Горький привкус мазута, растворенного в соленом ветре, обволок легкие. Осел на языке, царапнул слизистую. Джек вдохнул глубоко, болезненно. Тело ныло, каждая клеточка отзывалась болью, от макушки до кончиков пальцев на стертых ногах. Хроническая боль, его неизменный спутник, сегодня особенно настойчиво пульсировала в пояснице, отзываясь тупым, проникающим жаром.
Он сидел, ссутулившись, в углу заброшенного складского отсека на самой окраине Клайпедского порта. Полумрак. Единственный источник света — тусклая, грязная лампочка, висящая на ржавом проводе над импровизированным столом из пары ящиков. Ее болезненный, желтый свет бросал уродливые тени на распечатанные, склеенные листы — неполные, обрывочные схемы порта.
Схемы. Потертые по краям, с пятнами от кофе. Некоторые линии Джек нарисовал сам, кривыми, неуверенными штрихами, пытаясь соединить разрозненные кусочки головоломки. Его пальцы, мозолистые и грубые, с трудом скользили по линиям трубопроводов, электросетей, навигационных систем. Он сжал кулаки, чтобы остановить легкий, неконтролируемый тремор, и снова уставился в бумаги.
Порядок. Логика.
Где они? Он искал их в этом нагромождении данных, пытаясь предугадать следующий шаг врага. Вся эта возня с экстремистами – лишь отвлекающий маневр. Он это понял. Но тогда что?
Прямой взрыв? Слишком топорно. Слишком… шумно. Эти люди работали тоньше. Гораздо тоньше.
Низкий, утробный гул дизельных двигателей из порта проникал сквозь тонкие, дребезжащие стены убежища. Он сливался с глухим стуком в его голове, эхом боли, становясь постоянным фоном его отчаяния и предчувствия катастрофы. Этот гул был вездесущ, самой сутью порта, и теперь — его проклятием. За грязным окном виднелись силуэты массивных грузовых судов, застывших у причалов, словно спящие чудовища в ожидании приговора.
Джек замер.
Дрожь в пальцах исчезла. Взгляд, несмотря на усталость, пронзил схему. Небольшая, едва заметная деталь. Необычное расположение резервных клапанов. Дренажные системы – их странная разводка, петляющая там, где должна быть прямая. И крохотное, едва читаемое примечание, сделанное почерком Хлои, — «предстоящий редкий северо-восточный ветер».
Северо-восточный. В сочетании с приливом.
Это не взрыв. Не мгновенный, оглушительный акт насилия. Это… это нечто куда более циничное. Нечто отвратительно медленное.
Каскадный сбой. Неотвратимый. Разлив. Химикатов. Или нефтепродуктов. Спровоцированный, но выглядящий как цепь несчастных случаев. А ветер и прилив завершат начатое, разнося отраву по всей Куршской косе, вглубь залива.
Экологическое бедствие. Масштабное. Медленное. Неумолимое.
Оно потребует огромной, долгосрочной «экологической очистки». И «восстановления». Идеальный предлог. Для ЧВК. Чтобы получить баснословные, многолетние контракты. Они не просто уничтожали – они собирались на этом заработать. Огромные, проклятые деньги.
Гнев, давно заглушённый усталостью, начал тлеть в груди Джека. Не пламя, а медленный, горячий уголь. Он ненавидел этих людей. Их хладнокровие. Их готовность пожертвовать целым регионом, его природой, его людьми… ради прибыли.
Они играли в свою грязную игру. Но их фигурами были не солдаты. Не пешки. А живая экосистема. И жизни тысяч.
Джек сжал зубы. Боль усилилась, но и ум обострился.
Он должен остановить это. Должен.
Холод. Противный, пронизывающий холод стеклянного офиса въелся под кожу. Он казался стерильным, вымытым до блеска. Обезличенный. Хлоя сидела за своим слегка помятым ноутбуком, его экран светился слишком ярко, выхватывая усталость на ее лице. Раннее утро. Большинство сотрудников еще не пришли.
Это было хорошо.
Она отчаянно пыталась отправить Джеку массивный, зашифрованный пакет данных. Каждое нажатие клавиши давалось с трудом. Пальцы двигались лихорадочно, стучали по пластику клавиатуры, но внутренние системы безопасности банка, запрограммированные на обнаружение аномальной активности, активно ей противодействовали. Они были созданы, чтобы предотвращать именно такие действия. И справлялись с этим дьявольски эффективно.
— Ну же, ты, кусок… дерьма, — Хлоя тихо шипела себе под нос, ее голос был сдавленным, почти неслышным. Ее пальцы отбивали лихорадочный, прерывистый ритм. — Давай! Давай, проталкивайся! Это… это абсурд! Протокол 7Г, обходной путь 3… Давай же! Не сейчас!
На экране вспыхнуло красное, раздражающее окно.
— НЕАВТОРИЗОВАННЫЙ ДОСТУП. ПЕРЕДАЧА ЗАБЛОКИРОВАНА. СООБЩЕНИЕ ОТПРАВЛЕНО СЛУЖБЕ БЕЗОПАСНОСТИ.
Резкий, отчаянный выдох сорвался с губ Хлои. Она ударила кулаком по столу – глухой, неприятный звук в этой давящей тишине. Тут же потирала ушибленную костяшку. Боль была острой, но отчаяние заглушило ее.
— Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт! — Ее голос почти дрогнул, срываясь на шипение, едва различимое. — Нет! Не сейчас, ты… ты бесполезный кусок кода! Мне нужно… — голос окончательно сорвался, превратившись в нечто среднее между рыданием и стоном. — …мне нужно это отправить! Он… он один!
Ещё одно всплывающее окно. Ещё более навязчивое, словно издевающееся.
— ПЕРЕДАЧА ДАННЫХ ВАМ БОЛЬШЕ НЕДОСТУПНА. ВАШ АККАУНТ ЗАБЛОКИРОВАН. ПОЖАЛУЙСТА, ОБРАТИТЕСЬ В ОТДЕЛ БЕЗОПАСНОСТИ.
