…Теперь человек практически рождается в виртуальность… Дети обмениваются картинками и начинают отправлять друг другу «рожицы» еще до того, как начинают говорить. Открывают мир, не выходя из дома. Проводят в Сети значительную часть жизни. Не удивительно, что и смерть в виртуальной реальности пришлось… приводить к порядку. Сначала за брошенными записями никто не следил — они просто оставались где-то в глубинах Единой Сети… Находились даже сообщества любителей таких оборвавшихся дневников, их адреса передавали друг другу как страшные истории… По закону никто не имел права доступа к страницам умерших пользователей… но после очередной кампании за чистоту виртуального пространства их стали автоматически стирать… А на могилах вместе с именем и фамилией выбивают электронные адреса…
1 контакт.
Ну вот… Остался «Администратор Единой Сети» — тоже мне, друг по умолчанию… Все остальные отключились — родные, друзья, коллеги… Я не знаю, сколько времени я провел, пытаясь прорваться куда-нибудь из этого сжимающегося виртуального пространства… Хоть в реальный мир, хоть на любую другую страницу… Но что это? Новое сообщение! Наконец-то! Кто-то вспомнил обо мне, кому-то я нужен! Отправитель — Администратор Единой Сети: «Уважаемый клиент! В связи с прекращением вашего физического существования в соответствии с пользовательским соглашением ваша учетная запись будет удалена. Спасибо за пользование Единой Сетью!»
Это что, розыгрыш? Что значит «с прекращением вашего физического существования»? Я что, умер? Но я же… здесь: открываю свою страницу, просматриваю фотографии, блоги… Если меня больше нет, как я могу думать, перемещаться между экранами, видеть, как уменьшается количество моих контактов?
Стоп… Я вообще не помню, когда в последний раз находился в реальности, вне Сети… Кажется, очень давно… Неужели это правда? Но тогда как это произошло? Я что-то слышал про новое поколение компьютерных вирусов, поражающих человека, подключенного к сети. Говорят, у открывшего сообщение с вирусом мгновенно останавливалось дыхание. Или переставало биться сердце. Я думал, это не более чем выдумки. Могло ли это случиться со мной? Впрочем, если я мертв, какая разница…
Как реагируют люди на смерть знакомого человека в виртуальном мире? Стирают его из адресной книги? Сжигают мосты интернет-связей, как будто имя мертвеца в списке контактов насылает порчу? Пишут напоследок письма, на которые не будет ответа? Теперь мне предстояло узнать это на собственном примере. Они бросили меня.
Когда-то я слышал выражение, что человек живет до тех пор, пока его помнят. Никогда не задумывался об этом в терминах компьютерной эры. Мы поддерживаем друг с другом контакт, пока живы — пишем письма, задаем вопросы… Что произойдет, когда моя запись будет удалена? Я исчезну? Неужели душа свелась к набору электромагнитных импульсов, перемещающихся где-то в километрах подземных кабелей, в пустом пространстве беспроводных сетей… Что случится, когда оборвется последняя ниточка, связывающая меня с реальностью? В центре страницы загорелось красное окно: «Выполняется удаление учетной записи. Пожалуйста, подождите». Появилась полоска прогресса операции: 10%… 20%… Стирают мою биографию, мои фотографии… 40%… весь глупый бред, который я писал и который писали мне… 60%… все, чем я стал, самого меня… 80%… остановите это!.. 90%… пожалуйста… 100%.
Темный экран.
Я не знаю, сколько времени прошло. Часы, которые раньше всегда находились в углу экрана, теперь отсутствовали… Собственно, отсутствовал и сам экран — просто темнота, бесконечная, во всех направлениях… Прошла минута, а может быть, годы… Но в этой темноте внезапно появилось окно: «Дина прислала вам новое сообщение…» Открыть? Удалить? Неужели кто-то пробился ко мне, и моя страница — я сам — все еще существуют? Кто эта девушка?
Я смотрю на аватарку и вспоминаю ее. Дина — Динка-льдинка — веселая, всегда улыбающаяся. Настоящий талант, писала стихи, училась на биолога… Мы часто встречались в кругу приятелей — настоящих друзей, не виртуальных безликих призраков. Я переписывался с ней по электронной почте, но никогда — через социальные сети — они тогда еще не были популярны… У нее не было своего блога, своего электронного паспорта, своего виртуального мира… Ее сбила машина — Динка погибла раньше, чем началась социально-компьютерная революция…
Но откуда тогда появилось это письмо? Если это и вправду Дина, то с какого сервера, из какого уголка Вселенной она пишет? И почему прислала мне сообщение только сейчас?
Очень просто. Потому что я тоже… мертв. Мы теперь — по одну сторону от жизни.
