К 1 июня все наградное делопроизводство должно быть во всех инстанциях приведено к указанному мною порядку, и до этого срока должны быть проведены все наградные представления, почему-либо задержавшиеся.
Такой порядок требую установить в отношении лишь чисто строевых штаб- и обер-офицеров всех родов службы, и особенно пехоты; на них ложится вся тягость боевой службы, о них должны быть и общие заботы; им только и должны даваться боевые награды, без опасения, что они даются слишком щедро.
Наоборот, замеченное у многих начальников стремление к усиленному награждению штабных офицеров, адъютантов и ординарцев признаю недопустимым.
Относительно командиров частей и высших начальствующих лиц, деятельность коих особенно заметна, требую особой осторожности и умеренности в представлениях к наградам во избежание повторения случаев, когда получившие несколько высоких боевых наград начальники признавались потом не соответствующими занимаемым должностям.
Придавая же особое значение вопросу продвижения в высшие военные чины, требую, чтобы представления о производстве в генеральские чины делались не иначе как через мой штаб».
Этот приказ бросились исполнять. Но как? Ответом служит приказание Верховного, объявляемое начальником его штаба 19 мая 1915 г.:
«Несмотря на данные Верховным главнокомандующим вполне определенные указания о том, чтобы боевыми орденами награждались только те, которые действительно боевыми заслугами приобрели право на получение таковых, тем не менее из наградных представлений нельзя не усмотреть стремление начальников всех степеней различными способами обойти такое распоряжение.
Доказательством права представляемого на награждение орденом именно с мечами приводится не редко, что при исполнении данного поручения он „был в сфере артиллерийского огня противника“ или что штаб или учреждение, в коем состоит это лицо на службе, „находилось под обстрелом бомбами с аэропланов“.
Верховный главнокомандующий повелел указать, что такое стремление начальствующих лиц украсить боевыми орденами чинов, находящихся в тыловых учреждениях или в дальних штабах и лишь случайно попавших “в сферу артиллерийского огня“, он признает совершенно недопустимым, и подобные уклонения от данных им вполне определенных распоряжений указал безусловно прекратить.
Кроме того, несмотря на данные указания Верховного главнокомандующего, по-прежнему замечается совершенно особое отношение начальствующих лиц к чинам, состоящим при них адъютантами, ординарцами, ко всем штабным офицерам, начиная с полковых адъютантов, а также занимающих нестроевые должности. Если этим лицам иногда действительно приходится принять участие в боевых действиях и принести некоторую пользу делу, то такому участию их начальниками тотчас же придается значение какого-то особого подвига, за который должна быть испрошена какая-то особенно высокая награда, или производство в следующий чин, или, по крайней мере, орден Святого Владимира с мечами. В результате получается то совершенно недопустимое явление, на которое уже обращалось внимание Верховного главнокомандующего, что в то время, когда строевыми офицерами заслуженные в полном смысле слова „потом и кровью“ награды еще не получены, штабные офицеры украшены высшими боевыми орденами. Ввиду сего Верховный главнокомандующий указал представления к производству в следующие чины за боевые отличия всех таких лиц отклонять, представления же к наградам ограничивать испрошением очередных орденов.
Ни один из чинов штаба Верховного главнокомандующего к настоящему времени не получил более двух наград. Верховный главнокомандующий полагает, что это может служить мерилом и для прочих высших полевых штабов и управлений в отношении представления к наградам чинов всех прочих штабов и управлений».
Тут и разгадка кондзеровской балашовщины: штабные кипят желчью на желание выдвинуть строевых и на умаление их канцелярских боевых подвигов.
► Сегодня приехал сюда великий князь Кирилл Владимирович и обедал у нас, так как царя нет. Сел не с начальником штаба, как все и всегда, а за столик с князем Ливеном и лейтенантом Александром Васильевичем Солдатенковым и этим подчеркнул свое отношение к Алексееву. Тот не смутился. Они вместе вошли в столовую, Алексеев прошел на свое место, повернулся к нам лицом, увидел великого князя остановившимся за тем столиком, слегка как-то изобразил на лице недоумение и затем, взглянув друг на друга, они сразу опустились на стулья. После обеда встали также вместе. Алексеев подошел, попрощался и вышел, а Кирилл задержался в столовой… Ливен с ним совсем попросту.
