«…Положение советского правительства можно было уподобить положению человека, которого все выше и выше захлестывает морской прилив: вот вода дошла ему до колен, вот она дошла до пояса, до груди, потом до шеи… Еще мгновение — и вода скроет голову, если человек не сделает какого-либо быстрого, решительного скачка, который вынесет его на скалу, недоступную для прибоя…» (36)
Вода (или иная жидкость) «скрыла голову» советских историков-пропагандистов, и они без малого полвека талдычили про то, что Сталин с Молотовым были страсть как напуганы полутысячей немецких танков, что они дрожали в ужасе от мысли о том, что эти танки, пройдя всю Польшу (а она тогда была раза в два шире нынешней), бросятся в октябре 1939 г., под осенними дождями, прямиком через болота Белоруссии на Смоленск и Москву. И что только отчаянное желание «отпрыгнуть» от неумолимой опасности заставило их броситься в «коварные объятия» вероломного Риббентропа… Не будем, однако, тратить время на обсуждение диких бредней коммунистической пропаганды. Заслуживает обсуждения вопрос о том, какие выводы из опыта войны в Испании сделало военно-политическое руководство СССР.
Начитанный читатель, вероятно, в курсе того, что «на основании неверной оценки опыта применения танков в Испании было принято ошибочное решение о расформировании крупных танковых соединений». В этой ходячей легенде, что ни слово — то ошибка. Дебют советских танков и танкистов в Испании был более чем успешным. Никакой излишней «озабоченности» он в Москве не вызвал. Расформировано было 4 механизированных (танковых) корпуса, танковые же бригады остались. Легкотанковая бригада (лтб) по штату 1938 г. включала в себя 4 танковых батальона (54 линейных танка Т-26 или БТ и 6 «артиллерийских танков», вооруженных 76-мм пушкой, в каждом), мотострелковый батальон, разведбат и другие подразделения. Всего 4356 человек личного состава, 258 танков. (7, стр. 276) Едва ли это можно назвать «мелким танковым соединением». Выводы же из практического опыта войны в Испании были сделаны совершенно правильные и взвешенные, а именно: «Не надо бежать впереди паровоза». Не надо ставить перед танковыми войсками такие оперативные задачи, выполнение которых 6при имеющейся в наличии матчасти пока еще невозможно. Для того чтобы перевести эту «невозможность» на язык конкретных цифр, рассмотрим два взаимосвязанных параметра: бронепробиваемость наиболее массовых типов противотанковых орудий и бронирование танков СССР и Германии.
Примечание: первая цифра относится к стрельбе под углом 90 град, к броне, вторая — к встрече снаряда с броней под углом 60 град.
Примечание: указана толщина брони самых массовых в 39—40 гг. моделей танков Pz-III D, E, F и Pz-IV D, E.
Как видно из приведенных таблиц, броня любых немецких и советских танков 39—40 гг. не защищала от огня противотанковой артиллерии. Все эти танки имели фактически только противопульное бронирование. Разница между советскими и немецкими машинами состояла лишь в том, что противопульное бронирование советских танков Т-26 и БТ было рациональным, соответствующим критерию «разумной достаточности». Для зашиты от стрелкового огня брони в 10— 15 мм было вполне достаточно (к слову сказать, бронеспинки сиденья летчика-истребителя делались из листа толщиной в 7—8 мм, и этого вполне хватало для защиты от пуль скорострельных авиационных пулеметов ружейного калибра). Немецкие же танки были бесцельно перегружены 30-мм броней, которая для защиты от огня винтовок и пулеметов была избыточна, а для зашиты от 45-мм снарядов советских противотанковых и танковых пушек — совершенно недостаточна. При таком соотношении «щита и меча» глубокий танковый рейд в тыл противника мог завершиться полным истреблением «табуна» легких танков, оторвавшихся от своей пехоты и артиллерии.
«… Танки, артиллерия, авиация остаются пока вспомогательными родами войск, работающими на пехоту, сведенную в крупные общевойсковые соединения… Танки отнюдь не заменяют артиллерии, наоборот, наступление танков на организованную оборону без мощной артиллерийской поддержки(подчеркнуто мной. — М.С.) сопряжено с большими потерями… Выбрасывание самостоятельных танковых групп в глубину оборонительной паюсы в начале пехотной атаки вряд ли будет целесообразным, так как эти группы, действуя против нерасстро-енной системы ПТО, будут нести громадные потери…» (34)
Надо ли понимать все вышесказанное так, что легкий танк с противопульным бронированием превратился в начале 40-х годов в легкую добычу для противотанковой артиллерии, в почти бесполезную, но дорогостоящую игрушку? Это абсурдное предположение под бойким пером советских «историков» превратилось в непреложную истину. Правда, только в одном-единственном случае — применительно к советским Т-26 и БТ («безнадежно устаревшие… «картонные», горели, как свечи… по воробьям из них стрелять…»). Странно, но про танки противника такого никто никогда не писал, и ничего удивительного втом, что легкие немецкие танки с противопульным бронированием и маломощным вооружением дошли до Москвы, Тихвина и Ростова, никто не видел. А в этом и на самом деле нет ничего удивительного. Танк — это всего лишь инструмент, и результат его использования зависит прежде всего от тактики применения, а еще точнее — от соответствия этой тактики свойствам (техническим характеристикам) вооружения.
