Брайтман лежал на сиденьях, и на лице у него играла мирная улыбка. Что снилось ему? Будто он приехал в логово самого заклятого врага в самый темный уголок Вселенной, открыл свое тайное оружие и низверг чудовище? Или что жена и ребенок снова с ним? Кто знает… По крайней мере, теперь мне известно, что он не опасен.
В мои обязанности главного врача на корабле входит контроль за поведением пассажиров, и этот человек сразу привлек внимание других попутчиков и охраны — он почти не спал, бродил по территории корабля во время отдыха и не расставался со своим чемоданчиком… Приборы подтвердили, что опасного оружия там нет, но все-таки стоило перепроверить. Мне удалось расположить беспокойного пассажира к себе и дать ему поделиться своей историей. Бедный Люк Брайтман! Я слышал о его планете, на которой не бывает ночи — в космосе это, действительно, не такая уж и редкость. Но что было правдой в его рассказе? Может быть, встреча с незнакомцем, «набитым тьмой», окончательно повредила его рассудок, заставив поверить в то, что существует коварный заговор против человечества и что его смехотворный багаж — орудие Света? Или не было никаких щупалец во тьме, и страшная встреча ему только привиделась… А может быть, и его семья стала жертвой банального несчастного случая — утечки газа или еще чего-нибудь… Я проверил данные по последним полетам Брайтмана — судя по всему, он только и делал, что летал меж звездами — с планеты на планету, с корабля на корабль. И всегда ему казалось, что этот перелет — последний, что финальная битва вот-вот начнется…
Я вызвал охрану — пассажира должны осторожно перенести в его каюту. Когда он проснется, то, скорее всего, не будет помнить нашего разговора. По должностной инструкции я обязан доложить о его состоянии в медицинскую службу в космопорте прилета. И дальнейшую судьбу Люка Брайтмана буду решать уже не я.
Я ждал охрану и смотрел на звезды, на мириады светящихся огоньков во тьме, и думал о том, что если баланс равновесия и смещен, то, скорее, уж в сторону тьмы… От раздумий меня отвлекло покашливание моего невольного пациента. Вскоре его дыхание восстановилось, но я был готов поклясться, что в момент кашля с губ сорвалось маленькое облачко темноты. Мгновение оно парило в воздухе, а потом растаяло без следа.
Шесть вариантов
Школьники московской школы 867 поставили по рассказу пьесу в 2011 году. Помнят ли они сейчас эту историю? Какой вариант они выбрали в жизни?
Мы падаем на планету. Так говорит Лора, и я ей верю, хотя в иллюминаторе — только темнота. Лора утверждает, что чувствует это. Дэн тоже считает, что мы падаем на планету, — он узнал об этом из показаний навигационных приборов в капсуле. Я не доверяю Дэну и подозреваю его во лжи. Можно ли верить и не верить одновременно? Да, если ты сам не знаешь, кто ты такой, и если твоя история началась всего несколько минут назад…
Мы просыпаемся почти одновременно — три человека, запертые в тесной капсуле, одетые в одинаковую серую форму, делающую нас бесполыми и безликими. Наши тела образуют на полу почти правильный треугольник, и когда мы садимся, преодолевая искусственную гравитацию, когда мы в испуге отползаем к стенам комнаты, когда мы встаем — ноги дрожат, о, как они дрожат! — треугольник разрушается.
Между нами на полу стоят две коробки. В первой множество табличек на цепочках с самыми разными именами. Я не знаю, как меня зовут, и понятия не имею, как выгляжу — в капсуле нет зеркал. Я мужчина. Второй человек — мужчина. Третий — женщина. Мы перебираем таблички, не решаясь заговорить друг с другом. Наверное, мы не должны говорить, пока не получим имена. Женщина выбирает табличку с именем «Лора». Я не знаю, почему, может быть, ей просто понравилось имя. Я не против. У Лоры длинные волосы каштанового цвета, собранные на затылке в хвост, похожий на антенну. Мне нравится Лора.
Мужчина плотный, приземистый, с круглой лысой головой — он жадно перебирает имена и поглядывает на Лору. Выбирает табличку «Дэн». Мне не нравится Дэн, и мне не нравится его имя. Я выбираю табличку «Марк». Почему Марк? Мне все равно — там имелись и другие варианты, и это значит, что наши имена не существенны.
Мы надеваем цепочки с именами и становимся Лорой, Дэном и Марком.
Во второй коробке три нагрудных жетона — их можно приколоть к униформе как значки. На жетонах надписи: «Бог», «Монарх», «Машина».
Лора говорит, что каждому из нас должно достаться по жетону, и я ей верю. Это логично. Дэн предлагает раздать жетоны наугад, но я не согласен. Имя ничего не значит, но здесь другое… Возможно, это роль, которую мы должны сыграть. Или наше предназначение. Или наша судьба. Это серьезно. Я не могу довериться случаю.
Я хочу вспомнить, кто я, чтобы сделать осознанный выбор. Мне трудно сосредоточиться. Кажется, что меня не существовало до момента пробуждения, или, напротив, я жил одновременно десятками жизней. Может быть, все имена людей в первой коробке — это мои прошлые сущности. Мне кажется, я конструировал космические корабли, и поэтому я знаю, что мы в маленькой спасательной капсуле. В ней есть иллюминатор и панель управления, и я вроде бы разбираюсь в том, что и как работает. Мне также кажется, я был пилотом. Изобретателем. Я был одновременно многими людьми и никем.
