Едкий, сырой запах гниющей соломы и заплесневелой древесины въедался в его лёгкие. Смешивался с металлическим привкусом крови на языке – он, кажется, прикусил его в ярости. Джек чувствовал, как крошечные частицы грязи впивались в его кожу, словно он сам становился частью этого разложения, частью этой гнили. Он закрыл глаза, пытаясь отогнать дурноту.
На мгновение он позволил себе просто быть. Не думать. Не бежать. Просто дышать этим тяжёлым воздухом, чувствовать боль. Позволить ей заполнить собой всё.
А потом открыл глаза.
И мир снова требовал от него действий.
Стерильный, холодный офис сиял. Каждая отполированная поверхность отражала безликий свет флуоресцентных ламп, словно пытаясь стереть любую индивидуальность. Тихий, постоянный гул серверов заполнял пространство, создавая ощущение механического дыхания. И в центре этого корпоративного безмолвия – Хлоя. Она сидела за своим слегка помятым ноутбуком, обклеенным стикерами с кибер-конференций, выделяясь среди серой униформы. Её пальцы летали по клавиатуре, сливаясь со строчками кода на экране. Она не замечала ничего вокруг, только мелькающие символы, свою собственную нервозность, передающуюся клавишам.
После обрыва связи с Джеком, она лихорадочно пыталась восстановить соединение. Бесполезно. Тогда она углубилась в новые данные, вгрызаясь в них, словно голодный зверь.
Монотонный гул серверов вдруг начал казаться зловещим, предвещая нечто большее, чем просто системный сбой.
Хлоя обнаружила: ЧВК не просто планировала саботаж в Клайпеде. Это был лишь «первый шаг». Часть гораздо более масштабного плана: дестабилизация всего европейского энергетического рынка. Они собирались посеять хаос, вызвать локальные сбои, панику, а затем выступить в роли «спасителей», заключая выгодные контракты на восстановление. Получая полный, абсолютный контроль над инфраструктурой ключевых стран. Это была экономическая война. Замаскированная под «промышленную диверсию» и «террористический акт». Холодный, мерзкий расчёт.
Она попыталась получить доступ к ещё более закрытым финансовым потокам. Тем, что были связаны с европейскими энергетическими фондами. И внезапно её системный доступ был заблокирован.
На экране появилось тревожное предупреждение. Красные буквы вспыхнули.
«Несанкционированная активность. Ваша учётная запись временно заблокирована. Обратитесь в службу безопасности.»
Это был сигнал. Её «копание» было замечено. Кто-то внутри банка или извне, связанный с ЧВК, следил за ней.
Она понимала. Теперь она сама под прицелом. Время стремительно таяло. Её тайная, несанкционированная деятельность, которую она так тщательно скрывала, была раскрыта.
— Абсурд, — проворчала Хлоя себе под нос. Её цинизм стал ещё более едким, почти осязаемым. Но она действовала быстро. Пыталась обойти блокировку. Использовала свои «старые, рискованные методы» — систему обхода корпоративных правил, которую она отточила из скуки и стремления к порядку.
Её пальцы стучали по столу. Быстрее. Стучали. Переходя в сложный, нервный, почти бешеный ритм.
Холод от кондиционера в офисе пронизывал её до костей, несмотря на жар её мыслей. Она чувствовала, как её собственное тело дрожит от напряжения. Сухой, стерильный воздух раздражал горло, вызывая першение, которое никак не проходило. Она грызла внутреннюю сторону щеки. Снова.
Хлоя откинулась на спинку стула. Взгляд её скользнул по безликим стенам, по лицам коллег, которых она никогда по-настоящему не видела. Она была одна. Но её взгляд, наполненный новым, опасным блеском, говорил о том, что эта битва только началась.
Идеальный порядок. На столе Ковач всё было аккуратно сложено. Папки лежали ровно. Выверенные графики светились на мониторах. Этот порядок был острым, почти болезненным контрастом к хаосу информации, которую она обрабатывала. Тихий, почти успокаивающий гул компьютеров заполнял кабинет, создавая иллюзию контроля. Рядом с официальными отчётами, чуть прикрытый, лежал её тайный блокнот с криптографическими записями.
Аня Ковач сидела за своим столом. Перечитывала отчёты с места операции по захвату Джека. Изучала фотографии. Показания свидетелей. Анализировала собранные улики. С той же дотошностью, с какой писала свою диссертацию, каждую строчку, каждый символ. Её пальцы привычно поправляли очки, словно она пыталась сфокусировать не только зрение, но и мысли.
Она нашла несколько несоответствий. Тех, что упорно не вписывались в «профиль террориста Бауэра» и в официальную версию о его причастности к диверсии. Тип взрывчатки и способ проникновения, использованные в Клайпеде, не соответствовали стилю Бауэра, который она изучала годами. Найденное на месте «устройство» – то самое, которое нашёл Джек – выглядело слишком сложным для примитивной экстремистской группы. И слишком «чистым» для Бауэра. Слишком… профессиональным.
Она вспомнила обрывки информации. Те, что ей приходилось «игнорировать» по приказу Новака. Они были там. В базах данных. Просто не подходили под нужный нарратив. И теперь эти обрывки начали складываться. В совершенно другую, тревожную картину. Её аналитический ум, так стремившийся к порядку и логике, не мог принять эти «несоответствия». Они разрушали её тщательно построенные модели и подрывали уверенность.