Хлоя закатила глаза. Усмехнулась – саркастично, горько, с отчаянием, которое уже не могла скрыть.
— О, конечно. Безопасность. Всегда в срок. Когда уже слишком поздно. Абсурд.
Она резко, с треском, захлопнула ноутбук. Холодное, металлическое прикосновение рамки к ее горячим, вспотевшим пальцам. Контраст между внутренним жаром и внешней стерильностью был невыносим. Стикеры на крышке ноутбука, казавшиеся такими уместными еще вчера, теперь выглядели как насмешка над ее наивностью.
Громкий щелчок. Окончательный.
Она знала. Все. Ее доступ к банковским системам теперь перекрыт. Это был ее последний, отчаянный бросок.
И этот бросок, возможно, стоил ей всего.
Но она верила. Она надеялась, что успела.
Едкий, химический запах от кондиционера. Он казался вытягивающим из воздуха все эмоции. Аня Ковач сидела в своем кабинете. Штаб-квартира ЦРУ. Поздний вечер. Снаружи было темно. Здесь – стерильный свет ламп дневного света.
Перед ней – открытые досье, аккуратно разложенные стопками. Идеально. Но ее взгляд был прикован не к ним, а к телефону на столе. Она колебалась. Ее аналитический ум, обычно такой уверенный, теперь был полон сомнений. Модели не сходились. Факты противоречили друг другу. Игнорировать это было невозможно.
Наконец, она медленно подняла трубку. Пальцы чувствовали холодный пластик. Набрала номер, который не использовала годами.
— Профессор Кинг? — Ее голос был чуть выше обычного, с легкой, едва заметной нервозностью. Она поправила очки, хотя они сидели идеально. — Здравствуйте. Это Аня Ковач. Надеюсь, я не отвлекаю вас так поздно. У меня… э-э… есть к вам вопрос. Профессиональный. Но… не совсем стандартный.
В трубке раздался спокойный, глубокий, чуть усталый голос.
— Аня. Не ожидал звонка из… таких мест. Говорите. Что вас тревожит?
Аня сделала паузу, нервно теребя край своего дорогого, идеально выглаженного пиджака. Хаос в мыслях не соответствовал порядку на столе.
— Дело касается… этичности. Международного права. Когда… когда действия, предпринятые в рамках… м-м… национальной безопасности… приводят к… э-э… непреднамеренным последствиям. И когда… когда информация, на которой основаны эти действия… может быть… неполной. Или… или намеренно искажённой.
Небольшая пауза. На другом конце провода послышался легкий шелест.
— Вы говорите о «высшем благе», Аня? — Голос профессора был мягок, но в нем слышался намек на вызов. — Оправдывает ли цель средства? Я думал, вы уже давно ответили себе на этот вопрос, работая там. Или… вы наконец-то начали слушать свой внутренний голос, а не только данные?
Лицо Ани напряглось. Она отвела взгляд от досье, словно опасаясь, что они могли выдать ее.
— Я… я просто ищу… подтверждения. Точности. Мои… мои модели… они не сходятся, профессор. Они… они показывают… слишком много аномалий.
— Иногда, Аня, самые важные аномалии – это те, что не умещаются ни в одну модель, — ответил профессор. — Те, что живут в совести. Подумайте об этом.
На другом конце провода послышались звуки шагов и приглушённый смех – кажется, профессор смотрел телевизор. Возможно, какую-то старую комедию. Это был момент неловкости, совершенно не соответствующий серьёзности их разговора. Аня на мгновение отвлеклась, представив себе его дом – заваленный книгами, пыльный, живой, в отличие от ее стерильного кабинета.
Затем она снова сосредоточилась. Его слова… «совесть». Это было так… нелогично. Так иррационально. Но почему-то ее это задело. Ее тайное прошлое хакера, совершившего «ошибку», которая привела к гибели людей, теперь давило на нее, заставляя искать подтверждение, что она не совершает ту же ошибку снова. Что она не поддаётся чужим манипуляциям.
Ее пальцы нервно сжали телефон. Блеск ее очков отражал холодный свет лампы. И в этом блеске, где-то глубоко, мелькнуло нечто большее, чем просто аналитический ум – зарождающаяся, опасная решимость.
Она не была машиной. Пока нет.
Глава 16
Высокочастотный вой серверов въедался в зубы. Не просто звук — вибрация, пронизывающая тонкие звукоизоляционные панели, отзывающаяся в костях, бьющая в виски. Серверная комната, тесная, душная, пахла едким, дешёвым дезинфектором. Яркий, холодный свет флуоресцентных ламп делал кожу Андрея Волкова бледной, почти прозрачной.
Он сидел перед пультом управления. Пальцы метались по клавиатуре. Быстро, почти лихорадочно. За его спиной, в тишине, стояли два оперативника ЧВК, их присутствие ощущалось почти физическим давлением. Один, массивный, с лицом, высеченным из камня, неотрывно следил за экраном через плечо Андрея. Другой, чуть поодаль, у тяжёлой металлической двери, просто стоял, скрестив руки. Их молчаливое присутствие было почти физическим.
Андрей чувствовал, как пот стекает по спине, собираясь в складках рубашки. Холодная влага. Он не смел вытереть её. Его задача казалась простой, но была ужасна: ввести код, который должен был вызвать системный коллапс во всей портовой инфраструктуре. Но он пытался. Он пытался сделать всё иначе.
Его пальцы, дрожащие, но всё ещё невероятно ловкие, вводили тонкие, почти незаметные изменения в программный код. Микроскопические смещения. Крошечные логические ошибки. Едва уловимые задержки в потоках данных. Он отчаянно надеялся: эти «ошибки» приведут к сбою. К хаосу. Но не к полному, неконтролируемому разрушению, как того требовали его наниматели. Он грыз ногти. Внутреннюю сторону щеки. Его глаза бегали по сторонам, избегая холодного, безжалостного взгляда оперативника.
— Всё в порядке, Волков? — Голос оперативника был низким, ровным. Без интонаций. Это не был вопрос. Это было утверждение.