Мне представилось странное виртуальное сообщество давно ушедших людей. Неужели им каким-то образом удается общаться? Как они это делают? Пишут бумажные письма на воображаемом столе, если не были при жизни знакомы с компьютерными технологиями? Посылают е-мэйлы из небытия в небытие? Сканируют социальные сети из мертвых людей в поисках тех, кого они когда-то знали, чтобы наконец-то обменяться сообщениями после долгих лет молчания? Далекие пращуры на выцветших фотографиях, ушедшие родные, потерянные друзья… Если с ними можно поговорить, пусть и через какую-то потустороннюю виртуальную сеть… я сделаю это. Что бы ни случилось, какие бы страшные тайны я ни узнал, я буду с ними говорить. Это лучше, чем пустота. Лучше, чем темный экран. И я нажимаю на кнопку «Открыть».
Франкены должны знать
Я люблю картины Мунка и Магритта, а еще истории про зомби, про потерю самоидентификации, про тотальный контроль и про психологов. Так получился рассказ.
— Подпишите петицию! Франкены должны знать, кто они такие! — девушка с огненно-рыжими волосами и посиневшим от мороза носом ткнула мне в руки листовку. Я машинально сунул бумажку в карман и поспешил к вращающимся дверям, кутаясь в шарф. Прием уже начинался, а мои пациенты не любят ждать. Они и так тревожные.
Поднимаясь в лифте на тринадцатый этаж, я подумал, что рыжая девица, сама того не подозревая, обратилась чуть ли не к единственному человеку в городе, который мог бы внятно сформулировать, почему эту петицию подписывать не стоило. Иногда незнание — благо. Особенно для франкенов.
В кабинете меня уже ждали — но это оказался не пациент. Полицейский. Он встал с моего рабочего кресла у окна и показал удостоверение. Меня заинтриговала странность в одежде гостя — одет он был по всей форме, но на голове вместо фуражки у него красовался старомодный черный котелок. Как на репродукции Магритта, что висела над креслом для пациентов: некто в шляпе стоит спиной к зрителю, обращенный к дыре в форме человека, зияющей в красном занавесе.
— Э… чем могу быть полезен? — начал я. — Но, если можно, побыстрее: у меня назначена встреча.
— Вы консультировали профессора Петрова И. Е.? — спросил странный полицейский в котелке.
Я непроизвольно взглянул на дверь — именно этого пациента я ждал с минуты на минуту. Интересный собеседник, хоть и со своими тараканами в голове. Но такая уж у меня работа.
— Вынужден напомнить вам о врачебной тайне, — ответил я с достоинством.
— Даже в случае, если пациент скончался? — парировал полицейский.
От неожиданности я сел в кресло — в то самое, в котором еще неделю назад консультировал Ивана Егоровича.
— Что?.. Как это случилось? — произнес я. Отнекиваться не имело смысла — полицейский наверняка уже заглянул в журнал посещений. Да и камеры слежения на входе легко доказали бы, что профессор Петров бывал здесь.
— Самоубийство, — изрек полицейский. — И вы крайне поможете нам, если вспомните, о чем говорили с покойным в последний раз.
Я ничего не собирался рассказывать этому типу в котелке. Тем более что речь шла, по всей видимости, о моей профессиональной неудаче. Но я поневоле вспомнил мою первую встречу с профессором Петровым.
— Доктор, я знаю человека, который, на самом деле, франкен, — профессор сделал эффектную паузу и выдохнул. — Это я.
Моя реакция несколько разочаровывала его. Видимо, бедняга не знал, что этому синдрому подвержен не он один. Посмотрим, насколько запущено дело.
— Иван Егорович, давайте по порядку. Во-первых, почему «франкен»? Зачем это вульгарное слово?
— Вы знаете почему, доктор.
Я знал. Когда изобрели биороботов, журналисты сразу окрестили их «франкенштейнами» — как и знаменитого киномонстра далекого прошлого, их создавали из мертвых тканей, вживляли провода, электронную начинку, подключали ток и — вуаля: «Оно живое!» Вот только — классическая ошибка обывателей — Франкенштейном звали вовсе не монстра, а его создателя. Но публику не переспоришь — и новых биороботов, которых поначалу называли и разумными зомби, и искусственными людьми, и ходячими трупами, в итоге стали кратко именовать франкенами.
— Хорошо. Пусть так. С чего вы решили, что вы биоробот?
— А вы можете доказать обратное, доктор?
— Легко. У вас есть шрамы на теле?
— Это не показатель, — Петров нервно взглянул на свои руки, будто ожидая увидеть бинты. — Шрамы могут быть следами травмы, но при необходимости их легко скрыть. Современная медицина творит чудеса.
— А как насчет памяти? Вы помните прошлое?
— Помню. Но франкены тоже могут получать ложные воспоминания. Особенно если использован подходящий мозг.
Мне стало любопытно.
— А как насчет смысла жизни? Франкены, как правило, зациклены на чем-то одном.
Петров сжал подлокотники кресла.
— А вы задумывались, сколько людей в этом городе зациклены на чем-то одном, доктор Егоров? На одной работе. На одной женщине. На одной идее.
Я промолчал. Иногда пациентам просто надо выговориться.
— Смотрите, — Петров достал из бумажника ламинированную карточку. — Это стандартное разрешение на донорскую передачу органов, если я скоропостижно скончаюсь. Значит, мои органы годятся для кого-то другого. Может быть, я — только заготовка для франкена?