Холод, липкий, въедливый, проникал в ладонь от телефона Джека. Флешка Волкова, острая, чужая, впивалась в кожу. Аня попыталась вытереть руки о брюки. Бесполезно. Влага, смешанная с потом и едким, почти металлическим запахом послевзрывной сырости, не сходила с пальцев. Каждый вдох напоминал о том, что здесь могло произойти. Обвал. Катастрофа.
Её упорядоченный мир пошатнулся.
Взгляд метался. Телефон Джека. Свидетельство его отчаянной, сломленной правды. Флешка Волкова. Доказательство сложного, грязного заговора, скрытого под толстым слоем лжи, которую она теперь видела слишком ясно.
Разум, годами натренированный на паттернах и алгоритмах, лихорадочно искал ответ. Джек Бауэр. Её диссертация. Идеальный кейс. Но живой, измождённый человек, которого она только что видела, не вписывался ни в одну из её моделей. Он был чистым хаосом. И этот хаос только что спас тысячи жизней. И поставил под удар её карьеру.
Амбиции шептали: очисти отчёт. Закрой дело. Джек — террорист. Волков — его сообщник. Всё просто. Всё понятно. Как должно быть в её мире.
Но картинка. Джек, сломленный, но несгибаемый. Его рука, бросающая ей телефон. И слова. «Правду».
Слова Джека вызывали в ней почти физическое отвращение к лжи, были безмолвным упреком. Напоминание о её собственном, давно забытом секрете. О том хаке, который, хоть и был совершён из чистого интеллектуального вызова, привёл к трагедии. Это был её шанс. Найти искупление. И заплатить за это всем.
Где-то вдали послышался топот. Приближались шаги.
— Агент Ковач!
Голос был сухим, жёстким. Старший литовский офицер безопасности. Мужчина с усталыми глазами и суровым, непроницаемым лицом спустился в туннель. Его форма была идеально чиста, в отличие от её собственной, запачканной грязью и потом.
— Нужна официальная версия. Быстро.
Он посмотрел на неё, затем на полуразрушенные провода, на безжизненное тело одного из оперативников ЧВК, которого Джек вырубил. Взгляд офицера скользнул по телефону в её руке.
— «Промышленная диверсия, своевременно нейтрализована нашими совместными усилиями».
Он говорил чётко, без эмоций. Как диктовал пресс-релиз.
— Без лишних… деталей. Особенно о… фугитиве. — Последнее слово он произнёс с лёгким, почти незаметным презрением, будто сплюнул.
Аня почувствовала, как голос чуть повысился. Она пыталась сохранить аналитическую чёткость, но слова вырывались быстрее, чем обычно.
— Нет… нет, это… это не так… — Она сжала телефон. Пальцы побелели. Она даже не заметила, как сильно сдавила корпус. — …не просто диверсия. Это… — Глубокий, прерывистый вдох. Металлический запах снова ударил в ноздри. — …это гораздо… сложнее. Мы… мы нашли… ну, доказательства. Другие. Совершенно… другие.
Её взгляд метался между телефоном и флешкой. Она пыталась найти в лице офицера хоть какое-то понимание. Хоть одну нить, за которую можно было бы уцепиться.
Офицер лишь сухо приподнял бровь. В его взгляде читалось раздражение.
— Время, агент? У нас нет времени на ‘сложности’. Политики уже требуют ответов. Простой ответ. Кто? Что? И как мы это закрыли.
Она замолчала. Её обычно пронзительный взгляд теперь казался умоляющим.
— Но… но это не… не соответствует! Блин! — Голос дрогнул, почти сорвался. — Если… если мы проигнорируем… эти… эти аномалии… это будет… это будет ошибка.
Офицер пожал плечами. Небрежно. Как будто речь шла о сбитой собаке.
— Ошибки, агент, случаются. Главное, чтобы они не становились публичными.
Он отвернулся. Разговор окончен. Его люди начали осматривать туннели, обмениваясь короткими, непонятными фразами на литовском. Аня стояла, ощущая, как липкая влага стекает по руке. Её мир, такой логичный и упорядоченный, теперь рушился под тяжестью одной-единственной правды.
Она посмотрела на телефон. Пальцы Джека. Его слова.
Правду.
В безупречно организованном кабинете Марка Новака, где каждый предмет стоял на своём месте, витал резкий, чистый запах полироли. Он смешивался с едва уловимым, сладковатым ароматом экзотических орхидей, стоявших в углу. Новак привык к этому запаху. Это был его оазис порядка и красоты посреди хаоса, который он контролировал.
Он сидел за массивным столом, просматривая первые, тщательно отфильтрованные доклады. Его большой палец правой руки машинально потирал безымянный. Взгляд скользил по строкам, выискивая нужные фразы.
— Итак. — Голос Новака был ровным, размеренным. Он сделал короткую, стратегическую паузу. — Диверсия. Предотвращена. Ущерб. Минимален. Наши… активы… сработали эффективно. Отлично.
Всё шло по плану. Его «тихое решение» сработало. ЦРУ избежало скандала. Национальные интересы, как он верил, были защищены. Мрачное удовлетворение опустилось в его грудь.
— Я хочу, чтобы в официальных сводках это звучало как наша успешная, превентивная операция. Без… лишних деталей. — Взгляд Новака затвердел, стал непроницаемым. — Особенно касательно… беглого элемента. Он… он просто подтвердил наши опасения, верно?