— Да, да, конечно, — Андрей даже не повернул головы. Его голос был высоким, почти писклявым. — Просто… ну, м-м… тонкая настройка. Очень… очень сложные алгоритмы.
— Просто делай свою работу.
И Андрей делал. Он был блестящим инженером. Он мог заставить эти системы петь. А теперь он должен был заставить их стонать.
В какой-то момент, когда оперативник у двери на мгновение отвернулся, видимо, проверяя рацию, Андрей быстро, нервным движением, достал из внутреннего кармана маленький, потрёпанный блокнот. Его глаза на мгновение зацепились за пару строк, написанных там карандашом, неровным почерком:
О том, чего нет, шепчет ветер,
И о том, что никогда не вернётся.
Едва заметный, почти неслышный вздох. Андрей вздрогнул. Поспешно, почти испуганно, сунул блокнот обратно в карман. Вернулся к работе.
Но его пальцы теперь дрожали ещё сильнее. Едва попадали по клавишам.
Он заметил это почти сразу. Внесённые им «мягкие» изменения, эти едва уловимые погрешности, начали взаимодействовать. С уже существующими. Скрытыми параметрами системы. Параметрами, о которых он не знал. Которые он не мог предвидеть.
На экране вспыхнула череда предупреждений. Не критических. Но непредсказуемых.
Это мог быть каскадный сбой. Гораздо более опасный, чем он планировал. Неконтролируемый. Взрыв. Если его «саботаж» будет обнаружен. Если его попытаются отменить.
Это не просто нарушит работу порта. Это может уничтожить его.
Уголки его губ начали дрожать. Он попытался сглотнуть, но горло пересохло.
— Ха-ха… — сухой, прерывистый звук вырвался из его горла. — Ха-ха-ха… Это… это так… абсурдно, да? Я… я просто… ха-ха… не могу… это… это слишком!
Оперативник обернулся. Его обычно непроницаемое лицо слегка нахмурилось.
— Что это было, Волков?
Андрей изо всех сил пытался остановить нервный смех. Ему это не удавалось.
— Ничего, ничего, сэр. Просто… м-м… техническая особенность. Всё… всё идёт по плану. Вроде бы. Ха-ха…
Его взгляд, прикованный к мелькающим строкам кода, теперь был полон неконтролируемого ужаса. Он понимал: его попытка спасти ситуацию могла лишь усугубить её.
Заброшенный, полуразрушенный складской ангар на окраине порта. Воздух здесь был тяжёлым. Пахло пылью, гнилью, старым, проржавевшим металлом. Сквозь дыры в крыше пробивались редкие, бледные лучи солнца, освещая танцующие в воздухе клубы пыли.
Холодный, липкий воздух проникал под одежду. Пробирался под кожу. Заставляя мышцы Джека сжиматься от боли. Он сидел на перевёрнутом ящике. Тело скрючено. Голова опущена. Каждый вдох давался с трудом. Горький привкус мазута и старой крови осел на языке.
На коленях лежал старый, но надёжный планшет. На его экране мерцали цифры, схемы, графики – зашифрованные данные от Хлои, только что скачанные. Джек прокручивал страницы, его взгляд цеплялся за ключевые слова: названия компаний, имена, финансовые потоки.
Это не просто диверсия. Не просто атака на один порт.
Это был сложный, многоуровневый заговор. Тщательно спланированный. Направленный на поглощение европейского энергетического рынка. Создание хаоса. С последующими «спасательными» контрактами. Клайпеда была лишь первым ударом. Отвлекающим. Чтобы посеять панику.
Джек почувствовал, как вязкий адреналин медленно наполняет его вены. Знакомое, горькое ощущение. Его тело, несмотря на боль, напряглось, инстинкты обострились, готовясь к действию.
Но одновременно с этим приходила и тяжесть. Неимоверная. Давящая.
Ответственность.
Он устал. Чёрт, до чего же он устал. Он хотел покоя. Одиночества. Чтобы всё это просто закончилось.
Но он видел цифры. Видел схемы. Видел жизни, которые будут сломаны. Миллионы. Целый континент.
Он не мог просто уйти.
Его взгляд упал на его собственный, сломанный морской хронометр. Он держал его в левой руке. Большой палец правой непроизвольно потирал гладкую, холодную поверхность. Движение, ставшее рефлексом.
— Чёрт… опять, — тихо, почти неслышно бормотал он, обращаясь к самому себе. — Будь проклят.
Среди данных Хлои он нашёл нечто ещё более отвратительное. Информацию о том, что ЧВК имеет внутреннего агента. На высоком уровне. В европейской энергетической комиссии. Этот человек должен был «рекомендовать» их услуги по «восстановлению» после диверсии.
Это делало задачу Джека не просто физической. Это была политика. Грязная. На самом верху. Разоблачить коррупцию там? Это было практически невозможно.
Хуже того. Следующий этап операции ЧВК был запланирован на менее чем четыре часа.
Четыре часа.
Время, в которое Джек едва ли сможет уложиться. Учитывая его состояние. Расстояние до цели.
Глубокий вдох. Жжение в лёгких. Он чувствовал, как его тело начинает протестовать. Каждое движение — боль. Каждый вдох — усилие. Но инстинкт, запрятанный глубоко, говорил: Действуй.
Монотонный гул портовых работ, доносившийся сквозь щели в стенах, казался предвестником надвигающегося хаоса. Он был там. В самом его центре. И он должен был это остановить.
Кабинет Марка Новака в штаб-квартире ЦРУ. Всё так же безупречно чисто. Прохладно. Стеклянные стены. Вид на Вашингтон. Воздух стерильный. Почти неживой. Он казался тяжёлым. Пропитанным невысказанными угрозами.
Новак сидел за своим массивным столом. Его руки спокойно, почти демонстративно, лежали на полированной поверхности. Он ждал.
Аня Ковач вошла в кабинет. Её спина была прямой. Лицо невозмутимым. Но внутренне она была напряжена. Почти до предела.
