученый Тимирязев? Это очень интересный факт, нам совсем неизвестный. Скажи, Кердыбаев, а чей жена должен играть все главные роли? Может быть, твой, Кердыбаев? Вот когда ты будешь главный, хотя бы режиссер, тогда твоя бездарная жена станет талантливый. Она будет все роли играть. А пока ты киртикуй, а мой жена будет дальше играть.
Давай киртикуй, Кердыбаев. Ты только смело киртикуй, ты ничего не бойся, раз я тебе разрешаю. Так. Ты хочешь знать, Кердыбаев, почему я старинный мебель из театра перевез к себе домой? Отвечаю. Потому что это старинный мебель очень дорогой. Скажи, где мне взять так много денег, чтобы такой мебель купить? Ты знаешь, главный режиссер как мало денег получает? Еще меньше, чем министр культуры.
Давай дальше киртикуй, Кердыбаев. Давай не стесняйся, показывай, какой змея мы пригрели на свой волосатый грудь. Киртика нам сейчас нужна, как тебе деньги.
Так, вопрос понимаю, не понимаю, как такой вопрос может задавать порядочный человек. Почему мой мама работает в кассе театра, а моя папа в буфете театра торгует? Отвечаю, Кердыбаев. Потому что родителей надо уважать. Чтобы у них был обеспеченный старость. Ты о своем мама, папа не заботишься. Они у тебе нигде не работают. Они у тебя сидят ждут, когда им Бог пошлет кусочек сыра. Моя мама-папа не ждут милости от природы, они сами у нее сыр берут. Родителей, Кердыбаев, надо уважать, тогда у тебя дома будет много сыра.
Давай дальше киртикуй, Кердыбаев, мы тебя потом не забудем, если вспомним. Так. Ты спрашиваешь, почему в санаторий "Актер" из всего театра езжу только я. Ай, зачем неправду говоришь! Почему только я езжу?! И дочь моя ездит, и муж дочери, и его мама-папа оттуда не вылезают. Мой жена ездит, заслуженная артистка, только что роль Чапаева сыграла. Очень хорошо сыграла, ей даже усы приклеивать не надо. Все ездим. Ты, Кердыбаев, киртикуй, только объективно. Субъективно и подло мы сами умеем киртиковать.
Киртикуй, Кердыбаев. Если хорошо будешь киртиковать, премию дадим. Государственную. Если найдем такое государство, которое согласится дать тебе премию. Так ты, Кердыбаев, спрашиваешь, почему я встречаюсь с молодой, красивой артисткой Шмелевой? Ай, молодец, Кердыбаев, настоящий юный следопыт. Отвечу тебе, Кердыбаев: потому что со старой и некрасивой мне встречаться неинтересно. Сам не понимаю почему.
Ну, давай еще киртикуй, Кердыбаев. Так. Ты, Кердыбаев, спрашиваешь, почему у меня нет театрального образования, а я главный режиссер? Отвечу тебе прямо и откровенно, так, чтобы ты, Кердыбаев, понял. Отвечаю: потому что это не твое дело! Понял? Все!
Теперь я тебя буду киртиковать, Кердыбаев. В самую суть тебя буду поразить. Ты подлый человек, Кердыбаев! Учись, Кердыбаев, киртиковать. У нас здоровый коллектив, а ты мерзавец. Ты успеваешь следить, как я тебя киртикую? Я тебя принял в театр. Не взял с тебя почти ни копейки. Роль тебе дали второго верблюда. Подавай, Кердыбаев, заявление о самовольном уходе. Все. Иди и завтра опять приходи.
Только в другой театр.
1983
Наши женщины
Что ни говорите, но ихним женщинам до наших далеко. Нет, я, конечно, с ихними женщинами близко не знакомился. Они меня близко не подпускали, но чувствую, что им до наших далеко, слабы они перед нашей женщиной.
