, Ковач! — он резко обернулся, его глаза были ледяными, пронизывающими. — А не сейчас! Бауэр всё испортил! Но мы… мы это используем.
Аня почувствовала, как что-то внутри неё сжалось, желудок свело. Три дня. Новак говорил о Клайпеде, о диверсии, но официальные новости подали это как спонтанный акт. Почему Новак так уверен в дате? И почему она так важна? В голове пронеслись обрывки данных, фактов, которые не сходились.
— Сэр, я… я понимаю, что это… — начала она, но он не дал ей закончить.
— Вы ничего не понимаете, Ковач! — Новак перебил её, его голос был тихим, но смертельно опасным, от него исходил холод. — Бауэр. Он теперь… он наш козёл отпущения. Мы усилим охоту, публично. Он… он будет объявлен международным террористом. А затем… мы его найдём. И уберём. Тихо. Вы понимаете?
Аня кивнула, её горло сжалось. Она понимала, она видела, как Новак переформатирует провал в оружие, как он поворачивает каждое событие в свою пользу. Он использовал Джека как инструмент, и её — чтобы поймать Джека и прикрыть собственные махинации.
Её карьера, её амбиции, её желание превзойти отца и доказать, что её аналитические способности чего-то стоят — всё это разбилось о ледяную реальность. Она была частью этого, частью лжи. Чувство вины, то самое, что она так тщательно запрятала после инцидента с хакерской группой, когда её действия привели к чужим смертям, начало проступать. Безупречность, к которой она так стремилась, теперь казалась запятнанной каждым её решением, каждой её моделью.
— Выполняйте, — отрывисто бросил Новак. Его взгляд был пуст, но требователен. — И без ошибок. Никаких больше аномалий.
Аня вышла из кабинета. Её руки слегка дрожали, она поправила очки, едва удерживая их на переносице. В отсеке было почти пусто, раннее утро, редкие коллеги ещё не добрались до своих столов. Тишина, нарушаемая лишь тихим гудением серверов. Она села за свой, почувствовав, как её тело тяжелеет, каждое движение казалось неимоверно тяжёлым.
Вместо того чтобы сразу начать выполнять приказы, она медленно выдвинула скрипнувший ящик стола и достала маленький, потёртый чёрный блокнот без опознавательных знаков. Внутри — только чёрно-белые, хаотичные зарисовки абстрактных фигур, линий, узлов, искажённые, неразборчивые формы, словно тени её собственных мыслей.
Она провела пальцем по толстой бумаге, затем быстро, почти лихорадочно, сделала ещё несколько штрихов, карандаш царапал бумагу. Пыталась выплеснуть своё внутреннее смятение, отчаяние, навязать хоть какой-то порядок хаосу, который она не могла понять. Никто из коллег не видел этого. Это был её иррациональный элемент, её способ не сойти с ума. Она знала, что это ничего не изменит, но это позволяло ей дышать, хотя бы на мгновение.
Сцена 3. Гданьск. Джек и Стас: Поиск Ресурсов и Старые Связи.
Бар «Старая Верфь» был погружён в полумрак. Тяжёлый, влажный воздух, смешанный с запахом застоявшегося пива, табака и старой, почти гниющей древесины, проникал в лёгкие и оседал на одежде. На стенах висели выцветшие, пожелтевшие фотографии времён «Солидарности» — молодые, полные надежды лица, которые теперь казались призраками. Рядом с ними — пожелтевшие морские карты, покрытые пятнами от влаги, словно слёзы. Из старого, потрескивающего радио доносилась тихая, меланхоличная польская песня, словно эхо ушедшей эпохи.
Джек вошёл, его тело ныло от боли, каждый шаг отдавался жгучей вспышкой в раненом боку. Он огляделся — народу было немного, всего несколько теней за столами. За барной стойкой стоял Стас, его шрамированные руки медленно, почти ритуально протирали стакан, доводя его до тусклого блеска.
— Так, пан Бауэр… — Стас поднял взгляд, его глаза были усталыми, но цепкими. Он сделал глубокий, медленный выдох, словно отпуская невидимую тяжесть. — …ты опять влип, да? Как старый шрам, никак не скроешь.
Джек подошёл к стойке. Его взгляд постоянно сканировал вход, каждый шорох заставлял напрягаться. Он прислушивался к скрипу пола под ногами других посетителей, к тихому звону бутылок.
— Мне… мне нужна помощь, Стас. Документы. Путь… путь отсюда.
Стас поставил стакан на стойку и постучал по ней костяшками пальцев — тяжёлый, глухой звук.
— Путь? Путей много, Джек. Есть лёгкий. Есть… — он пожал плечами, его лицо было непроницаемо, — …проверенный. Тот, что для тех, кто понимает. Не за деньги. За… — он сделал паузу, склоняя голову, его взгляд стал серьёзным, почти пронзительным, — …за дело. Ты готов?
Джек посмотрел на него. В глазах Стаса он видел не просто усталость, а глубокое, запрятанное разочарование, точно такое же, какое он чувствовал сам. Цинизм, но под ним — что-то ещё, старая, неугасимая искра.
— Я… я готов на всё, — голос Джека был низким, в нём проснулась стальная решимость, заглушающая боль. Он слышал тяжёлый, медленный пульс собственного сердца.
Стас кивнул без слов. Он взял две стопки, наполнил их дешёвой, мутной водкой, от запаха которой перехватило дыхание.