— Агент Ковач, — Новак поднял взгляд. Его голос был ровным, почти отеческим. Но в нём чувствовался скрытый металл. — Прошу.
Аня подошла к стулу и села. Не отводя взгляда.
— Сэр.
— Агент Ковач. Я… э-э… получил отчёт. О вашем… м-м… недавнем запросе. Вне протокола. К господину профессору… Кингу, верно?
Новак сделал паузу. Его взгляд был пронзителен. Он медленно, почти незаметно, потирал большой палец правой руки о безымянный. Это движение всегда означало, что он нащупывает слабую точку.
— Достаточно… необычно, — закончил он.
— Сэр, я… я просто… — Аня поправила очки, хотя они сидели идеально, пытаясь скрыть нервозность. — Это был, скорее, академический интерес. Я… ну, хотела получить… э-э… другую перспективу. Для… для собственного развития.
Она держала выдержку. Её рука слегка теребила край пиджака. Ей казалось, что каждое её движение выдаёт её.
— Ах, да. Развитие, — Новак слегка улыбнулся. Холодно. — ЦРУ… оно ценит. Развитие. Но… (он наклонился чуть вперёд, его голос стал тише, почти шёпотом) …мы также ценим. Лояльность. И… э-э… дискретность. Особенно. Когда речь идёт. О конфиденциальных… запросах. Которые. Могут быть. Неверно истолкованы. Или… использованы. Против нас. Не так ли?
Он смотрел ей прямо в глаза. Его взгляд был тяжёлым, немигающим.
— Я… я понимаю, сэр. Моя… моя лояльность… она не вызывает сомнений. — Голос Ани чуть дрожал, но она держала взгляд. Не отводила.
— Я… э-э… надеюсь на это, агент. Надеюсь. — Новак откинулся на спинку кресла, его пальцы продолжали теребить друг друга. — Продолжайте. Фокусироваться. На Бауэре. Мы… мы должны. Закрыть это дело. Быстро. И. Тихо.
Его взгляд не отрывался от неё. Он сделал едва заметный, но угрожающий кивок.
— Кстати, — добавил Новак, его голос был всё так же спокоен, но его слова ударили, как ледяной душ. — Некоторые из ваших… э-э… прошлых проектов. Были подвергнуты пересмотру. После вашего… запроса. Просто. Для ясности. Мы… мы должны быть. Абсолютно уверены. В вашей… ну, объективности.
Аня почувствовала, как внутренности скрутило. «Прошлые проекты». Он знал. Он следил за ней. Давно.
Она находилась под микроскопом. Любой неверный шаг. Любое отклонение. Могло стоить ей не только карьеры. Но и свободы. Возможно, чего-то большего.
Её внутреннее противоречие достигло пика. Она должна была продолжать играть роль лояльного, образцового агента. И одновременно. Пытаться раскрыть правду. О человеке, которого ей приказано уничтожить. И о системе. Которая её преследовала.
Она кивнула.
— Поняла, сэр.
Глава 17
Горький привкус мазута, смешанный с солёным ветром, обволок лёгкие. Осел на языке, царапнул слизистую. Джек вдохнул глубоко — каждый раз это был вызов. Тело ныло. Правое плечо пульсировало, левое колено горело. Жгучая, ноющая боль отзывалась на каждый шаг.
Он двигался вдоль периметра порта Клайпеды, пригнувшись.
Воздух здесь стоял тяжёлый. Запах соли, гнилой рыбы. И что-то новое: резкий, металлический аромат, словно от раскалённых проводов. Тревожный запах. Он указывал на активную, высокотехнологичную работу где-то внутри порта.
Что-то изменилось.
Джек заметил это почти сразу. Камеры наблюдения были новыми, не старыми портовыми. Они имели распознавание лиц и тепловизоры, медленно и неумолимо сканируя периметр с подвижных кронштейнов.
План рушился. Тот, что он строил, обходя устаревшие системы.
Он прятался за массивными, облупившимися контейнерами, покрытыми слоем ржавчины и морской соли. Из трещины в одном тонкой струйкой вытекал машинный жир, пачкая бетон. Шаги охранников ЧВК были точны, выверены.
Джек дышал тяжело, с присвистом, как старый паровоз, идущий на износ. Боль расползалась по нервам, но его воля к выживанию была сильнее.
Приходилось импровизировать. Анализировать поведенческие паттерны. Искать мельчайшие слепые зоны. Использовать монотонный гул портовых механизмов, чтобы заглушить свои движения.
Медленно. Не так быстро, как когда-то. Но каждое движение выверено. Экономно. Он полз под конвейерной лентой. Скрип над головой. Шаги охранника. Приближались.
— Чёрт… — прохрипел Джек себе под нос. Сдавленный стон вырвался из груди. — Слишком… слишком близко.
Замер. Прислушиваясь. Пульс стучал в висках, заглушая все звуки. Охранник остановился. Прямо над ним.
— Он… он слышал? Нет. Нет. — Голос Джека был хриплым. Еле слышным. — Просто… просто иди. Иди!
Боль пульсировала в висках. Тело отказывало. Но что-то внутри, упрямое и измождённое, гнало его вперёд. “Ещё один шаг, Бауэр. Только один. А потом… потом ничего.” Он ненавидел себя за эту слабость. Но не мог остановиться. Не сейчас.
В стерильном, холодном офисе банка пальцы Хлои стремительно стучали по клавиатуре. Едва касались клавиш. Лицо бледное. Глаза покраснели от недосыпа. Но в них горела лихорадочная искра. Она стирала свою цифровую жизнь.
Удаляла логи. Перенаправляла трафик. Шифровала остатки данных. Уничтожала старые аккаунты.
На экране мелькали строки кода: зелёные, синие, красные. Десятилетия её цифрового присутствия стирались, исчезая без следа. Она знала — разоблачение неизбежно. Должна была сделать это. До того, как система поглотит её.
На экране вспыхнуло красное, мигающее предупреждение. «Несанкционированная активность. Требуется немедленная аутентификация. Система будет заблокирована через 30 секунд».
