Письма эти направлять обязательно на просмотр местному военному цензору или в штабы армий и в местные военно-цензурные комиссии. Просмотренная и пропущенная цензурой корреспонденция отправляется постпакетом в справочное бюро при Российском обществе Красного Креста (Петроград, Инженерная, 4).
Если военный цензор не может процензуровать по незнанию языка иностранную и инородческую корреспонденцию, то отправлять ее в соответствующий штаб армии или в местную военно-цензурную комиссию.
В каждом почтовом учреждении у военных цензоров должны иметься списки лиц, корреспонденция коих должна обязательно подвергаться цензуре и задержанию; за отправителями и получателями такой корреспонденции должен быть учреждаем надзор. Списки эти сообщаются военным цензорам секретным порядком, подлежащими штабами армий и местными военно-цензурными комиссиями.
Со всеми письмами и телеграммами, нарушающими существующие узаконения и распоряжения по военной цензуре, поступать согласно ст. 52 Временного положения о военной цензуре. Независимо от сего, об авторах этих писем сообщать, с приложением соответствующих выписок из писем, штабам армий или местным военно-цензурным комиссиям для привлечения виновных к ответственности (приказ Верховного главнокомандующего 31 октября 1914 г. № 133 и приказание от 20 апреля сего года № 28).
При цензуре произведений печати строго руководствоваться „Перечнем сведений и изображений, касающихся внешней безопасности России, оглашение и распространение коих в печати воспрещается“, новое издание которого утверждено Советом министров 24 июля сего года. Пределом этого перечня собственно должна исчерпываться область военной цензуры в отношении печати, на что обратить особое внимание.
С большой осторожностью должны пользоваться военные цензоры ст. 31 „Временного положения о военной цензуре“, предоставляющей им право не допускать в печати сведений, вредных для военных интересов, дабы право это отнюдь не переходило в произвол.
Выход и распространение газет на еврейском языке не разрешается.
Военным цензорам строго наблюдать за исполнением редакциями повременных изданий ст. 40 Временного положения о военной цензуре, неуклонно исполняя в то же время ст. 41 того же положения.
Примечание. Вечерними повременными изданиями считать выходящие в свет после 3 часов дня.
Вырезки из других газет, где бы таковые ни выходили, при вторичном издании снова подлежат военной цензуре.
Все оригинальные известия и статьи, появляющиеся в местных повременных изданиях по вопросам о положении, условиях проживания и деятельности немцев – русских и иностранных подданных, – а также военнопленных, надлежит направлять через соответствующие штабы армий или местные военно-цензурные комиссии в штаб фронта, невзирая на то, разрешены или не разрешены они военною цензурой.
Если эти статьи на иностранных и инородческих языках, то при представлении следует прилагать и перевод их».
23 октября министр внутренних дел Хвостов сообщил начальнику штаба Верховного главнокомандующего Алексееву, что редактор-издатель издававшейся в Одессе на еврейском языке газеты «Унзер лебен» Гохберг обратился к нему с прошением об исходатайствовании перед Алексеевым разрешения ему продолжать издание, приостановленное 27 июня главным начальником Одесского военного округа на все время нахождения одесского градоначальства на военном положении. Газета эта, по отзыву начальника Главного управления по делам печати, не вела никакой противоправительственной пропаганды, и вообще ее следовало бы возобновить для евреев, не знающих русского языка, читающих поэтому другие иностранные газеты, в которых сообщается масса всякого вздора о России. Алексеев запросил командующего VII армией, которому был подчинен начальник Одесского военного округа. Последний (генерал-губернатор генерал Эбелов) донес командующему VII армией, что, «сколько бы еврейская газета ни была благонамеренна по своему направлению, то обстоятельство, что цензурование ее, по необходимости, поручается цензорам евреям, исключает всякую возможность уследить за тем, чтобы какие-либо мало заметные мелкие углы газеты не могли посредством особых знаков, близких к еврейской азбуке, служить для шпионских сообщений». Командующий VII армией согласился с этим и сообщил начальнику штаба Верховного, что, кроме того, он должен был сообразоваться и с известным воспрещением главнокомандующего Юго-Западным фронтом от 26 июня 1915 г. 12 ноября Алексеев сообщил Хвостову, что, ввиду таких обстоятельств, он не признает возможным удовлетворить прошение Гохберга. 15 ноября последний вторично ходатайствовал уже перед самим Алексеевым, поддержанный письмом члена Государственной думы П.В. Герасимова, но разрешения все-таки не получил.
