— Работа. — Голос Джека был низким. Натянутым.
— А… ваши контакты? С кем вы… э-э… общались?
Странные вопросы. Слишком конкретные. Слишком цепкие взгляды. Напряжение нарастало. Это не обыск. Не просто проверка. Что-то личное. Направленное.
— Я ни с кем не общаюсь.
Джек оборвал.
Полицейский наклонился ближе. Его глаза были слишком близко.
— Мы слышали… вы. Были в прошлом. Очень… активны. Не так ли?
Долгая пауза. По затылку Джека прошёл неприятный холодок.
— Я не знаю, о чём вы.
— Конечно. — Полицейский выпрямился. Его улыбка была пустой. — Просто… будьте осторожны. В нашем городе. Пан Бауэр.
Они ушли. Шаги удалялись.
По спине пробежал холодок. Паранойя. Да. Но это было слишком реально. Напряжение нарастало, предвещая беду.
После смены тело ломило. Каждая кость. Каждый сустав.
Он побрёл в бар «Старая Верфь». Искал подобие покоя.
Стас, владелец бара, сидел за стойкой. Протирал стакан. Его лицо — маска усталости. Меланхолии. Он отставил стакан, достал из-под стойки небольшой, поношенный, старинный латунный морской хронометр. С гравировкой.
Он открыл его. Под стеклом — пожелтевшая фотография молодой женщины. Улыбается. На фоне старых верфей. Стас осторожно, почтительно погладил стекло большим пальцем. Его взгляд затуманился. Воспоминания. Глубокий, медленный выдох. Полный усталости.
Он закрыл хронометр. Спрятал его обратно. Сбросил невидимый груз.
Затем поднял голову. Увидел Джека.
— Пан Бауэр.
Стас поставил перед Джеком стакан пива. Не спрашивал.
— Ты… ты не выглядишь хорошо. Этот… этот воздух здесь, он… он не для таких, как ты. Я… я могу тебе предложить. Работу. Легче. Непыльную.
Голос Джека был низким, натянутым. Он незаметно потирал больное плечо. Его глаза сканировали вход в бар. Каждый уголок.
— Работа… это… это всё, что мне нужно.
Джек сделал глоток пива. Горечь.
Стас наклонился ближе. Голос стал тише. Он не смотрел на Джека, продолжая вытирать стойку.
— Не о деньгах речь. О… — он вытирал несуществующее пятно. Взгляд скользнул по Джеку, затем вернулся к стойке. — …о безопасности. Здесь… здесь неспокойно. Я… я это чувствую. Ты… ты тоже?
Джек смотрел прямо на Стаса. Мгновение. Затем его взгляд снова дёрнулся к двери. Тяжёлый, прерывистый кашель вырвался из груди Джека. Он морщился от боли.
— Я… я не… — с трудом выровнял дыхание. — …я не знаю, о чём ты. Мне просто… мне просто нужна работа.
Он оборвал разговор. Не хотел признавать паранойю. Или уязвимость.
Стас тяжело выдохнул.
— Как знаешь. Но. Это… это не просто работа. Это… это для тех, кто понимает. Старые… старые времена. Они… они возвращаются. И. И не всегда… приносят радость.
Глаза Джека сузились. Он лишь слегка качнул головой. Челюсти сжаты.
— Мне… мне просто нужна работа. Где. Где встретимся?
Он проигнорировал философские нотки. Сосредоточен на немедленной, практической необходимости.
Резкий, почти стерильный запах дезинфицирующих средств. Он исходил от нового оборудования. Временный штаб. Контраст с влажным, затхлым воздухом Гданьска был резок.
Аня Ковач. В безупречном деловом костюме. Воплощение порядка. Контроля. Несмотря на усталость от перелёта, она руководила развёртыванием оборудования.
Комната. Арендованная квартира. Превращена в оперативный штаб ЦРУ. Её команда двигалась быстро. Слаженно. Устанавливали камеры наблюдения. Перехватчики связи. Разворачивали карты Гданьска с тепловыми картами возможных перемещений Джека.
Ковач просматривала отчёты. Её взгляд был цепким. Аналитическим. Уверенно двигалась по комнате. Отдавала чёткие, лаконичные приказы.
— Нам нужны все маршруты общественного транспорта за последние сорок восемь часов. И записи с уличных камер в радиусе пяти километров от места его… э-э… предположительного нахождения.
Голос её был ровным. Спокойным.
Она чувствовала прилив. Интеллектуальное удовлетворение. Её аналитические модели. Начинали предсказывать вероятные маршруты и места его нахождения. С пугающей точностью.
Она почти улыбнулась. «Призрак» Бауэра. Обретал очертания на её схемах.
Идеальный кейс.
Но, глядя на зернистые изображения грязных улиц Гданьска, на которых мелькали фигуры, она испытала мимолётное. Почти иррациональное чувство дискомфорта. Этот «профиль». Сухой. Научный. Совершенный.
Но живой человек. Джек Бауэр.
Он казался слишком грязным. Слишком непредсказуемым. Чтобы вписаться в её идеальные рамки.
Её академическая уверенность столкнулась с предчувствием. Реальность всегда сложнее теории.
Напарник. Мужчина с морщинистым лицом. Наклонился к ней.
— Мы его получим, Ковач. Он не может скрываться вечно. Никто не может.
Ковач кивнула.
— Мы его получим. Его паттерны… они очевидны. — Голос звучал убеждённо. Но её взгляд на мгновение задержался на одной из камер. Показывала ржавеющий портовый кран.