Я рассказываю об этом Лоре. Она говорит, что была экологом. Или учителем. Или психологом. Лора тоже не знает, кем именно была и как сюда попала. Она смотрит в темный иллюминатор и говорит, что мы падаем на планету.
Дэн вспоминает, что, возможно, он тоже пилот, как и я. Или учитель, как Лора. Мы пытаемся управлять капсулой, но система не реагирует на наши команды: в навигационной системе существенный сбой. Не хватает некоторых деталей. Дэн смотрит на показания приборов и делает те же выводы, что и Лора. Мы падаем на планету.
Наверное, мы погибнем, если не определим, кто из нас кто.
Дэн говорит, что у нас шесть вариантов. Три жетона можно раздать троим шестью разными способами. Лора предлагает проверить все варианты. Мы кладем жетоны в пустую коробку и вытаскиваем по одному.
— Монарх, — читаю я.
— Машина, — говорит Лора.
— Бог, — ухмыляется Дэн. — И что дальше?
Мы закрепляем жетоны у себя на груди, но ничего не происходит. Я не чувствую себя Монархом. Лора не чувствует себя Машиной. Дэн смеется над нами и повелевает капсуле восстановить повреждения, но это не срабатывает.
Лора говорит, что это психологический тест. У пилотов есть тренажеры виртуальной реальности для отработки навыков управления кораблем. Такие, должно быть, существуют и для оценки совместимости людей в критической ситуации. Такой, как у нас сейчас. Возможно, мы находимся внутри компьютерной программы, блокирующей настоящие личности. Наши утыканные датчиками тела лежат на пластиковых столах, накрытые простынями, и лаборант следит за ходом эксперимента на экране компьютера. Может быть, нас готовят стать экипажем корабля для долгого перелета.
Дэн соглашается с Лорой. Он говорит, что внутри тренировочной программы для пилотов тоже чувствуешь, как будто все по-настоящему. Как мы можем почувствовать фальшь, если в наших программах сказано, что мы реальны? Я не знаю, что ответить, и злюсь на Дэна. Если нас и вправду тестируют для полета, я не хочу лететь вместе с ним.
Я спрашиваю Лору, что могут означать эти роли в данной ситуации. Лора не знает. Она лишь может предполагать, что «Монарх» — лидер, капитан команды. «Машина» — исполнитель, или аналитик, или логик. «Бог»… это самое трудное… Может быть, он должен всех спасти. Или, напротив, не вмешиваться. Наблюдать. Мы должны сами открыть в себе, кто мы есть.
Дэн не хочет отдавать табличку «Бога», и я злюсь на него еще сильнее. Я приказываю ему отдать жетон, Лора тоже просит его об этом, и Дэн подчиняется. Мы передаем жетоны из рук в руки по кругу. Теперь я «Машина», Дэн — «Монарх», а Лора — «Бог».
Дэн говорит, что был пилотом, поэтому принимает решения на корабле. Быть «Монархом» ему нравится. Он полагает, что я конструктор, значит, разбираюсь в технике — и мне быть «Машиной». А психологи — он кивает Лоре — наверняка считают себя Богами.
Я прислушиваюсь к себе. Есть ли у машины эмоции? Вряд ли. Но если их запрограммировать? Что, если моя симпатия к Лоре и неприязнь к Дэну — результат действия программы, логической схемы? Не хочется в это верить, но что если именно я могу всех спасти? Я пытаюсь устранить неисправность в системе управления, ввожу коды один за другим, и в ответ на мой запрос из стены со щелчком выдвигается неисправный блок. Я смотрю в хитросплетение проводов и вижу, в каких местах отсутствуют связующие элементы. Мне даже приходят в голову их названия. Мы еще раз осматриваем капсулу, пытаемся отыскать хоть что-нибудь похожее на недостающие детали, но ничего не можем найти.
Еще один обмен. Я «Бог», Дэн — «Машина», Лора — «Монарх». Не получается. Я ничего не могу изменить. Дэн кричит, что Машиной должен быть кто-то другой. Лора плачет. Ее каштановые волосы рассыпаются по плечам, и она закрывает ими лицо. Она говорит, что мы разобьемся. Провалим тест или погибнем. Или и то, и другое. Я утешаю ее. Мы пробуем поменяться жетонами еще раз. И еще раз. Проходим все шесть вариантов — по кругу, снова и снова. В иллюминаторе я уже вижу равнодушный лик стремительно приближающейся к нам чужой планеты. Никаких данных о ней в памяти компьютера нет.
Скоро мы войдем в плотные слои атмосферы и сгорим. А если нет, то вонзимся в планету с такой скоростью, что от нас ничего не останется. Три сплющенных тела в консервной банке, запущенной из космоса неизвестно кем и непонятно, с какой целью. Или я проснусь на холодном столе с пересохшим горлом и переполненным мочевым пузырем, чтобы услышать, что я не годен для миссии.
Лора говорит, что мы не должны сдаваться. Надо что-то сделать. Но я не знаю, что.