— Проклятье! — выдохнула Хлоя. — Они меня поймали. Быстрее. Ещё быстрее!
Пальцы лихорадочно стучали по клавиатуре. Последние секунды. Прежде чем доступ оборвётся. Она намеренно оставила несколько зашифрованных, крайне неочевидных «хлебных крошек». Неполные хэши. Фрагменты метаданных. «Мёртвые» ссылки на удалённые серверы.
Послание в бутылке. Для очень опытного аналитика. Если тот будет искать вне официальных инструкций.
Телефон зазвонил. Хлоя ответила, не отрываясь от клавиатуры.
— Хлоя О’Брайан.
— Хлоя, у нас… — Голос Торна, её начальника, был встревожен, почти панический. — У нас проблемы. Система показывает… аномалии. В твоей учётной записи. Что происходит?
Голос Хлои был напряжён, но она старалась звучать спокойно, почти монотонно.
— Проблемы? Да, мистер Торн. Я… я заметила. Кажется, это… ну, просто очередной глюк. Я пытаюсь… — её пальцы отбивали бешеный ритм по клавишам, — …я пытаюсь его исправить. Видимо, какая-то… ну, несанкционированная активность. Внешняя.
— Внешняя? Хлоя, это… это выглядит как… — её экран мигнул красным, таймер отсчитывал последние секунды, — …как попытка… удаления. Хлоя, ты что-то скрываешь?
Пальцы Хлои, отбивавшие бешеный ритм, на мгновение замерли. Затем начали компульсивно переставлять стопку стикеров на мониторе. В идеально симметричный узор. Это было бессмысленно. Иррационально. Но она не могла остановиться.
— Мистер Торн, я… я не могу сейчас говорить. Мне нужно… — Она быстро завершила последний скрипт. До того, как доступ оборвался. — …мне нужно это закончить. Я… я перезвоню.
Резко оборвала связь. Монитор погас. Темнота.
— Это абсурд, — пронеслось в её мыслях. — Чистый абсурд. Но я… я не могу иначе. Проклятье.
В командном центре ЦРУ стоял постоянный, низкий гул кондиционеров и серверов, почти заглушавший тихие щелчки клавиатур и шорох бумаг. Это создавало ощущение герметичности, отстранённости от внешнего мира.
Аня Ковач стояла перед большим экраном, представляя аналитикам последние данные о Джеке Бауэре. Её голос был спокоен и профессионален. Она использовала академический жаргон, создавая впечатление полной сосредоточенности на «охоте» на Бауэра. Марк Новак сидел в углу, наблюдая за ней с холодной, оценивающей улыбкой, и потирал большой палец правой руки о безымянный.
— …и поэтому, согласно нашим прогностическим моделям, — Аня указала на карту на экране, — Бауэр, скорее всего, попытается… э-э… скрыться в этом секторе. Агент Морган, вы с вашей командой займётесь… этим. — Она смотрела на Новака. Тот молча кивнул.
Её рука слегка дрожала, когда она отвела лазерную указку от карты. По вискам выступил холодный пот. Она продолжала, не меняя тона.
— Однако… — она поправила очки. Взгляд на мгновение скользнул к защищённому планшету на столе, затем обратно к Новаку. — …мы не можем полностью исключить возможность… — голос её оставался ровным, несмотря на внутреннее напряжение, — …что он, в своей… ну, своей непредсказуемости, может попытаться атаковать… один из ключевых узлов энергетической инфраструктуры внутри порта Клайпеды. Просто как… отвлекающий манёвр.
На планшет пришло короткое, зашифрованное сообщение: одно слово «Активация» и координаты — точно те, о которых она только что говорила. ЧВК. Реальная цель.
Аня сжала планшет. Руки едва заметно дрогнули. Но она сохранила внешнее спокойствие. Она понимала: её «игра» становилась смертельно опасной.
— Агент Дэвис, вы с вашей командой… проверите эту гипотезу. Просто… для полноты картины.
Новак прервал её. Голос его был твёрд.
— Агент Ковач. Вы… э-э… излишне усложняете. Наш приоритет. Это. Бауэр. Не… м-м… гипотетические угрозы.
Аня сдерживала дрожь, чувствуя его взгляд, который, казалось, проникал сквозь неё.
— Понимаю, сэр. Но… — она сделала небольшую паузу. Пыталась подавить нервный тик. — …мы должны быть готовы ко всему. Мой… мой анализ… предполагает, что риск… слишком высок. Чтобы его игнорировать.
Новак смотрел на неё. Глаза сузились. Он потирал пальцы. Губы едва заметно сжались. Чувствовал её скрытое неповиновение. Но не мог уличить её напрямую.
— Продолжайте. Ковач. Но. Не… м-м… отклоняйтесь. От. Основной. Задачи.
Он отвернулся. Взгляд его был холоден. Аня глубоко вздохнула. Она, аналитик, чья карьера построена на точности и правде, теперь вынуждена была лгать. Манипулировать. Внутри нарастало отвращение к себе, но и холодная решимость. Это был единственный способ.
Глава 18
Тяжёлый, затхлый воздух обволакивал Джека. Пахло пылью, машинным маслом. Где-то далеко, за бетонными стенами, глухо скрипели портовые краны, их скрежет казался едва различимым эхом. Здесь, в лабиринте коридоров, звуки глохли, терялись. Лишь собственное прерывистое дыхание отдавалось в ушах.
Стены были покрыты слоями облупившейся краски, словно кожа, сброшенная за десятилетия. Местами проступали жирные пятна сырости, уродливые, растекающиеся, похожие на кровоподтёки.
Джек двигался осторожно. Каждый шаг отзывался ноющей болью в пояснице, отдающей в правую ногу. Челюсти сжимались, лицо морщилось от напряжения. Липкий пот стекал по вискам, смешиваясь с грязью, въевшейся в кожу. Он игнорировал это. Он фокусировался. На схемах, что Хлоя успела отправить на его старый, защищённый телефон.