Возьмем, к примеру, француженку. Вот они, говорят, пикантные, кокетливые. А перед нашей все равно слабы. Представь себе, эта француженка, вся из себя пикантная, приходит в понедельник с утра на работу к миллионеру. Она у него секретаршей работает. А он ей говорит: "Пардон, мадам, вам сегодня в связи с конверсией придется на овощной базе картошку разгружать". И вот она, француженка, вся из себя пикантная, вся во французских духах и вся, можно сказать, в шанели номер 5, а ей на спину мешок с картошкой — хлобысь! — и нет француженки. А нашей, она в шинели номер 56, ей хоть мешок на спину взвали, хоть два — хлобысь! — и нет картошки.
Филиппинки, говорят, тонкие, стройные, нежные. А перед нашими все равно слабы. Они, понимаешь, тонкие. Между прочим, и у нас тонких навалом. Я лично, правда, не видел, но один мужик говорил, что есть. Правда, у нас их дистрофиками называют. Они, понимаешь, стройные. А покорми-ка их вместо всяких авокадо и бананов картошечкой три раза в день, да надень на эту филиппинку вьетнамскую одежку, "челноками" нашими из Турции привезенную прямо из Караганды с итальянскими наклейками, да впусти ее в наш автобус в час пик — ей сразу места для инвалидов уступать начнут.
Немки, говорят, хорошие хозяйки. Каждая немка, говорят, может приготовить до пятидесяти разных блюд из разных продуктов. Ну, так то же из разных. Я бы посмотрел, сколько она блюд приготовит, когда у нее всего три продукта: картошка, спички и сковородка. А моя Нинка из одной картошки шестьдесят три блюда сделает, а если с постным маслом, то и все сто. Она из этой картошки в воскресенье такой супец сварганила, что ем уже третью неделю и все равно жив.
Англичанки, говорят, сдержанны, немногословны. А чего тут много говорить, когда пришла в магазин, купила, пошла домой. Ты попробуй быть сдержанной, когда два часа в очереди за этой картошкой отстояла, а пьяные… Потому что пьяные джентльмены все время без очереди лезут, да еще орут на тебя: "Щас как дам фэйсом об тэйбл!"
Американки активные, спортивные, целеустремленные, а перед нашими все равно слабы. У нашей каждый день кросс по пересеченной местности. Утром проснулась, всех разбудила, накормила, в детсад отвела, на работу отправила, сама на работу прибежала, восемь часов отсидела, потом по магазинам пробежалась, домой пришла и как впервые за день навернула семьсот грамм колбасы, пока картошка жарится! Может твоя американка навернуть семьсот грамм колбасы за один присест целеустремленно? А сдать литр крови за три отгула?
Японки, говорят, тихие, вежливые, миниатюрные. Ну, наших, конечно, миниатюрными не назовешь. А нам и не надо. У нас, между прочим, женской обуви маленьких размеров раз, два — и обчелся. Импортные кусаются, а своя промышленность только сороковой размер выпускает. Вот и представь себе миниатюру: стоит японка в кимоно с веером, а внизу сороковой размер.
Нет, ихним женщинам до наших далеко. Слабы они перед нашими женщинами. Наша тихая, как японка, вежливая, как эскимоска, активная, как американка, на соседей может поорать не хуже итальянки, веселая, как чукча, и нежная, как филиппинка, если ее филиппок рядом.
1984
Наши люди
Товарищи, что сегодня творится в нашей стране? Сегодня в нашей стране происходит коренная перестройка всего нашего образа жизни. Так что многие наши люди вполне могут оказаться лишними. Разные прохиндеи, болтуны, вымогатели, дармоеды и другие паразиты на теле нашей страны. Что с ними делать? Конечно, можно их просто уволить с насиженных мест, и дело с концом. Но ведь они тут же вопьются в наше тело с другой стороны и снова будут пить кровь трудового народа. Спрашивается, как использовать их богатый опыт, который они накопили в деле развала народного хозяйства? От себя лично предлагаю бросить их всех на борьбу с империализмом.