23 рассказа. О логике, страхе и фантазии — страница 33 из 47

— Что… Что вы сказали?

— Вы видели здесь других людей? Врачей? Пациентов? Кто я, по-вашему?

— Вы… вы врач!

— Какой специальности?

— Вы… специалист по коме! Вы поверили мне и помогли мне начать эти… опыты… эксперименты… Вы верили мне!

— Вы верите только себе, Андрей. Вы говорите сами с собой. Для своего альтер эго вы взяли первый попавшийся образ — Сониного учителя Сергея Петровича.

— Да что за бред! — Андрей затряс доктора за плечо, но тот вдруг покосился, осел набок и внезапно рассыпался на тысячи и тысячи разноцветных деталек — они сухим дождем хлынули на пол.

Андрей заорал и отдернул руки. В ладони поблескивал пластиковый кубик.

Он посмотрел на палату, будто впервые ее увидел. Пол был ровной пластмассовой поверхностью, а вот кровати, столик, шторы — все сделано из лего. Даже одеяло Сони выложено из зеленых деталек. Подгоревший край выложен черным.

Он бросился во двор — под ногами хрустнула пластмасса. Все казалось знакомым… только теперь Андрей видел то, что не хотел признавать — он словно оказался внутри игрушечной конструкции. Аккуратные дорожки, выложенные под прямыми углами. Подстриженные кусты оказались кубическими конструкциями, а скамейки — сложенными из желтых кусочков параллелепипедами. Борта фонтана тоже были выложены из конструктора, а застоявшаяся вода на поверку оказалась серой массой деталек, засыпанных внутрь.

Соня в лего играть не любила. Это была детская игра Андрея. Его мир. Отныне только его.

***

Ксения обняла плачущую Соню за плечи. В воздухе пахло горелой бумагой.

— Я… — Соня не могла выговорить ни слова от рыданий. — Я хотела забрать папу-у-у!

— Да, моя девочка! Я все понимаю! — Ксения прижала ее к себе. — Я тоже хотела бы, чтобы он проснулся. А пока… давай-ка все уберем!

И она с опаской посмотрела на обуглившуюся книжку на полу.

Соня сделала ее сама вскоре после аварии, в которой Андрей получил черепно-мозговую травму и впал в кому. Чудесная книжка-раскладушка — с морским берегом, лесом и больничным двором — и на каждом развороте поднимались две маленькие фигурки — взявшиеся за руку отец и дочь. Соня часто засыпала возле кровати отца, держа книжку на коленях. А сегодня… книжка сама по себе вспыхнула прямо у дочки в руках и сгорела дотла прежде, чем Ксения прибежала со стаканом воды.

Соня шмыгнула носом и помогла матери убрать обуглившиеся страницы. Среди них она обнаружила деталь конструктора лего — маленький оплавленный кусочек. Подумав, она сунула его папе под подушку.

— Ну вот, теперь порядок, — вздохнула Ксения. — Нам пора. Попрощайся на сегодня.

Соня встала на цыпочки и поцеловала Андрея в лоб. Он лежал на кровати и спокойно дышал. В его ноздри была воткнута пластмассовая трубка, а монитор над изголовьем равномерно пищал. Бип. Бип. Бип.

Где-то глубоко в голове Андрей уже начал собирать из кусочков лего целое море для дочки.

Смелость рыжего цвета

Еще один рассказ о роботах. Мне интересно, на какой спектр эмоций способен искусственный интеллект. И классический вопрос — где грань между человеком и роботом?

***

Я убил человека.

Вообще-то я не люблю выступать в роли подопытного кролика, но ради Ольги сделал исключение. С тех пор, как она появилась в отделе Цифровой Бихевиористики, я безуспешно искал повод с ней познакомиться — такой уж я человек, а тут — прекрасная возможность: требовались добровольцы для испытаний новой операционной системы у модели 523-Y. Робот, кстати, так себе — внешняя оболочка безупречна, а вот с человеческой логикой — явные проблемы. Эксперимент как раз и должен испытать одну из базовых задач 523-Y — взаимодействие с человеком в конфликтной ситуации.

В 12:00 я пришел в лабораторию, Ольга уже была там. Ее рыжие локоны полыхали, как пожар на фоне стерильных белых стен. К моему глубокому разочарованию, интерес Ольги был направлен вовсе не на меня, а на третьего участника эксперимента — толстяка Сергея Трухина — известного хохмача из секции Программирования Эмоций. Когда я вошел, они вместе смеялись, очевидно, над очередной его пошлой шуткой; увидев меня, коллеги замолчали, словно я застукал их за чем-то непристойным. Чтобы сгладить неловкость, я начал глазеть по сторонам, хотя смотреть было особо не на что: из мебели — только массивный квадратный стол посреди комнаты, да стойка ассистента, за которой стоял долговязый парень с опухшими глазами — выглядел он так, словно ему требовалась дополнительная чашка кофе. На нем болтался мятый белый халат с бейджиком «Стас» — раньше я этого сотрудника не видел. Стас ввел нас в курс дела:

— Итак, уважаемые добровольцы, напоминаю, что все ваши действия в этой комнате подпадают под условия о неразглашении. Стандартная процедура. В случайном порядке вам предложат роль в одной из возможных конфликтных ситуаций, с которыми может столкнуться 523-Y во время эксплуатации. Ваша задача — как можно точнее выполнить инструкции. Взаимодействуя с испытуемым образцом, постарайтесь вести себя естественно. От результатов теста зависит дальнейшая судьба проекта.