Он прижимался к стенам, будто пытался исчезнуть в их тени. Обходил редкие камеры наблюдения, их красные огоньки моргали, словно кровоточащие глаза. Он знал, что они здесь, даже если не видел их сразу. Старые инстинкты возвращались. Притупившиеся, да. Но не забытые. Они стали частью его, как шрамы на теле.
Наконец он обнаружил её.
Главный серверный узел.
Массивная, гудящая комната за толстыми стеклянными стенами. Ряды мигающих индикаторов пульсировали в полумраке, отбрасывая на стены движущиеся тени. Низкочастотный гул работающих серверов проникал сквозь стекло, ощущался не только ушами, но и всем телом. Он вибрировал в груди, отдаваясь в висках. Усиливал головную боль Джека. Этот гул давил на барабанные перепонки, предвещая что-то неизбежное, словно низкий, утробный рокот.
Над головой, в полумраке, висели массивные, ржавые трубы. Покрытые слоем пыли. Местами — зелёной плесенью. Отвратительно.
Дверь.
Стальная, толстая. Без единого замка. Лишь матовый прямоугольник биометрического сканера. Нового поколения. Не только отпечаток пальца. Сканирование сетчатки глаза.
Джек прищурился. Его «низкотехнологичные» методы здесь были бесполезны. Он не мог взломать систему извне. Не мог прорваться силой. Ему нужен был физический доступ.
А значит, ему нужен был ключ. Живой человек с соответствующими полномочиями.
Инстинкт кричал: беги.
Он устал, чёрт возьми. Ранен. Его тело требовало покоя. Мозг — тишины. Он презирал себя за то, что снова втянулся в этот ад. Но он видел последствия диверсии, которые ему показала Хлоя. Он знал, что никто другой не остановит это. Это не был героизм. Просто… просто он не мог позволить этому случиться.
Внутри контрольной комнаты серверного узла царил хаос. Чистота, стерильность – всё это было обманчиво. На столах были разбросаны пустые чашки из-под кофе. Обёртки от батончиков. На мониторах — мелькали графики, вспыхивали тревожные предупреждения красным и жёлтым.
Андрей Волков сидел перед консолью. Лицо его было бледным. Глаза покраснели от недосыпа. Руки дрожали так сильно, что пальцы постоянно соскальзывали с клавиш, когда он лихорадочно дописывал последние строки кода. Ногти обкусаны до крови. На кончиках пальцев виднелись свежие ранки. Он не замечал боли.
Рядом, прислонившись к стене, стоял один из оперативников ЧВК. Широкоплечий. С пустым взглядом. Он скучающе наблюдал за Андреем, не произнося ни слова. От него пахло сигаретами. И чем-то острым, металлическим.
Андрей видел, что его «саботаж» начал действовать. На одном из мониторов загорелся красный индикатор. Затем другой. Затем целый каскад предупреждений. Система не просто замедлялась. Она входила в неконтролируемый каскадный сбой. Это могло привести к гораздо более масштабной катастрофе, чем планировали ЧВК. Не просто вывод из строя. Потенциальный взрыв всего терминала.
Резкий, неприятный запах перегретой электроники смешивался с его собственным липким потом. Воздух казался тяжёлым, электрическим.
Он слышал отдалённые звуки приближающегося хаоса. Глухие удары. Обрывки криков. Вой сирен. Всё это эхом разносилось по коридорам порта, становилось громче. Он осознавал, что его “двойная игра” привела к непредсказуемым и страшным последствиям.
Андрей издал короткий, нервный, хихикающий звук. Тут же обрубил его, переходя в судорожный вздох. Оперативник ЧВК бросил на него быстрый, раздражённый взгляд, но ничего не сказал. Андрей быстро оглянулся, словно боясь, что кто-то услышал его неконтролируемую реакцию. Затем снова лихорадочно стучал по клавиатуре. Пытался внести коррективы. Те, что, возможно, уже ничего не изменят. Его попытка быть “хорошим” привела к худшему.
Холодный, сырой ветер проникал сквозь щели в стенах заброшенного складского комплекса. Он приносил с собой острый запах соли и ржавого металла. Внутри склада было темно. Пыльно. Воздух тяжёлый, гнетущий. Ковач и её команда, одетые в тёмную тактическую одежду, скрывались среди теней.
Аня наблюдала за основными терминалами порта через бинокль ночного видения. Каждое увиденное движение, каждый силуэт на периметре она тут же сопоставляла с данными, которые Новак пытался скрыть.
— Вижу периметр, Ковач, — Голос агента 1 глухо прозвучал в наушнике. — Двенадцать человек. Автоматы. Не похоже на обычную охрану. Они… они выглядят как боевики.
— Паттерн… не соответствует, — Голос Ани был напряжён, но спокоен. Почти монотонно. Она поправила очки, её взгляд был прикован к биноклю, проникая сквозь маскировку, которую другие не замечали. — Это… не обычная охрана. Их позиции… слишком… э-э… тактически выверены. Чрезмерно. Агрессивно.
Она видела не просто усиленную охрану. Это были отряды ЧВК в полной боевой готовности, занимающие ключевые позиции. Оружие не спрятано, а выставлено напоказ. Это не “охрана объекта”, это полноценная военная операция. Она заметила специфические знаки отличия на их форме, которые не соответствовали ни одной известной охранной фирме. Но напоминали ей о “неподтверждённых ролях третьих лиц” из её расследования. Это подтверждало её худшие опасения относительно Новака и истинных целей ЦРУ. Не просто подстава Джека. Они скрывали истинную угрозу. И, возможно, были в сговоре.
— Что будем делать, Аня? — произнёс Агент 2. — Приказ – Бауэр. Мы должны… его найти.
Пауза.
Внутри Ани разгоралась борьба. Рука непроизвольно теребила воротник. Она принимала решение, которое изменит всё.
— Приказ… меняется, — Её голос стал твёрже. Но остался спокойным. — Наша цель… — глубокий вдох, холодный металлический запах морского воздуха проник в лёгкие, — …это ЧВК. Мы… мы должны понять… их намерения. Мы… мы должны войти. Тихо.