Что это значит практически? «Безнадежное» для танка соотношение между броней и бронепробиваемостью артиллерийского снаряда является таковым лишь в ситуации, когда на гладком, как стол, поле стоит одинокий танк и ждет, когда в него попадет снаряд. Примерно так и происходит обстрел мишени на артиллерийском полигоне, на основании которого появляются те таблицы бронепробиваемости, данные из которых были приведены выше. В реальном бою все несколько иначе. Во-первых, танк движется. Даже медленно ползущий по раскисшему от дождя полю Т-26 преодолеет последние 600 м (попасть в движущийся танк с большего расстояния практически невозможно) до огневых позиций противотанковой пушки за 3 минуты. Быстроходный БТ, двигаясь по выжженной солнцем украинской степи, сократит это время в 2—3 раза. Теоретически расчет противотанкового орудия может произвести 10—15 выстрелов в минуту. Но это если не целиться, а просто «лупить в белый свет». Реально и с учетом того, что отдача после выстрела сбивает прицел, в распоряжении артиллеристов не более 5—10 выстрелов. Но танк ведь не просто ползет по полю, он ползет и стреляет. Шансы сторон в «дуэли» танка и противотанковой пушки отнюдь не одинаковые. Бронебойный снаряд, просвистевший в одном сантиметре от башни танка, не принесет ему никакого вреда, в то время как осколочный снаряд (даже если это снаряд малокалиберной 45-мм советской танковой пушки 20К), взорвавшийся на расстоянии нескольких метров от огневой позиции, неизбежно заставит орудие замолчать (45-мм снаряд давал 100 убойных осколков, от которых расчет противотанковой пушки ничем, кроме гимнастерки, не был защищен). Поэтому 5—10 выстрелов, о которых мы сказали выше, в реальном бою являются для расчета противотанковой пушки недосягаемой мечтой — после первых же выстрелов экипаж (хорошо подготовленный и обученный экипаж) танка обнаружит стреляющее орудие и парой осколочных снарядов смахнет пушку с лица земли.
Из этих простых соображений следует, что самым простым и самым эффективным способом прорыва противотанковой обороны является все тот же, базовый для всего военного дела, принцип концентрации. Танковая бригада (258 легких танков Т-26 или БТ), развернувшись в боевой порядок на фронте в 2—3 км, гарантированно проламывает оборону пехотного полка вермахта, в составе которого всего одна рота ПТО с 12 противотанковыми 37-мм пушками. Даже если командование пехотной дивизии успеет в кратчайший срок перебросить в район прорыва истребительно-противотанковый дивизион (36 противотанковых 37-мм пушек), остановить атаку двух сотен танков он не сможет. Потери некоторого числа танков при этом неизбежны, но и прорыв обороны неизбежен. Это «некоторое число» может быть сведено к минимуму (если даже не к нулю) за счет артиллерийской поддержки танковой атаки.
Массированный огонь артиллерии — как ни парадоксально такое звучит — выполняет роль «дополнительной брони», позволяющей легким танкам с противопульным бронированием выжить на поле боя. Слово «массированный» появилось в предыдущей фразе не для красоты слога. Гаубица стреляет неприцельным навесным огнем, и надо много-много раз выстрелить, прежде чем один из снарядов взорвется рядом с огневой позицией вражеской противотанковой пушки. Сколько это «много»? По советским предвоенным нормативам — от 70 до 90 снарядов 122-мм гаубицы. Однако в танковом полку (или в танковой бригаде) нет никаких гаубиц, но они есть в составе гаубичного полка стрелковой дивизии. Другими словами, необходимо взаимодействие. Очень простое слово, с очень понятным смыслом, от которого в бою зависит почти все. Полевой устав ПУ-39 категорично требовал: «Никакие действия войск на поле боя невозможны без поддержки артиллерии и недопустимы без нее… Атака танками переднего края должна быть во всех случаях обеспечена артиллерийской поддержкой и не допускается без нее…» Взаимодействовать предстояло со стрелковой дивизией, в гаубичном полку которой (по штату апреля 1941 г.) было 36 гаубиц. Необходимую для гарантированного уничтожения немецкой роты ПТО (12 пушек) тысячу снарядов гаубичный полк «выбросит» за 15—20 минут. Правда, для этого надо знать главное: куда стрелять? На какой именно квадрат топографической карты надо высыпать эту тысячу снарядов? Следовательно, нужна разведка (в том числе самая точная из всех видов разведки — разведка боем), нужна устойчивая связь, корректировка артогня и еще много всякого, что превращает пушки, танки, пулеметы в единый военный механизм. Самой же главной «деталью» этого «механизма» был, есть и будет командир. Обученный, опытный, смелый командир. При наличии такого командира и при отлаженном взаимодействии с артиллерией танковое соединение, вооруженное всего лишь легкими танками с противопульным бронированием, пробивает оборону пехотной дивизии с железной неотвратимостью.