— Я… я изменил… я изменил их протокол! Чтобы… чтобы не было… ну, не было жертв! Но… но их система… она… она вступила в конфликт! Теперь… теперь… — он задыхался, каждое слово давалось с трудом, — …теперь оно… оно нестабильно! Полностью нестабильно!
Джек сделал шаг вперёд, в его движении не было сомнений.
— Нет. Времени.
Быстрым, тяжёлым движением Джек схватил Андрея за воротник и резко ударил его головой о массивную, холодную трубу. Сухой хруст. Тело Волкова обмякло, и Джек отбросил его в сторону. Андрей упал с глухим стуком, без сознания.
Красные аварийные огни вспыхивали повсюду, ослепляя. Визг сирен пронзал воздух, оглушая и заставляя виски стучать. Из труб под давлением вырывался пар, шипя и свистя, словно сама система агонизировала.
Где-то рядом, глубоко в чреве терминала, раздался нарастающий, скрежещущий звук, словно невидимый зверь раздирал металл. Давление в воздуховодах нарастало, заставляя бетон под босыми ногами Джека вибрировать.
Цифровые табло на панелях управления мигали хаотичными, бессмысленными цифрами. Некоторые экраны гасли, погружая участки туннеля в полную темноту. Другие горели критическими перегрузками: «ДАВЛЕНИЕ КРИТИЧЕСКОЕ». «ТЕМПЕРАТУРА ЗА ПРЕДЕЛАМИ НОРМЫ». «СИСТЕМА – ОТКАЗ».
Джек видел, как одна из массивных труб, идущих под потолком, начала деформироваться. По ней медленно расползалась трещина, чёрная, жирная линия на ржавом металле. Из неё уже сочилась какая-то вязкая, маслянистая жидкость, тяжело капая на грязный пол.
Это не была просто диверсия, это был неконтролируемый каскадный сбой. Попытка Волкова «помочь», его наивные модификации в коде, вступили в непредсказуемый конфликт с уже запущенными протоколами ЧВК. Теперь это была не просто «диверсия», а гремящий, воющий хаос, который разворачивался прямо здесь, под землей.
В глазах Джека не было паники, только холодная, измождённая решимость. Он понимал: дело было уже не в том, чтобы остановить диверсию, а в том, чтобы предотвратить полное разрушение. Он начал лихорадочно оценивать ситуацию, ища способ стабилизировать систему, хотя бы на несколько минут.
Запах горелого пластика, озона и сырости ударил в ноздри, как только Аня Ковач и её команда ворвались в туннели. Нарастающий гул, вой сирен, мигающие красные огни.
Они увидели их — нейтрализованных оперативников ЧВК, профессионалов, хорошо обученных, но жестоко поверженных. Рядом – бессознательное тело Андрея Волкова, его планшет валялся на полу, экран мерцал красным.
И, наконец, они увидели его — Джека Бауэра.
Он не пытался сбежать, не прятался. Несмотря на боль и усталость, на измождённое лицо, на руки, покрытые кровью и грязью, он отчаянно пытался стабилизировать систему, дёргая рычаги, переключая провода и что-то бормоча себе под нос. Он выглядел как загнанный зверь, но его действия были предельно целенаправленны.
Он спасал терминал, тот самый терминал, который, по официальной версии, он сам и пытался уничтожить.
В этот момент, когда она увидела Бауэра, борющегося с катастрофой, все её «профили» и все её академические знания рухнули окончательно. Человек, которого она годами изучала как «опасного террориста», теперь спасал сотни жизней и предотвращал экологическую катастрофу. Он сражался с теми же людьми, кого она сама подозревала.
Её лояльность ЦРУ и приказам Новака растворилась в едком воздухе туннелей. Она видела правду, которая не укладывалась ни в одну из её моделей, ни в одну из её теорий. Её внутренний конфликт между карьерой и совестью разрешился.
Решение было принято.
Ковач быстро опустилась на колени рядом с Волковым и нашла флешку, зажатую в его дрожащей руке. Её аналитический ум мгновенно сканировал данные, проецируемые с планшета. Это была не просто программа диверсии, а модификации, внесённые Андреем, призванные уменьшить ущерб.
Неопровержимое доказательство. Волков был не разрушителем, а саботажником, пытавшимся минимизировать вред. Истинные виновники – ЧВК. Среди зашифрованных логов она увидела косвенные ссылки на высокопоставленных лиц.
И на Новака.
Аня подняла глаза на своих агентов, затем на Джека. Её голос был твёрд, без прежней неуверенности и тени сомнения.
— Всем сосредоточиться на стабилизации системы! — крикнула она, перекрывая вой сирен. — Помогите ему! Немедленно! Это не учения!
Глава 22
В лёгких жгло, каждый вдох был словно осколок разбитого стекла, вонзившийся в грудь. Воздух в туннелях, густой от пыли и запаха горелого металла, казался вязким, почти твёрдым. Джек прислонился к холодному, влажному бетону, его тело дрожало.
Его глаза скользнули по полу. Вокруг, в тусклом, мерцающем свете аварийных ламп, распластались тела нескольких оперативников ЧВК. Их оружие валялось рядом, став бесполезным.
Гул систем нарастал, утробный скрежет проникал не только в уши, но и в кости, отдаваясь в голове тяжёлым, монотонным стуком и заглушая даже жжение в лёгких. Красные индикаторы на массивном пульте управления, к которому он только что пробился, мигали яростнее.