— Тихо? Но… если это ЧВК, то это…
— Я знаю, что это! — Аня резко перебила. Без крика. Её слова были чеканными. Она оторвала взгляд от бинокля. Её глаза встретились с глазами агента. В них не было колебаний. — Это… это не наш враг. Не. Сейчас. Скрытое проникновение. Не вступать в прямой контакт. Пока. Мы… мы не поймём. Что происходит. Иначе… — Она посмотрела в сторону, на порт, на мерцающие огни терминала. — …иначе всё это было напрасно.
Глава 19
Грязный люк, замаскированный под старую вентиляционную решётку, издал хриплый скрежет. Джек отбросил его в сторону.
Воздух снизу ударил в лицо. Тяжёлый. Застоявшийся. Пахнущий сырым металлом, плесенью и чем-то едким, электрическим. Как будто здесь только что прошёл подземный удар.
Он двинулся по ржавой лестнице вниз. Каждая ступень скрипела под его весом. Острая, ноющая боль в правом колене, под лопаткой. Он стиснул зубы. Это просто фон. Ещё один.
Луч фонарика на телефоне выхватывал лишь небольшой, тесный кусок пространства. Туннели были узкими. Заросшие грибком бетонные плиты громоздились над головой, словно потолок пещеры.
Ржавые трубы, покрытые толстым слоем пыли и слизи, тянулись вдоль стен. Капли воды падали откуда-то сверху, разбиваясь о пол с монотонным стуком. Где-то далеко, в глубине этого каменного чрева, гудели вентиляционные системы. Доносился глухой, отдалённый скрежет механизмов порта.
Теперь весь терминал казался ему одним, огромным организмом. А он – паразитом, проникающим в его вены.
Он сделал несколько шагов. Остановился.
Голоса.
Впереди. Приглушённые, но отчётливые. Русская речь. Короткие, отрывистые фразы. Двое. Он прижался к холодной стене. Втянул голову. Запах плесени стал сильнее.
Они приближались.
Шаги. Медленные. Тяжёлые. Неспешные.
— Где, блядь, этот Волков? — пробасил один. — Сказал, будет ждать.
— Может, заблудился, — ответил второй. — Или сбежал. Он… он не боец.
Джек видел их тени. Они увеличивались на влажных стенах. Полная экипировка. Тяжёлые ботинки. Бронежилеты. Автоматы. Оперативники ЧВК. И они что-то искали. Или кого-то.
Один из них, проходя мимо старой, опрокинутой бочки, задел её ногой. Бочка с грохотом покатилась, ударившись о стену. Из неё потекла густая, едкая жидкость.
Резкий, удушливый запах аммиака обжёг ноздри. Воздух перехватило. Он прижал рукав к лицу, прищурился. Это было дерьмово. Но, возможно, это сыграет ему на руку. Запах химии заглушит его собственный.
Он рванул вперёд.
Рывок. Внезапный.
Первый оперативник, оглушённый резким запахом, не успел среагировать. Джек врезался в него, словно брошенный камень. Удар локтем в челюсть. Короткий, глухой звук. Тело обмякло.
Второй развернулся, поднимая автомат, но Джек уже был рядом. Кусок ржавой трубы, валявшийся у стены, оказался в его руке. Один удар. Точный. В колено. Хруст. Оперативник вскрикнул, осел. Автомат с грохотом упал на бетон.
Джек навалился на него. Схватил за горло. Прижал к влажной стене. Лицо оперативника перекосило от страха. В расширенных глазах Джек увидел не просто ужас, а что-то знакомое. Что-то, что он видел сотни раз. Это был страх неминуемой смерти. Чистый. Неосквернённый. Страх, который Джек сам давно подавил.
Его пальцы сжимались.
Боль в суставах, в костях, в каждой клетке его измождённого тела жгла, пульсировала, требовала остановиться. Хватит. Он устал.
Но в этот самый момент, когда его руки сжимали чужую шею, когда его тело было напряжено до предела, а в нос бил запах аммиака, сырости и чужого пота, Джек почувствовал что-то странное. Что-то, что было почти… домом. Неожиданное, горькое ощущение, что он снова на своём месте. Что, несмотря на всю грязь и жестокость, только здесь, на краю пропасти, он чувствовал себя по-настоящему живым.
Его взгляд прояснился, стал острым.
Рывок. Ещё один. Оперативник обмяк. Он не был мёртв. Просто вырублен.
Джек оттолкнул его. Тяжело дыша. Аммиак разъедал горло. Он сплюнул на пол. Поправил телефон.
Туннель погрузился в тишину. Нарушаемая лишь капающей водой и его собственным тяжёлым дыханием. Он оставил оперативников обезвреженными, но живыми. Не было времени. Он двинулся дальше, вглубь лабиринта. За ним тянулся едкий запах химии и эхо собственной борьбы.
Свет монитора бросал зеленоватые блики на её лицо. Подчёркивал глубокие тени под глазами. Пальцы Хлои лихорадочно мелькали над клавиатурой. Стук клавиш сливался в сплошной, нервный гул.
На экране, в правом верхнем углу, мигало красное предупреждение: “АВТОРИЗАЦИЯ ОТОЗВАНА. ДОСТУП БУДЕТ ЗАБЛОКИРОВАН ЧЕРЕЗ 00:00:15”.
Пятнадцать секунд.
Это конец.
Она знала это. Чувствовала это в стерильном воздухе офиса, который вдруг показался ей удушающим. Монотонный гул серверов где-то за стеной казался насмешкой.
Хлоя быстро прокрутила строки кода. Вот он. Последний, критически важный фрагмент данных. Зашифрованный файл. В нём — не просто финансовые отчёты. Это детальный анализ связей ЧВК с руководством российского энергетического гиганта. Сценарии их дальнейших действий после Клайпеды.
Это была бомба. Информационная.
Ей нужно было скинуть её. Куда-нибудь.
Быстро.