Словно пытаясь понять нечто. Что не вписывалось в её алгоритмы.
Глава 3
Едкий, почти больничный запах от вентиляционных систем въелся в волосы, в кожу, в самую одежду. Хлоя давно его не замечала. Она чувствовала лишь низкий, постоянный гул серверов, пульсирующий через пол где-то глубоко внизу. Невидимое, но ощутимое сердце финансового мира.
Её пальцы отбивали по клавиатуре сложный, нервный ритм. Экран помятого, обклеенного стикерами ноутбука светился в стерильной полутьме офиса, бросая бледный свет на её сосредоточенное лицо. Новые слои данных открывались один за другим. Она проникала за протоколы безопасности новых, извращенно сложных систем, используя старые, почти забытые приемы. Методы, которым её учили в CTU, теперь казались почти аналоговыми, примитивными. Но они работали.
И то, что она увидела, было не просто саботажем.
Это была петля. Долгосрочная. Смертельная.
— Чёрт.
Пальцы застучали по столу. Стук стал громче, отчаяннее.
— Это… не просто игра. Не просто саботаж. Они… они хотят привязать их. Навсегда.
Схемы и графики расползались по монитору, словно ядовитая плесень. Цепочки подставных компаний тянулись одна за другой. За каждой — российский гигант. За каждой — ЧВК.
План был ясен до ужаса. Хаос. Затем — «спасательные» контракты. Восстановление. Управление. На десятилетия. Это была геополитическая ловушка. Европа попадет в неё добровольно.
— Это… ну, это же абсурд! Как они… как они собираются…
Хлоя сделала глубокий, шипящий вдох. Воздух в легких казался жженым.
Её взгляд скользнул по экрану, мимо чисел. Мимо диаграмм. Он остановился на лице. Лице Джека. Словно снимок из старой, почти забытой жизни.
Она знала. Он сломлен. Он искал покоя.
Но…
Её взгляд упал на старую наклейку CTU на ноутбуке. Почти стерлась. Словно их прошлое. Словно надежды.
Но какой ценой? Он же… он же едва держится.
Она боролась с собой. С чувством вины. С пониманием. Только он. Его уникальный опыт. Его безжалостность. Только это могло остановить такой сложный, гибридный заговор.
— Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт.
Решение пришло. Медленно. Неотвратимо. Как приговор.
Пальцы зависли над клавиатурой. Затем быстро набрали знакомую последовательность. Каждое нажатие клавиши — удар молота.
Холодный, влажный воздух Гданьска проникал сквозь щели в окне. Заставлял старые кости ныть, отдавая тупой болью в плече. Джек чувствовал этот холод. Не только снаружи. Глубоко внутри. Он был его постоянным спутником.
Сидел на скрипучем стуле в своей крохотной комнате. Она была навязчиво, до одури чистой. Взгляд был прикован к ржавеющему портовому крану за окном. Словно искал в нём ответы. Или просто ждал, когда тот рухнет.
Старый телефон завибрировал. Едва работал. Использовался только для экстренных случаев.
Номер неизвестен. Но сообщение было зашифровано уникальным, старым алгоритмом. Почерк Хлои. Её невидимая подпись.
Джек открыл его.
— Клайпеда.
— Неминуемая угроза.
— Ты на мушке.
— Они знают, что ты здесь.
Короткие, обрывочные фразы. Хлоя никогда не писала лишнего.
Но сейчас это было не просто предупреждение. Это был прямой вызов его хрупкому, выстраданному покою. Наотмашь.
На мгновение Джек застыл, как пойманная в ловушку дичь. Воздух выбило из легких. Он сомневался. Паранойя, усиленная ПТСР. Неужели это ловушка? Подстроенная? Чтобы выманить его?
Его первая реакция была инстинктивной, кричащей в мозг: Исчезни. Снова. Никто не должен тебя найти.
Он уже начал мысленно прокладывать маршруты отхода. Как раствориться в потоке мигрантов. Как стать тенью. Снова.
Но затем в его глазах мелькнуло что-то, возможно, лишь на мгновение. Что-то, что осталось от того, кем он был: ощущение ответственности. Непосильной.
Он сломлен. Да. Но не до конца. Ещё не до конца.
Он ненавидел себя за это. За этот отголосок. За эту слабость, что заставляла его чувствовать себя живым.
— Сукин сын.
Слова сорвались почти неслышно. Но он не мог иначе.
Джек сжал телефон в руке. Пальцы свело судорогой. Боль пронзила запястье, но он почти не заметил её.
Решение.
Резкий, электрический запах работающих принтеров. Он смешивался с тонким, почти невидимым ароматом дорогого одеколона Новака. Контраст между холодной технологической мощью и осязаемой человеческой, властной сущностью.
Марк Новак сидел в своём кабинете. Лицо спокойное. Взгляд его был неумолим. Он изучал отчет. Красным выделено — Бауэр, Гданьск.
Аня Ковач стояла перед ним. Нервно поправляла очки, хотя они сидели идеально. За окном — безликий, бетонный фасад другого крыла здания, словно стена, отрезающая от мира.
— Агент Ковач. Мы… э-э… получили подтверждение. Бауэр. В Гданьске. И он… — Новак сделал короткую, властную паузу. Его большой палец начал свой ритмичный счет, потирая безымянный. — …он не просто там прячется. Он активен. Ищет контакты. С… нежелательными элементами.