На её экране вспыхивали новые окна, таблицы, графики, цифры, линии, диаграммы. Для неё это была поэзия, а не просто данные.
Она обнаружила, что финансовые потоки, связанные с ЧВК, шли через десятки оффшорных компаний в самых разных концах света – от Панамы до Гонконга, от Кипра до Сейшельских островов. Их объём исчислялся не миллионами, а сотнями миллионов, миллиардами. Это было гораздо масштабнее и сложнее, чем могла бы организовать какая-то мелкая экстремистская группа.
Хлоя резко откинулась на спинку кресла. Её глаза широко раскрылись, в них мелькнул блеск лихорадочного азарта, смешанный с ужасом.
Она осознала, что экстремисты – это лишь прикрытие, дымовая завеса, отвлекающий манёвр. Истинная угроза была намного больше и была связана не просто с саботажем локальной инфраструктуры, а с глобальной энергетической безопасностью, с переделом целых рынков. Это была не просто диверсия, а попытка захвата целых отраслей и передела мировых экономических сфер.
— Нет. Нет, нет, нет… — бормотала она себе под нос, нервно стуча пальцами по столу. — Это… это какая-то дичь! — Она щёлкнула мышкой, открывая новые окна, её взгляд бегал по цифрам, пытаясь охватить весь масштаб. — Эти транзакции… они… они слишком чистые. Слишком… слишком много. Масштаб не сходится. Не та… не та лига. Они… они не те.
Её взгляд замер на экране и перешёл на старую, слегка помятую фотографию Джека на рабочем столе. Он был там, на снимке, выглядел уставшим, но цельным, не таким, каким она представляла его сейчас, после всех этих лет.
— Это… это не они, Джек. Это не какая-то там «группа». Это… это система. Чёрт. Они используют их как… как отвлекающий манёвр. Господи, Джек… ты… ты идёшь не туда.
Она быстро печатала, её пальцы стучали ещё быстрее, пытаясь составить сообщение.
— Мне нужно… мне нужно его предупредить. Срочно. Это… это гораздо хуже, чем мы думали, — она закусила внутреннюю сторону щеки, её взгляд затуманился. — Они… они играют в шахматы, а мы… мы даже не видим доску.
Хлоя почувствовала резкий прилив адреналина от этой интеллектуальной победы, от того, что она «взломала» эту скрытую правду и увидела то, что было скрыто от глаз. Но тут же её охватил ужас от масштаба заговора и от осознания того, насколько глубоко она в него ввязалась, рискуя своей «безопасной» жизнью.
Её цинизм, который был её щитом, боролся с её глубоко укоренившейся, почти наивной верой в то, что правду можно и нужно раскрыть, какой бы опасной она ни была.
Сбоку послышался тихий кашель. Хлоя оторвалась от экрана. Мистер Торн, её непосредственный начальник, человек с идеально причёсанными седыми висками и накрахмаленным воротничком, стоял рядом, скрестив руки на груди. Его взгляд, обычно пустой, сейчас был жёстким.
— Мисс О’Брайан. Ваш… э-э… рабочий стол и ваша… активность не совсем… соответствуют корпоративным стандартам. Я думаю, нам стоит… побеседовать в моём кабинете.
Хлоя лишь кивнула, её лицо ничего не выражало, но внутри она уже прокладывала маршрут отхода. Торн не понимал, что её «активность» – это не просто нарушение корпоративных правил, а вопрос выживания.
Холодный, функциональный интерьер оперативного штаба ЦРУ был воплощением строгого порядка и безупречной чистоты. Большие мониторы с картами и данными мерцали синеватым светом, отражаясь в лицах аналитиков, склонившихся над клавиатурами. Здесь всё было под контролем, каждый параметр измерен, каждое движение предсказано.
Аня Ковач стояла перед огромным экраном, на котором отображалась детализированная карта Восточной Европы. Её лицо было напряжено, но на нём читалось удовлетворение. Она получила обновлённую информацию о местонахождении Джека – он был замечен вблизи предполагаемого убежища экстремистов. Глубокое удовлетворение охватило её – её модели сработали.
Она быстро отдала приказы своей команде. Её речь, наполненная академическими терминами и точными формулировками, звучала всё увереннее, почти как лекция, а не приказ по захвату человека. Голос был ровным, почти монотонным, но в нём проскальзывала нотка торжества.
— Согласно нашим данным и анализу поведенческих паттернов, — начала Ковач, — субъект Бауэр находится в непосредственной близости от объекта, обозначенного как «Гнездо». Это подтверждает нашу гипотезу о его связи с упомянутой экстремистской ячейкой, — она повернулась к оперативникам. — Мы готовим штурм. Приоритет – захват субъекта и сбор всех возможных улик, подтверждающих его причастность к инциденту в Клайпеде. Это… это будет ключевой момент.
Несмотря на внешнюю уверенность и профессионализм, в глубине её сознания мелькнула мимолётная, иррациональная мысль, вызванная усталостью и недавним сбоем.
47.863… Альфа-бета… Что-то не сходится… Нет. Не может быть. Она быстро подавила это, резко мотнув головой. Нет. Её модели верны, а предыдущий «сбой» был лишь временным, вызванным неполными данными. Она боролась со своим страхом перед потерей контроля над своим разумом, который проявлялся в тех странных, иррациональных бормотаниях. Этого нельзя было допустить.