Джек отстранился от стены и шагнул к Волкову. Молодой инженер корчился на мокром полу, его тело билось в нервной дрожи, а в глазах застыл бессловесный ужас, лихорадочно ищущий выход.
— Нет… нет… — Волков всхлипнул. — Я… я пытался… они… они изменили! Это… это не сбой! Это… взрыв!
Слова Волкова поразили Джека. Не просто диверсия, а цепная реакция. Инженера заставили запустить, а потом изменили параметры. Новак. Его проклятые кукловоды. Им был нужен не саботаж, а хаос, полное, блядь, разрушение.
Где-то наверху — сотни людей: рабочие, экипажи, жители ближайших домов. И Куршская коса, её уникальная, хрупкая природа. Всё это могло взлететь к чёрту, если он не остановит этот ад прямо сейчас.
В его жилах, казалось, вновь закипела кровь, холодная и обжигающая. Джек посмотрел на мигающие красные лампы. Одна, две, три… Семь. Семь точек критической перегрузки, ведущих к детонации. Его мозг, игнорируя физическое истощение, мгновенно выстраивал алгоритмы действий.
Он потянул к себе кусок арматуры, тяжёлый и холодный, валявшийся на полу. В туннелях запахло горелой изоляцией, пронзительный визг перегружающихся турбин смешивался с хлопками коротких замыканий, эхо которых разносилось в узких проходах.
— Ещё один… грёбаный… раз, — прохрипел Джек себе под нос, направляясь к ближайшему электрощиту. Его пальцы, огрубевшие и раненые, едва слушались, но он заставлял их. — Это никогда… не кончится.
Не было времени думать, только действовать. Он поддел крышку щита арматурой, металл заскрежетал, поддаваясь. Внутри — клубок проводов, мерцающие индикаторы. Джек выхватил обрывок кабеля из рюкзака. Его тело было ржавым механизмом, но каждый его жест был точен, выверен десятилетиями опыта. Вручную: закоротить цепь, перенаправить поток энергии, рискуя быть убитым током.
Руку обожгло болью, Джек стиснул зубы. Короткое замыкание. Мощная искра вспыхнула, осветив его лицо на долю секунды. Ноздри обожгло запахом горелой резины. Гул стих, сменившись шипением и треском. Здание медленно выдыхало.
Одна из красных ламп погасла. Шесть.
Он двинулся дальше, к следующей точке. Тело покачивалось, хриплый кашель сотрясал грудь, ноги едва держали.
Пять. Четыре. Три.
Он добрался до последнего — главного вентиля. Огромный, ржавый вентиль казался приваренным к трубе. Джек схватил его, но пальцы соскользнули, костяшки обдерелись в кровь.
Он тихо выругался.
— Чёрт.
Собрав последние силы, он упёрся ногами в стену и навалился на вентиль всем телом. Мышцы сводило судорогой, дрожь сотрясла его тело, от пяток до затылка. И вот — скрежет металла. Вентиль медленно, со стоном, поддался. Поворот.
Гул прекратился, скрежет затих. Осталось лишь шипение и тихое потрескивание остывающей проводки.
Тишина. Давящая. Тяжёлая.
Терминал был спасён.
Джек рухнул на колени и прислонился к холодной стене. Пот, смешанный с кровью и грязью, стекал по его лицу, тело дрожало, как в лихорадке. Он закрыл глаза, пытаясь отдышаться. Ещё один раз, ещё одна грёбаная катастрофа, которую он предотвратил.
И она никогда, блядь, не кончится.
Аня Ковач двигалась осторожно, каждый шаг отдавался эхом в узких туннелях. Густой, горячий воздух обжигал лёгкие. Потом гул резко стих.
Стало тихо, слишком тихо.
Она увидела их. Первым делом — тела, десяток нейтрализованных оперативников ЧВК. Её взгляд метнулся к Джеку Бауэру. Он стоял на коленях, прислонившись к трубе, тяжело дышал. Весь в грязи, крови, одежда висела на нём клочьями.
Но он не бежал. Он держался.
Аня смотрела, как он, измождённый, на грани полного истощения, буквально спасал терминал от неминуемой катастрофы. Мозг Ани лихорадочно выстраивал новую картину. Новак приказал остановить “террориста”, но этот “террорист” только что спас тысячи жизней и предотвратил колоссальную катастрофу. Он сражался не с ними — а за них.
За всех.
Её академический профиль “опасного изгоя”, отточенный годами, рухнул. Перед ней был не психопат, не машина, а живой человек, который боролся за нечто большее, чем выживание или месть.
Лояльность ЦРУ и приказы Новака рухнули, словно карточный домик. Её “профиль” Бауэра был не просто неполным, он был намеренно искажённым, вброшенным, чтобы заставить их охотиться не за теми.
— Ковач? — голос одного из её агентов прозвучал тихо. — Что… что здесь произошло?
Аня не ответила, её взгляд был прикован к Джеку. Она видела его боль, его усталость и что-то, что выходило за рамки её моделей.
Она подошла ближе к Волкову. Молодой инженер корчился на мокром полу, его тело всё ещё билось в нервной дрожи, а в глазах застыл бессловесный ужас. Аня присела и тут увидела её.
Маленькая флешка, зажатая в его дрожащей руке. Дешёвая, с логотипом малоизвестной логистической компании и с едва заметным, странным символом — выгравированным, стилизованным изображением феникса. Аня быстро, почти инстинктивно, подхватила её, пластик был холодным.