Он видел фразу в одном из отчётов: “неидентифицированных, но высокоэффективных действий”. Его губы едва заметно поджались. Джек. Всегда Джек. Неконтролируемая переменная. Он сделал работу. Но ненависть к этой непредсказуемой силе, которая всегда угрожала его тщательно выстроенному миру, никуда не исчезала.
Давний, почти забытый страх кольнул где-то глубоко внутри. Страх, что его собственная, давняя ложь о погибшем информаторе может быть раскрыта. Если Джек выживет. И заговорит.
Дверь тихо отворилась. Вошёл Агент Дэвис, молодой, амбициозный помощник Новака. Его лицо было бледным, но он изо всех сил старался выглядеть компетентным. Он нёс свежую пачку отчётов.
— Сэр, мы также наблюдаем… м-м… всплеск активности на некоторых… периферийных информационных платформах. Ну, вы понимаете… — Дэвис нервно коснулся воротника. — Несколько блогеров и… энтузиастов… пытаются связать инцидент в Клайпеде с… более крупными игроками. Эм, это вызывает вопросы. Но мы, конечно, уже запустили кампанию по их дискредитации как ‘теоретиков заговора’.
Новак поднял взгляд. Его глаза сузились.
— Шум? — Голос стал тише, но жёстче, с едва заметной угрозой. — Убедитесь, что этот ‘шум’ не превратится в резонанс, Дэвис. У нас нет времени на резонансы.
Он взял в руки свой старый, блестящий хронометр. Начал тщательно полировать его, игнорируя Дэвиса. Это был его ритуал. Ритуал контроля.
Дэвис кивнул, поспешно развернулся и вышел, оставив Новака наедине с ароматом орхидей и своим тщательно выстроенным миром, который, как он знал, был так же хрупок, как и сами орхидеи.
Глубокая ночь в Лондоне. В квартире Хлои О’Брайан было тихо, если не считать едва слышимого треска статики из старенького, но надёжного радиоприёмника. Сквозь этот фон пробивался безупречно-оптимистичный голос диктора, сообщающего о “блестящей работе спецслужб” в Клайпеде.
— …операция прошла успешно, благодаря бдительности наших служб… — вещал голос.
Хлоя тихо фыркнула. Её пальцы ритмично стучали по клавиатуре. Она сидела перед экраном ноутбука, где мелькали официальные заголовки, тщательно отфильтрованные для публики.
— Бдительности. Ну да, конечно. — Она отпила остывший, горький кофе из кружки с засохшими следами. Запах несвежего кофе всё ещё витал в воздухе. — Джек снова невидим. Как всегда.
Её цинизм был щитом. Привычной реакцией на лицемерие системы. Джек снова стал фантомом, его жертва стёрта из истории. Ей не привыкать. Но под этой маской цинизма таилась жгучая, почти наивная надежда. Она знала, что её сообщение дошло. Она знала, что Джек сделал то, что должен был.
Эта маленькая, скрытая победа для неё была важнее любого официального признания. Она ненавидела ложь системы. Но понимала: именно эта ложь давала ей возможность действовать из тени.
Она переключила вкладку на ноутбуке. Глаза сузились. Доступ к некоторым корпоративным базам данных, которые она использовала, начал замедленно, но неуклонно блокироваться. Это был не резкий бан, а постепенное “закручивание гаек”, указывающее на то, что её необычная активность замечена. Система начинала её “изолировать”.
— Ну, вот и началось. Блин. — Пробормотала она себе под нос с лёгкой досадой. — Я же говорила.
На несколько секунд она замерла, глядя на экран. Позволила себе очень короткую, горькую улыбку.
— Это было не напрасно, Джек. — Слова были почти шёпотом, теряясь в тишине комнаты. Она сделала глубокий вдох. Взгляд стал сосредоточенным, пронзительным. — Борьба не окончена. Она просто… — Едва заметная улыбка тронула уголки её губ. — …стала невидимой.
Она закрыла вкладку с новостями. Открыв новую, принялась быстро, целенаправленно печатать. Пальцы вновь отбивали сложный, почти музыкальный ритм по клавишам, когда она приступала к новому проекту. Борьба продолжалась — в тишине, в тенях, с новыми целями.
Глава 24
Холод флуоресцентных ламп проникал под кожу. Заполнял кабинет, отражаясь от полированного стола. Аня Ковач сидела за ним, прямая, как струна. Перед ней лежала толстая папка. Отчёт. Официальный. Финальный.
Пальцы, еле заметно, коснулись обложки. Дрогнули. Она пробежала глазами по ключевому абзацу.
— …неподтверждённая роль третьих лиц, предположительно связанная с частными военными контракторами… аномалии в разведывательных данных, указывающие на возможное преднамеренное искажение информации…
Сухие, академичные формулировки. Безупречно точные. Каждое слово было выверено, как формула. Но под этой сухой прозой пульсировало нечто иное. Завуалированное, но неоспоримое обвинение. Новака. И всей системы, что прятала истину за ширмой лжи.
Аня закрыла глаза. В голове вспыхнул нечёткий, болезненный образ. Яркие строки кода на чёрном фоне. Паника. Слова о случайных жертвах. Люди, потерявшие всё. Нет. Только не снова. Не так. Она не могла позволить, чтобы эту правду скрыли ради чьей-то карьеры. Или ради её собственной.