Этажом выше, в своём кабинете, Марк Новак просматривал последние отчёты. Он выглядел измождённым – тёмные круги под глазами и напряжённая челюсть выдавали постоянное давление. Он взял со стола небольшой, потускневший металлический значок – часть старого, забытого военного мемориала, который он тайно восстанавливал в свободное время, финансируя проект анонимно.
Новак начал компульсивно полировать его большим пальцем, пока металл не начал проступать сквозь патину, слабо поблёскивая в свете настольной лампы. Это было его иррациональным способом справиться со стрессом, навязать порядок хаосу и восстановить контроль над хоть чем-то материальным, когда его собственный мир рушился.
— Скоро, — пробормотал он себе под нос, его голос был сухим и усталым. — Всё будет закончено. Бауэр… он сам себя обрёк. Это… это единственный путь к стабильности. Жертвы… они всегда есть. И это… это просто необходимо.
Он поднял телефон, его голос стал холодным и точным, каждое слово было выверено.
— Я. Не. Буду. Повторять. Вы. Выполняете. Мой. Приказ. Иначе, — короткая, леденящая пауза, — последствия будут катастрофическими.
Он повесил трубку, не дожидаясь ответа.
Ковач не знала о сомнениях Джека, о его горьком прозрении, и не подозревала об открытиях Хлои. Для неё Бауэр был целью, точкой на карте, и её модели вели её к ней. Она была уверена, что вот-вот схватит его, раскроет «его» сеть, докажет свою компетентность и продвинется по карьерной лестнице.
Победа была близка. Или так ей казалось.
Глава 10: Пустое гнездо
Воздух стоял тяжёлый, пропитанный сыростью, а от заброшенного сарая несло гнилой древесиной и чем-то кислым — запахом давнего, въевшегося в землю дождя. Джек двигался медленно, и каждый шаг отзывался жгучей болью в правом бедре — старая рана никогда не отпускала.
Он ощупал ржавый засов на деревянной двери и прислушался. Изнутри доносились слабые, неразборчивые звуки и приглушённый вздох, отчего дыхание Джека сбилось.
Он вытащил из-за пояса монтировку, тяжесть металла привычно легла в ладонь. Рот наполнился горечью — знакомым вкусом собственного разочарования. Джек поддел засов, металл скрипнул, глухо заскрежетал, но не поддался.
— Чёрт, — выдохнул Джек тихо, гортанно.
Он вытащил кусок толстой проволоки. Узловатые, покрытые шрамами пальцы задвигались быстро, почти автоматически. Несколько секунд. Щелчок. Дверь податливо отворилась, выпустив спёртый, вонючий воздух, пахнущий табаком, дешёвым пивом, застарелым потом, грязью и мочой.
Джек шагнул внутрь, в привычный полумрак. Свет из разбитых оконных проёмов падал неровными, пыльными полосами, высвечивая кучи мусора, пустые бутылки и старые ящики. Среди всего этого он различил трёх человек.
Один спал на грязном матрасе, двое других сидели у перевёрнутого стола, лениво перебирая карты.
Боль скрутила его тело в тугой узел, но инстинкты, хоть и притупившиеся, всё ещё жили в нём, отказываясь умирать, даже когда он сам чувствовал, как распадается. Джек не тратил времени. Его движения были точны и жестки.
Он опрокинул шаткий стеллаж у входа. С грохотом посыпались ржавые банки и инструменты. Двое за столом вскочили, один потянулся к обрезу, лежавшему рядом. Джек уже был там. Он швырнул в него тяжёлый ящик, сбивая с ног, и тут же рванулся ко второму, уворачиваясь от неуклюжего удара ножом. Короткая, грязная борьба — удар локтем в горло, и противник захрипел, оседая на пол.
Третий, тот, что спал, наконец проснулся и попытался встать, но запутался в одеяле. Джек не дал ему шанса. Он просто пнул его в грудь, и тот отлетел к стене.
Он не убивал их, просто выводил из строя — быстро, безжалостно, используя куски проволоки, найденные тут же, чтобы связать их, и грязные тряпки для кляпов. Они были слишком слабы, слишком неорганизованны.
Когда он закончил, то тяжело выдохнул. В помещении повисла тишина, нарушаемая лишь слабым, прерывистым дыханием связанных мужчин и его собственным тяжёлым, прерывистым вздохом. Он огляделся, и его взгляд скользнул по «арсеналу».
Несколько ржавых пистолетов, пара обрезков, один старый АК, перемотанный изолентой, и куча неуклюжих самодельных взрывных устройств, пахнущих серой и чем-то ещё, очень дешёвым.
Никакого серьёзного электронного оборудования, ничего, что указывало бы на крупную операцию масштаба Клайпеды.
Ярость закипала в нём, медленная и холодная, не столько на этих жалких бандитов, сколько на себя — за то, что повёлся, потерял драгоценные часы, преследуя эту дешёвую приманку.
Он чувствовал себя обманутым и использованным. Его паранойя, годами точившая его изнутри, усилилась, но теперь она была направлена не только на ЦРУ, а на тех, кто так ловко и хладнокровно манипулировал им.
Он думал, что видит всю игру, что понимает её правила, но оказался пешкой в чужой, куда более безжалостной игре.