17 ноября генерал-квартирмейстер Западного фронта Лебедев уведомил Пустовойтенко, что «минским губернатором за последнее время препровождались в штаб фронта для сведения копии циркуляров Главного управления по делам печати на имя губернаторов с предписанием мер против распространения в периодических изданиях отдельных вредных известий. Принятие этих мер возлагается на наблюдающих за печатью лиц гражданской администрации. В частности, одним из этих циркуляров этим лицам вменяется в обязанность сообщать главному управлению по д. п. о тех военных цензорах, которыми допускалось бы появление сообщений, запрещенных названными циркулярами». Лебедев не знал, как быть с исполнением этого, и рекомендовал установить порядок передачи таких распоряжений, если бы они были признаны обязательными для военных цензоров, через штаб Верховного.
30 ноября Лебедев сообщил копию отношения минского губернатора от 28 ноября на имя цензурного отделения штаба главнокомандования армиями Западного фронта: «28 текущего ноября мною получена следующая шифрованная телеграмма министра внутренних дел: „Предлагаю неукоснительно наблюдать, чтобы ни под каким видом ни в каких органах печати не появлялось никаких упоминаний о Григории Распутине, всякое упоминание о котором возбуждает население против существующего строя. Наблюдите, чтобы не перепечатывалась статья Пругавина о книге Илиодора в «Русских ведомостях» от 25 ноября“. Об изложенном считаю долгом сообщить для сведения».
6 декабря генерал-квартирмейстер штаба Юго-Западного фронта генерал Дитерихс сообщил Пустовойтенко о том же, что и Лебедев, уведомил его о получении штабом фронта следующей телеграммы начальника штаба Киевского военного округа: «Телеграммой № 1205 министр внутренних дел предложил киевскому губернатору не допускать в органах печати упоминаний о Григории Распутине, во избежание возбуждения населения против существующего строя», – и просил разъяснить, подлежит ли это приказание исполнению со стороны военной цензуры, прибавив, что начальник штаба фронта генерал Саввич приказал цензорам оказать содействие; он же обратил внимание генерал-квартирмейстера штаба Верховного, что вопросы внутренней политики ставятся в зависимость от взглядов отдельных личностей, почему получается неоднородность требований, предъявляемых к военно-цензурным органам и недовольство в случае отказа выполнить эти требования» – а потому просил о выработке штабом Верховного главнокомандующего дополнительных к существующему «Перечню» положений о том, что должно воспрещаться военной цензурой к опубликованию в печати и произнесению в речах и докладах.
20 декабря 1915 г. начальник штаба Северного фронта генерал Бонч-Бруевич сообщил генералу Пустовойтенко, что телеграмма его от 16 ноября не может служить основой деятельности военной цензуры, так как доклад Горемыкина «составлен в общих выражениях и дает возможность широкого толкования указанных вопросов», чего нельзя допускать ввиду крайней неподготовленности военных цензоров, а потому он просил выработать дополнение к «Перечню» и направлять все сношения гражданской власти через Ставку.
После своего успешного выпада 13 сентября по адресу штаба Верховного Горемыкин решил пойти смелее и 7 декабря представил, опять-таки неожиданно для генерала Алексеева, который просто систематически обходился им в вопросе цензуры, новый всеподданнейший доклад следующего содержания:
По вопросу о постановке надзора за повременной печатью
За время текущей войны в некоторой части нашей печати неоднократно наблюдались попытки широко использовать для противоправительственной проповеди созданное военными обстоятельствами и усложнившимися хозяйственными условиями внутреннее положение в стране. Под покровом громких призывов к единению во имя победы день за днем в общественное сознание внедрялось убеждение о своевременности борьбы за власть. Деятельность, намерения, взгляды, мероприятия правительства в целях колебания его авторитета подвергались самым беззастенчивым истолкованиям, вплоть до распространения заведомо ложных слухов и различных измышлений. Совокупностью решительных распоряжений дальнейшее развитие угрожающей государственному порядку работы печати было пресечено. Но верные тем или иным партийным домогательствам газеты так называемого оппозиционного направления продолжают и доныне, если не открыто, то путем всевозможных обходных приемов, подогревать в населении тревожные настроения и готовы учесть малейшее послабление для новых агитационных происков.
Ныне Россия вступила в исключительную пору своего исторического бытия. Враг дерзнул проникнуть в наши пределы. После зимнего боевого затишья предстоит решающая борьба за честь и благо родины, за самостоятельность жизни связавших с нами свою судьбу народов. К этим великим дням для обеспечения конечного торжества должны быть собраны, сосредоточены и напряжены все силы, вся мощь страны. Перед лицом такой необходимости не может быть места ни узкопартийным стремлениям, ни взаимному недоверию, ни каким-либо иным подобным проявлениям, способным тормозить общий объединенный труд для подготовления победы. Призванное в. и. в. к ответственному служению в грозную годину войны, к руководительству внутренней жизнью государства, правительство должно быть, и в его целом и в отдельных его представителях, ограждено от рассчитанных на расшатывание его авторитета посягательств, от мешающих спокойной его работе покушений.