Лояльность Ковач к ЦРУ и её карьерные амбиции столкнулись с её академическими принципами. С глубоко укоренившимся стремлением к истине. Она написала диссертацию о Бауэре, но его реальные действия разрушали её тщательно построенные теории. Она боролась с желанием «подогнать» данные под нужный результат и со своей неспособностью игнорировать факты. Она начала подозревать, что Новак что-то скрывает. Что её использовали как инструмент. Её лояльность сильно колебалась. До этого момента амбиции затуманивали её суждения, но теперь она это видела.
Она открыла свой личный, зашифрованный файл на компьютере. Экран вспыхнул. Затем достала из ящика свой тайный блокнот. Запах старой бумаги, чуть затхлый.
Ковач начала переводить и систематизировать новые, найденные ею фрагменты старинных текстов по криптографии, написанных на забытом диалекте. Её пальцы быстро двигались по клавиатуре. Она погрузилась в эту логическую головоломку, ища в ней отдушину, выход, но и ответ.
Один из символов в древнем тексте, обозначающий «скрытую переменную», внезапно вызвал у неё острую, почти физическую ассоциацию с «несоответствием» в деле Бауэра. Она провела параллель: как и в древних шифрах, истина могла быть скрыта в мельчайших, казалось бы, случайных деталях, которые официальная версия игнорировала. Это подтвердило её решимость «копать глубже самостоятельно», не доверяя официальным каналам и ища ту самую «скрытую переменную».
Едва уловимый, но навязчивый запах озона от работающей электроники в её кабинете проникал в её ноздри. Она чувствовала его на языке. Как привкус обмана.
Ковач подняла глаза. Взгляд её был острым. Целеустремлённым. Её ждала другая правда. И она была готова её найти.
Глава 12
Холодный камень впивался в спину. Джек привалился к стене заброшенного склада, чувствуя, как каждый синяк и порез отзываются глубокой, ноющей болью. Она расходилась по телу, забиралась под кожу, проникала в кости. Не отпускала.
Запах сырой пыли и плесени въелся в ноздри, смешиваясь с едким привкусом крови на языке. Привкус этот был горек, как усталость.
Беспомощность давила.
Рука нащупала в кармане флакон. Несколько таблеток упали на ладонь. Он запрокинул голову, проглотил их без воды, сухим, шершавым глотком. Машинально. Боль не исчезла, лишь отодвинулась, став фоновым шумом, пульсирующим под кожей.
На коленях лежала старая, мятая карта Европы, что дал ему Стас. Джек развернул её. Пальцы, дрожащие, но цепкие, скользили по поверхности, отмечая порты, энергетические узлы, цели. Клайпеда – только начало.
— Компрометация, — выдохнул он хрипло, голос его казался чужим, гортанным. — Снова.
Палец скользнул по линии побережья.
— Они… они повсюду. Чёртовы тени.
Кашлянул. Привкус металла во рту усилился. Нужно было найти ответы. Быстрее. Иначе всё. Конец. Просто конец.
Рядом лежал старый, грязный ноутбук. Корпус его был потёрт, клавиатура запятнана ржавчиной. Джек протянул руку, включил. Экран мигнул, затем ожил, заливая бледным светом его измождённое лицо. Он пытался получить доступ к старой, почти забытой «мёртвой зоне» в даркнете. Сетям, которые когда-то использовал для обмена информацией. С бывшими оперативниками.
Курсор мигал. Подключение… медленно. Слишком медленно.
— Давай, — пробормотал он себе под нос, сжимая челюсти. — Чёрт бы тебя побрал. Просто… дай мне. Хоть что-то.
Экран изменился.
Не то сообщение. Не те данные.
Вместо привычного интерфейса – сообщение об ошибке. Несколько его «ключей», старых логинов, оказались скомпрометированы. Уничтожены. Система либо полностью отключена, либо изменена до неузнаваемости.
Ладонь ударила по корпусу ноутбука. Глухой звук растворился в пустоте склада.
Они знали. Знали о его старых методах. Об укрытиях. О ресурсах. Этот враг был глубже, чем он думал. Проникновение беспрецедентное. Его мир сужался. Воздуха стало катастрофически не хватать.
Он откинулся на стену. Запах сырой пыли и плесени заполнил лёгкие. Он был один. Как ржавеющий, заброшенный портовый кран.
«Нет покоя, Бауэр. Никогда».
Офис Ани Ковач в ЦРУ был погружён в глубокую ночь. Лишь синий свет мониторов заливал пространство холодными, равнодушными бликами. Она сидела за столом, спина прямая, взгляд сосредоточен. На экране мелькали строки кода, цифры, имена. Её тайное расследование. Несанкционированное.
Она перепроверяла старые, «закрытые» дела. Те, что были связаны с энергетическим сектором. С той ЧВК. Дела, которые курировал Новак. Она сопоставляла данные, ища «скрытые переменные» — как в своих криптографических головоломках. Истину в мелочах.
Пальцы быстро скользили по клавиатуре. Стук клавиш — единственный звук в тишине, что казалась слишком плотной.