Хлоя обнаружила: ЧВК не просто планировала саботаж в Клайпеде, это был лишь «первый шаг». Часть гораздо более масштабного плана по дестабилизации всего европейского энергетического рынка. Они собирались посеять хаос, вызвать локальные сбои, панику, а затем выступить в роли «спасителей», заключая выгодные контракты на восстановление и получая полный, абсолютный контроль над инфраструктурой ключевых стран. Это была экономическая война, замаскированная под «промышленную диверсию» и «террористический акт» — холодный, мерзкий расчёт.
Она попыталась получить доступ к ещё более закрытым финансовым потокам, тем, что были связаны с европейскими энергетическими фондами, и внезапно её системный доступ был заблокирован.
На экране появилось тревожное предупреждение, вспыхнули красные буквы.
«Несанкционированная активность. Ваша учётная запись временно заблокирована. Обратитесь в службу безопасности.»
Это был сигнал. Её «копание» было замечено. Кто-то внутри банка или извне, связанный с ЧВК, следил за ней.
Она понимала, что теперь она сама под прицелом, и время стремительно таяло. Её тайная, несанкционированная деятельность, которую она так тщательно скрывала, была раскрыта.
— Ну вот, началось, — проворчала Хлоя себе под нос. Её цинизм стал ещё более едким, почти осязаемым, но она действовала быстро, пытаясь обойти блокировку, используя свои «старые, рискованные методы» — систему обхода корпоративных правил, которую она отточила из скуки и стремления к порядку.
Её пальцы стучали по столу всё быстрее, переходя в сложный, нервный, почти бешеный ритм.
Холод от кондиционера в офисе пронизывал её до костей, несмотря на жар её мыслей. Она чувствовала, как её собственное тело дрожит от напряжения. Сухой, стерильный воздух раздражал горло, вызывая першение, которое никак не проходило. Она снова грызла внутреннюю сторону щеки.
Хлоя откинулась на спинку стула, её взгляд скользнул по безликим стенам, по лицам коллег, которых она никогда по-настоящему не видела. Она была одна, но её взгляд, наполненный новым, опасным блеском, говорил о том, что эта битва только началась.
Идеальный порядок. На столе Ковач всё было аккуратно сложено, папки лежали ровно, а выверенные графики светились на мониторах. Этот порядок был острым, почти болезненным контрастом к хаосу информации, которую она обрабатывала. Тихий, почти успокаивающий гул компьютеров заполнял кабинет, создавая иллюзию контроля. Рядом с официальными отчётами, чуть прикрытый, лежал её тайный блокнот с криптографическими записями.
Аня Ковач сидела за своим столом, перечитывая отчёты с места операции по захвату Джека, изучая фотографии, показания свидетелей и анализируя собранные улики с той же дотошностью, с какой писала свою диссертацию, каждую строчку, каждый символ.
Она нашла несколько несоответствий, тех, что упорно не вписывались в «профиль террориста Бауэра» и в официальную версию о его причастности к диверсии. Тип взрывчатки и способ проникновения, использованные в Клайпеде, не соответствовали стилю Бауэра, который она изучала годами. Найденное на месте «устройство» – то самое, которое нашёл Джек – выглядело слишком сложным для примитивной экстремистской группы и слишком «чистым» для Бауэра, слишком… профессиональным.
Она вспомнила обрывки информации, те, что ей приходилось «игнорировать» по приказу Новака. Они были там, в базах данных, просто не подходили под нужный нарратив. И теперь эти обрывки начали складываться в совершенно другую, тревожную картину. Её аналитический ум, так стремившийся к порядку и логике, не мог принять эти «несоответствия». Они разрушали её тщательно построенные модели и подрывали уверенность.
Лояльность Ковач к ЦРУ и её карьерные амбиции столкнулись с её академическими принципами и глубоко укоренившимся стремлением к истине. Она написала диссертацию о Бауэре, но его реальные действия разрушали её тщательно построенные теории. Она боролась с желанием «подогнать» данные под нужный результат и со своей неспособностью игнорировать факты. Она начала подозревать, что Новак что-то скрывает и что её использовали как инструмент. Её лояльность сильно колебалась; до этого момента амбиции затуманивали её суждения, но теперь она это видела.
Она открыла свой личный, зашифрованный файл на компьютере, экран вспыхнул. Затем достала из ящика свой тайный блокнот с чуть затхлым запахом старой бумаги.
Ковач начала переводить и систематизировать новые, найденные ею фрагменты старинных текстов по криптографии, написанных на забытом диалекте. Её пальцы быстро двигались по клавиатуре. Она погрузилась в эту логическую головоломку, ища в ней отдушину, выход, но и ответ.
Один из символов в древнем тексте, обозначающий «скрытую переменную», внезапно вызвал у неё острую, почти физическую ассоциацию с «несоответствием» в деле Бауэра. Она провела параллель: как и в древних шифрах, истина могла быть скрыта в мельчайших, казалось бы, случайных деталях, которые официальная версия игнорировала. Это подтвердило её решимость «копать глубже самостоятельно», не доверяя официальным каналам и ища ту самую «скрытую переменную».