► Уже несколько дней здесь находится военная миссия из трех человек (четвертый не приехал), ездившая на 2½ месяца на французский фронт для изучения постановки там военного дела. В ее составе: мой товарищ по Константиновскому военному училищу, годом старше меня по выпуску, инженерный полковник Мефодий Николаевич Ермолаев, артиллерийский полковник Баклунд и капитан Преображенского полка Веденяпин; от Генерального штаба был полковник В.В. Кривенко, оставшийся в Париже в штабе Жилинского. (При последнем несколько человек, как здесь при По, но там не роскошничают; наши офицеры за все и везде должны были платить, – не так, как у нас: все даром, да еще шампанским напоят.) Теперь они будут печатать свои доклады. Ермолаев говорит, что, только побывав во Франции, он понял наконец, что такое полевое укрепление, чего, будучи инженером, никогда хорошо не понимал. Там дело поставлено очень высоко, теперь уже никакой техникой нельзя взять французские окопы. При каждых двух орудиях свой аэроплан, при каждой дивизии еще своя особая эскадрилья, при каждой батарее еще особый легкий и подвижной аппарат для корректирования стрельбы; словом, такая техника, которая заставляет содрогаться нашего русского офицера, знающего, что все это у нас отсутствует.
Настроение общества во Франции очень бодрое, твердое, единодушное, все понимают, что поражение – смерть нации, и борьба идет действительно не на живот, а на смерть. Ответственность военачальников перед народом делает их осторожными и вдумчивыми, однако не парализует энергии и инициативы; хотя вмешательство палат в управление армией дает иногда и отрицательные результаты, которых, конечно, гораздо больше при вмешательстве не народа, а «людей», как у нас.
► Трепов назначил начальником Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги инженера Шуберского, который не мог оставаться здесь, не поладив с ограниченным Паукером, ставшим между ним и Ронжиным.
► Сегодня хоронили Артамонова; присутствовал весь город, приехали и родители покойного, – простые люди, мещане. Хороши офицеры здешнего авиационного отряда: они не считали возможным пригласить их в свое собрание, и потому кормили их в гостинице… Впрочем, точно так поступили бы и во многих других частях, где особое понимание «чести мундира» и честности жизни.
25-е, понедельник
За завтраком и за обедом опять был Кирилл. При входе (великий князь пришел раньше) Алексеев поздоровался со всеми, кто стоял на пути до Кирилла, потом с ним и дальше с прочими. После завтрака он опять подошел к Кириллу, поклонился, пожал руку и ушел. Перед обедом Кирилл опять явился раньше; вошел Алексеев; он стал смирно и поклонился; начальник штаба подал ему руку и просил пройти вперед, но великий князь сказал: «Я опять на своем месте». – «Как вам угодно». Сегодня Кирилл подчеркивает, что признает Алексеева старшим, – вероятно, ему попало за что-нибудь.
► Отношения Кирилла к знакомым ему генералам и офицерам довольно простое; его адъютант Всеволожский при нем безотлучно.
► Начальник штаба телеграфировал Маниковскому, что 15 января на фронте 250 неисправных тяжелых орудий. «Крайне желательно пустить дело ремонта полным ходом, чтобы провести необходимые формирования из новых орудий до весны. Многие новые дивизии сидят без артиллерии». Таким образом, ясно, что артиллерийское ведомство нуждается в помощи, а помощь эту Маниковский принимает так, что много надо выдержки, чтобы иметь с ним дело. Пример – письмо к нему московского городского головы Челнокова от 24 января:
«По моему поручению товарищ московского городского головы В.Д. Брянский должен был переговорить с вашим превосходительством по поводу выполнения заказов для вашего ведомства. Прибыв 21 января, В.Д. Брянский осведомился о дне приема и узнал, что 22 января приемный день и что необходимо приехать возможно раньше. Явившись на прием, В.Д. Брянский просил передать вашему превосходительству визитную карточку, на которой указал, по какому делу желает говорит с вашим превосходительством, и сделал то же в книге. У вашего превосходительства был какой-то посетитель, по уходе которого дежурный офицер обратился к В.Д. Брянскому с вопросом, что ему угодно, и, когда ему было объяснено, ответил, что вы принять его не можете и предлагаете переговорить с помощником вашего превосходительства. Указание, что В.Д. Брянский явился не по личному делу, а как представитель московского городского самоуправления по важному делу, равно как и просьба разъяснить причины отказа в приеме привели к тому, что офицер заявил, что его превосходительство просто не желает принять. После этого В.Д. Брянскому ничего не оставалось, как уехать, не
выполнив моего поручения. Глубоко уверенный, что такое отношение к товарищу московского городского головы, приехавшему к вашему превосходительству от московского общественного самоуправления, проявлено было без вашего ведома, – я считаю своим долгом поставить в известность ваше превосходительство и просить не отказать сообщить мне, в какой день товарищ московского городского головы действительный статский советник В.Д. Брянский может приехать в Петроград для личных переговоров с вашим превосходительством по вопросу о действиях в связи с выполнением московским городским самоуправлением заказов вашего ведомства».
► Сегодня у меня долго просидел Ермолаев и рассказал массу интересного.
Тяжелое, гнетущее впечатление производит его деловой рассказ – такое же, какое он сам вынес, побывав там, где действительно видна работа армии и все говорит о логичности, продуманности, деловитости, работоспособности, любви к родине и высоких качествах организации.