Традиционные каналы уже были перехвачены. Или слишком рискованны. Она не могла довериться никому. Никому в этом банке. Никому в этой системе.
В голове мелькнула мысль. Давно забытая. Почти иррациональная.
Она вспомнила старый, полузабытый протокол связи. Тот, что они разработали ещё в CTU, для самых экстремальных ситуаций. Своего рода “мёртвый цифровой ящик”. Сервер, о котором знали только Джек и она. Спрятанный глубоко в сети, без явных привязок. Активация этого протокола требовала от неё отключения всех своих личных файерволов. Полной уязвимости.
Ей было плевать.
Пальцы, несмотря на нервную дрожь, почти сами собой начали вводить последние команды. Строки кода мелькали на экране, словно язык, который понимали только они с Джеком.
Вентилятор ноутбука взвыл, горячий воздух обдал её лицо. Напряжение ощущалось физически. Данные начали передаваться. Медленно. Мучительно.
Индикатор прогресса полз вперёд. Один процент. Два. Три.
Десять.
Взгляд Хлои случайно упал на угол её ноутбука. Там, на потёртом пластике, был наклеен небольшой, мятый стикер. Рисунок, сделанный её племянником. Неуклюже нарисованный “супергерой” с большими очками и развевающейся накидкой.
В этот момент, сквозь всю усталость и цинизм, в глазах Хлои мелькнула неожиданная, почти детская нежность. Затем — горькая решимость. Она делала это не только для Джека. Не только ради правды. Она делала это для этого ребёнка. Для будущего, в котором ещё мог быть какой-то шанс.
Индикатор дошёл до девяносто девяти процентов.
Экран моргнул. Потемнел. Выдал сообщение: “ДОСТУП ЗАБЛОКИРОВАН”.
Она успела. Едва-едва.
Хлоя закрыла ноутбук. С тихим, почти ритуальным щелчком. Она сидела в тишине. Окружённая стерильным, холодным пространством банка, которое теперь казалось угрожающим. Её доступ был заблокирован. Она была одна.
Но она сделала всё, что могла.
Новак стоял посреди своего кабинета. Лицо его налилось нездоровым багровым цветом. На столе перед ним лежали два телефона. Оба звонили одновременно, наперебой. Голубой экран на стене за спиной мигал, показывая тревожные, красные индикаторы на карте Клайпеды.
Его план. Его тщательно выстроенный план “тихого решения”.
Рушился.
Доклады сыпались обрывочным, противоречивым потоком. Накладываясь друг на друга, как волны хаоса: “Диверсия продолжается!”, “Наши активы под угрозой!”, “Бауэр замечен в туннелях!”, “Сбой системы – неконтролируемые последствия!”. Всё это было не просто провалом. Это был обвал. Обвал, который грозил раскрыть причастность ЦРУ к сокрытию ЧВК, к их грязным играм. Его прагматизм. Его готовность жертвовать. Его убеждённость в своей правоте – всё это оборачивалось против него.
Один из телефонов на столе завибрировал. Звонок от сенатора Дэвиса. Новак, обычно невозмутимый, холодный и расчётливый, впервые ощутил, как привычная маска сползает с лица. Он схватил трубку.
— Дэвис! — рявкнул он в телефон. Голос его был низким, но дрожал от едва сдерживаемой ярости. — Что… что, чёрт возьми, вам нужно?!
— Что мне нужно?! — голос сенатора грохотал из динамика. — Мне нужны, Новак, объяснения! По поводу этого… этого энергетического кризиса! И вашей, вашей, чёрт возьми, некомпетентности! Мне… мне уже звонили из Брюсселя! Мы… мы будем инициировать публичное расследование, Марк! Публичное!
Сенатор угрожал. Не просто его карьере. Это была угроза всей его системе контроля. Всей его тщательно выстроенной вселенной.
Новак швырнул телефонную трубку на стол. С грохотом. Он замер. Его лицо перекосило. Это была не просто ярость. Это был чистый, животный, неприкрытый страх. Страх загнанного в угол зверя.
Он глубоко, прерывисто вздохнул.
Нажал кнопку внутренней связи.
— Ковач! Ко мне. Немедленно.
Через мгновение Аня вошла в кабинет. Её лицо было непроницаемым. Она стояла прямо, ожидая.
— Ковач! — Голос Новака был низким, почти гортанным, но дрожал от ярости, которую он едва сдерживал. — Что… что там происходит?! Эти… эти доклады… они… они не сходятся! Почему… почему Бауэр… он до сих пор… до сих пор на свободе?!
Аня оставалась спокойной. Но в её глазах промелькнуло что-то. Она почувствовала его панику.
— Сэр, мы… мы работаем над этим. Данные… они очень противоречивы. Есть… есть признаки, что ЧВК… они… они действуют не по плану.
Новак резко перебил её. Почти крича, голос сорвался:
— ЧВК?! К чёрту ЧВК! Мне… мне нужен Бауэр! Сейчас! Вы… вы понимаете?! Он… он должен быть остановлен! Любой. Ценой. Ковач! Я… я даю вам прямой приказ! Остановите. Его. Любой. Ценой!
Его правая рука, словно по собственной воле, начала яростно полировать пряжку ремня. Скрежет металла был почти неслышен, но навязчив. Он тёр её с такой силой, будто пытался стереть с неё невидимую грязь.
В его глазах, помимо ярости, читался этот животный страх. Он, человек, который всегда жертвовал пешками ради ферзя, теперь сам был загнан в угол. И его приказ “любой ценой” был не прагматичным решением. Это была отчаянная попытка спасти собственную шкуру. Это противоречило всему, во что он себя убедил. Его иррациональное полирование пряжки стало ещё более интенсивным, почти компульсивным.
Аня Ковач просто кивнула.
— Поняла, сэр.
Она отвернулась. Её спина оставалась напряжённой, неподвижной. Но внутри неё бушевали противоречия. Она видела, что Новак рушится. Что его приказы теперь продиктованы паникой, а не расчётом. И она понимала: её моральный выбор только что стал ещё тяжелее.