Трухин закатил глаза, и я его понимал. Серию 523 преследовали неудачи. Испытуемые экземпляры умудрялись напортачить в самых очевидных местах — вроде отключения питания в момент эмоциональных перегрузок.

— А в чем заключается сценарий? — поинтересовалась у ассистента Ольга. Молодец, я бы не решился спросить.

— Не могу разглашать эту информацию до начала эксперимента, — пожал плечами ассистент. Затем он выложил на стол нехитрый реквизит — черный ящик и три белых шара в стеклянной вазе.

— Тяните жребий, — скомандовал он. — Испытуемый образец войдет сюда через… — ассистент взглянул на часы, — три минуты.

— А как же вжиться в роль, и все такое? — недовольно буркнул Трухин.

— Это ни к чему, — парировал Стас. — Ваши естественные реакции — вот то, что нам нужно!

Трухин хмыкнул и вытащил из вазы белый шар. Невежа, не мог пропустить даму вперед? И что Ольга нашла в этом грубияне? Я великодушно кивнул ей, позволив забрать второй шар. Мне достался третий. С точки зрения теории вероятностей, мы получили равные шансы, но я не мог избавиться от ощущения, что меня обделили.

— Теперь открывайте и читайте ваши роли. Не забудьте, вы не должны показывать их остальным — сообщение самоуничтожится вскоре после прочтения!

На мгновение в комнате стало тихо, затем громко хрустнул пластик — Трухин раздавил в своей лапище шар, вытащил оттуда полупрозрачную полоску, прочитал и расхохотался:

— Да это же полный бред!

Я открыл свой контейнер, краем глаза наблюдая, как Ольга делает то же самое. В моей записке значилось: «Вы — наемный убийца. Подождите, пока другие отвернутся, потом возьмите из черного ящика бутафорский пистолет и выстрелите зарядом краски в того, кто произнесет: „Да это же полный бред!“ Затем положите пистолет обратно в ящик и вернитесь на место».

Я перечитал записку трижды, прежде чем она с легким шипением растаяла у меня в руках. В растерянности я посмотрел на Ольгу — та лишь стряхивала с пальцев остатки своей растворившейся записки. Я уже почти раскрыл рот, чтобы отказаться от участия, когда ассистент шагнул за свою стойку и погрозил мне пальцем:

— Пятаков, никаких разговоров. Испытуемый образец будет здесь через минуту. Каждый должен быстро выполнить свое задание, иначе я повторно проведу жеребьевку.

Ольга и Сергей как по команде обернулись лицом к стене и закрыли глаза руками.

У меня в висках громко застучало. Я чувствовал себя ужасно глупо — право же, что за детские забавы с игрушечным пистолетом в лаборатории. Хочу ли я играть эту роль? Разумеется, нет, но при повторной жеребьевке роль «жертвы» может достаться мне, а пачкаться в краске на глазах у Ольги совсем не хотелось. А что, если в другой раз стрелять придется в нее? Нет уж. Я быстро взглянул на коллег — что бы у них ни было написано в задании, сейчас они бездействовали. Последней надеждой оставался ассистент — он-то должен понимать, что я просто не могу так поступить. Но Стас стоял за своей стойкой в белом лабораторном халате с равнодушным видом, словно он уже видел десятки таких игровых постановок, и ни одна его не впечатлила. В конце концов, он тут главный, он и несет ответственность.

Я пожал плечами — может быть, теперь моя очередь глупо подшутить — шагнул вперед, достал из черного ящика бутафорский пистолет. Выглядел он прямо как настоящее оружие киллера — чуть теплая рукоятка означала включенную систему стирания отпечатков пальцев. Наверное, так нужно для чистоты эксперимента. Я еще не решил, хватит ли у меня духу выстрелить, но в этот момент Трухин повернулся и начал стремительно приближаться ко мне, растопырив руки. Что бы у него ни было написано в записке, его лицо не предвещало ничего хорошего.

Я выстрелил почти инстинктивно. Раздался хлопок — на груди Сергея расплылась красная клякса. Он споткнулся, нелепо взмахнул руками и упал лицом вниз, задев головой угол стола. Ваза на столе, закачавшись, наполнила комнату стеклянным дребезгом, а потом воцарилась тишина.

Ольга оставалась неподвижной, с закрытыми глазами. Я покосился на долговязого ассистента — тот выглядел озадаченным. Двигаясь, как сомнамбула, я положил пистолет обратно в коробку и вернулся на место.

С пневматическим хлопком распахнулась дверь, и в комнату вошел испытуемый образец. Выглядел он как человек неопределенного возраста: спокойное, лишенное всяких эмоций лицо, аккуратная короткая стрижка, черный комбинезон с нашивкой «523-Y».

— Добрый день! — произнес он монотонно. — Обнаружена внештатная ситуация.

Он подошел к Трухину и пощупал ему пульс на руке, потом потрогал шею.

— Обнаружена внештатная ситуация, — повторил он. — Вводные данные: убийство в закрытой комнате. Убитый: Сергей Трухин. Огнестрельное ранение в грудь, травма головы. Подозреваемые: Игорь Пятаков, Станислав Синицын и Ольга Бронникова. Время смерти — 12:09.