— Ну, тогда… за дело, — он поднял свою стопку, его голос стал чуть громче, почти с вызовом, обращённым к невидимому врагу. — И за то, чтобы старые псы… показали этим молодым, кто тут хозяин. Выпьем. Жизнь – дерьмо, пан Бауэр. Но иногда… иногда можно и побороться.
Они выпили. Водка обожгла горло Джека, опалила изнутри, но не заглушила боль.
— А что за… проверенный путь? — спросил Джек, выдохнув. Он почувствовал, как что-то внутри Стаса изменилось, как будто он принял его участь.
Стас поставил стакан. Его шрамированные руки снова двинулись, протирая стойку медленными, привычными движениями.
— Это… м-м… не совсем мой путь, пан Бауэр. Это путь тех, кто… кто помнит. Кто верит, что Польша… она должна быть свободна. От всех, — он сделал паузу, его взгляд скользнул по выцветшим фотографиям на стене. — От тех, кто говорит, что пришёл спасать. От тех, кто приходит… с Востока. Они попросят… услугу. Не деньги. Услугу. Ту, что… — он наклонился ближе, его голос стал чуть тише, почти заговорщически, — …может выйти за рамки твоего дела. За рамки Клайпеды. Ты готов идти до конца?
Джек смотрел в глаза Стаса, в которых он видел не только отчаяние, но и стойкую, почти наивную веру в нечто большее, то, что он сам когда-то потерял, почти похоронил.
— Я… я пойду, Стас.
Стас медленно кивнул. Он достал из-под стойки старый, потёртый телефон и протянул его Джеку. Телефон был тяжёлый, холодный, с потёртым пластиком, знакомым на ощупь.
— Этот номер… он не для разговоров. Только для сигналов. Скажешь им, что от Стаса. И что ты готов. Они тебя найдут.
Джек взял телефон, чувствуя, как его сломленная жизнь снова втягивается в водоворот чужих, более тёмных и опасных дел. Он был здесь не по своей воле, его прижали к стене, но теперь он выбирал бороться. Снова. Он сжал телефон в руке. Боль. Но боль теперь была знакомой и нужной.
Глава 6
Горький запах застарелого пива и табака въелся в каждую щель и пропитал деревянные стены. Полумрак скрывал неровности потолка, но не смягчал глубокую усталость в глазах Стаса. Он выпустил струю дыма, и белое облачко медленно растворилось над их столиком, притаившимся в самой тени, подальше от стойки.
Под ногами скрипели старые доски, и в почти полной тишине бара каждый шорох казался слишком громким.
Стас медленно поставил кружку на стол. Старые, в глубоких трещинах пальцы с въевшейся грязью легли на запотевшее стекло.
— Ну… как говорится, пан Бауэр, — голос хрипел, словно старый радиоприёмник на издыхании, — если ищешь волка, смотри, куда он метку оставил. Эти… эти «Чёрная Волна». Они… они кричат громче всех. Всегда, — Стас чуть пожал плечами. — Сказали, что Клайпеда – их работа. Да. Сказали.
Джек смотрел на него, его взгляд сузился, постоянно скользя по периферии, выискивая невидимую угрозу даже здесь, в уютной тени бара.
— Кричат? Или… действуют? — голос Джека был низким, едва слышным, полным скрытого напряжения.
Стас тяжело выдохнул. Его взгляд на мгновение задержался на ряду старинных, отреставрированных радиоприёмников, стоявших на пыльной полке за баром. Он почти нежно коснулся одного, провёл пальцем по гладкому дереву.
— Они… они любят шуметь. Много шума. Мало… ну, ты понял. Но… но следы. Цифровые. Они… они есть. Мои люди… нашли. Поверхностные. Но убедительные. Как… как хорошо сделанная фальшивка, — Стас наклонился ближе, его голос стал чуть тише, почти заговорщически. — Для тех, кто ищет… они сработают. Отведут в сторону. Ты… ты ищешь их?
Ладонь Джека непроизвольно легла на больное плечо, массируя его. Боль была фоновым шумом, привычным, но навязчивым.
— Мне… мне нужна цель, Стас. Я… я не могу… — короткий, резкий выдох, полный отчаяния, — …не могу бежать без конца. Эта… эта «Волна»… где их… их логово?
Стас кивнул, его глаза были печальны, в их глубине застыла горечь минувших лет.
— Да. Понимаю. Адрес… я дам. Но… помни, — он сделал паузу, его взгляд стал серьёзен, пронзительным. — Не всё, что блестит… золото. И не всё, что кричит… правда.
За стеной послышался глухой, отдалённый скрежет — возможно, очередной портовый кран сместил контейнер, или просто что-то обрушилось в заброшенных доках. Стас не вздрогнул, Джек тоже, только его челюсть едва заметно напряглась.
Он принял информацию — адрес, нацарапанный Стасом на обрывке маслянистой, пахнущей пивом салфетки. Джек сжал её в кулаке. Что-то осязаемое, хотя бы это.
Монотонный гул серверов просачивался сквозь тонкие стены и пропитывал воздух. Холодный, искусственный свет отражался от стеклянных поверхностей, заставляя Хлою щуриться. Её помятый ноутбук, обклеенный стикерами с кибер-конференций, выглядел вызывающе на идеально чистом, стерильном столе. Воздух отдавал офисным очистителем и старым, давно остывшим кофе.
Хлоя углубилась в работу, её пальцы отбивали лихорадочный, сложный ритм по клавиатуре. Она искала подтверждения, связи, хоть что-то, что могло бы раскрыть суть «Чёрной Волны» и их связь с Клайпедой.