Едва уловимый, но навязчивый запах озона от работающей электроники в её кабинете проникал в ноздри. Она чувствовала его на языке, как привкус обмана.
Ковач подняла глаза. Взгляд её был острым, целеустремлённым. Её ждала другая правда, и она была готова её найти.
Глава 12: Новый Курс
Холодный камень впивался в спину. Джек привалился к стене заброшенного склада, чувствуя, как каждый синяк и порез отзываются глубокой, ноющей болью, которая расходилась по телу, забиралась под кожу, проникала в кости и не отпускала.
Запах сырой пыли и плесени въелся в ноздри, смешиваясь с едким привкусом крови на языке, горьким, как сама усталость.
Беспомощность давила.
Рука нащупала в кармане флакон, и несколько таблеток упали на ладонь. Он запрокинул голову и проглотил их без воды, сухим, шершавым глотком. Машинально. Боль не исчезла, лишь отодвинулась, став фоновым шумом, пульсирующим под кожей.
На коленях лежала старая, мятая карта Европы, что дал ему Стас. Джек развернул её, и его дрожащие, но цепкие пальцы скользили по поверхности, отмечая порты, энергетические узлы, цели. Клайпеда – только начало.
— Компрометация, — выдохнул он хрипло, голос его казался чужим, гортанным. — Снова.
Палец скользнул по линии побережья.
— Они… они повсюду. Чёртовы тени.
Он кашлянул, и привкус металла во рту усилился. Нужно было найти ответы быстрее, иначе всё, просто конец.
Рядом лежал старый, грязный ноутбук, его корпус был потёрт, а клавиатура запятнана ржавчиной. Джек протянул руку и включил его. Экран мигнул, затем ожил, заливая бледным светом его измождённое лицо. Он пытался получить доступ к старой, почти забытой «мёртвой зоне» в даркнете, к сетям, которые когда-то использовал для обмена информацией с бывшими оперативниками.
Курсор мигал, подключение шло медленно, слишком медленно.
— Давай, — пробормотал он себе под нос, сжимая челюсти. — Чёрт бы тебя побрал. Просто… дай мне хоть что-то.
Экран изменился. Не то сообщение, не те данные.
Вместо привычного интерфейса – сообщение об ошибке. Несколько его «ключей», старых логинов, оказались скомпрометированы и уничтожены. Система была либо полностью отключена, либо изменена до неузнаваемости.
Ладонь ударила по корпусу ноутбука, глухой звук растворился в пустоте склада.
Они знали о его старых методах, об укрытиях, о ресурсах. Этот враг был глубже, чем он думал, его проникновение было беспрецедентным. Его мир сужался, воздуха стало катастрофически не хватать.
Он откинулся на стену. Запах сырой пыли и плесени заполнил лёгкие. Он был один, как ржавеющий, заброшенный портовый кран.
«Нет покоя, Бауэр. Никогда».
Офис Ани Ковач в ЦРУ был погружён в глубокую ночь, лишь синий свет мониторов заливал пространство холодными, равнодушными бликами. Она сидела за столом, спина прямая, взгляд сосредоточен. На экране мелькали строки кода, цифры, имена — её тайное, несанкционированное расследование.
Она перепроверяла старые, «закрытые» дела, связанные с энергетическим сектором и той ЧВК — дела, которые курировал Новак. Она сопоставляла данные, ища «скрытые переменные», как в своих криптографических головоломках, — истину в мелочах.
Пальцы быстро скользили по клавиатуре, стук клавиш был единственным звуком в тишине, что казалась слишком плотной.
Она чувствовала, что приближается к чему-то важному.
И вдруг – замерла.
На экране всплыл файл — один из её собственных, очень ранних психологических профилей, составленный для крупной энергетической компании, которую впоследствии поглотил российский гигант.
Её выводы о «незначительных» угрозах были переписаны.
Не ошибка, а фальсификация.
Руководство ЦРУ, конкретно — Новак, изменило её выводы, которые указывали на потенциальные риски, чтобы оправдать отказ от действий, что привело к катастрофическим последствиям и финансовым потерям для США.
— Нет… — выдохнула Аня, её голос был едва слышен. — Это… это невозможно.
Она поправила очки, её взгляд напрягся.
— Они… они переписали мой собственный анализ. Это… это не… это не ошибка. Это… — её голос стал тише, почти неразборчивым, — …это фальсификация. Прямая. Как они могли? Как… как я могла не заметить?
Дыхание участилось, в груди поднялась волна стыда, обжигающего, как кислота, и ярости. Её «слепое пятно» – некритичное доверие к данным – было использовано против неё.
Аня отдёрнула руки от клавиатуры, будто коснулась раскалённого металла. Её взгляд перешёл на личный ноутбук, стоявший рядом, где она открыла файлы своего тайного проекта — старинные тексты по криптографии.
— Всё… всё не соответствует. Всё.
Она начала теребить ручку, затем переключилась на символы на экране. Её пальцы ритмично стучали по клавишам, перебирая незнакомые буквы, пытаясь найти в их строгой логике утешение, порядок, которого не было в её профессиональной жизни. Тихо, почти шёпотом, она проговаривала символы на забытом диалекте.