Донося об изложенном, полагаю, что дело заключается главным образом в том, что Братиано боится потерять портфель, и, преувеличивая значение либеральной партии, желает умалить значение партии демократическо-консервативной, во главе с Филипеско и Таке-Ионеско, действительно искренно стремящихся к сближению с Россией.
Убедительно прошу фамилии лиц, упоминаемых в телеграмме, как русские, так и иностранные, не разглашать ни под каким видом, дабы не подвергнуть их могущим произойти неприятностям».
3 февраля 1916 г. итальянский посол в Бухаресте Фасчиоти доносил министру Соннино в Рим, что Братиано жаловался ему на агитационную деятельность инспирируемой Веселкиным печати, указав, что он организовал особое информационное бюро и вводит царя в заблуждение.
18 февраля Поклевский телеграфировал Сазонову:
«В бытность свою здесь Веселкин просил отца Политова передать от имени „русской церкви“ икону митрополиту примасу, панагию любому расположенному к нам епископу, одну маленькую икону кому-либо из духовных и серебряный золоченый ковш кому-либо из светских лиц, „для блага русского дела в Румынии“. Батюшка затрудняется исполнить такого рода поручения без благословения митрополита петроградского и просит указаний. Кроме того, батюшка доложил мне, что Веселкин, находясь в повышенном настроении и войдя после вечерни в алтарь для передачи помянутых выше предметов и заметив диакона, стал его ругать за то, что он иногда носит светское платье, назвал его „шантрапой“, грозил донести государю императору, „сгноить“ диакона в 24 часа, после чего, обращаясь к батюшке, сказал: „Да и вас за компанию “. После этого Веселкин объявил диакону, что если у него нет денег для покупки рясы, то он отпустит ему сто рублей, и заставил диакона тут же положить земной поклон в обещание, что он более светского платья носить не будет. Вышеизложенное почитаю долгом довести до сведения вашего высокопревосходительства в подтверждение высказанного мною предположения о ненормальности Веселкина».
Все это крайне характерно и интересно, но хаос в бумагах но дает мне пока возможности подобрать еще и другие, которых, судя по записям, очень много. Часть, однако, хранится в дипломатической канцелярии, куда мне доступа нет.
29-е, понедельник
Беляев сообщил начальнику штаба, что нашему французскому военному агенту приказано принять все меры для скорейшей доставки авиационных моторов и летательных аппаратов; сообщено также и генералу Андрею Александровичу Угрюмову относительно разгрузки судов в Архангельске и Александровске, но «местные условия Архангельска и Александровска настолько неблагоприятны, что даже такой важный груз, как винтовки, приходится доставлять гужом»…
► На какой-то пустой бумаге, представленной военными юристами дежурства о водке в армии, начальник штаба написал вчера: «С заключением согласен. Дайте мне возможность заниматься стратегическими вопросами»… Значит, уж доняли его пустяками Кондзеровские и К0, которые никак не могут понять, что есть что-нибудь важнее их ерундовских «входящих».
► Насколько еще в мирное время Генеральный штаб не представлял себе технически обстановку войны и как туго усваивал ее потом, видно из того, что только в конце 1915 г. по армии был наконец издан Ронжиным код, состоящий из краткого изображения длинных должностей и учреждений:
наштаверх – начальник штаба Верховного главнокомандующего; генкварверх – генерал-квартимейстер при штабе Верховного;
дегенверх – дежурный генерал при штабе Верховного;
главкосев – главнокомандующий армиями Северного фронта; наштасев – начальник штаба армий Северного фронта; кавармия – Кавказская армия и т. д.
Теперь и фамилию полковника Загю, автора этого кода, шутя читают Заведующий Главным Юзом. А сколько загубили времени на передачу миллионов двенадцатиэтажных названий!
► К половине марта все полки на Юго-Западном фронте будут доведены до четырехбатальонного состава, а предполагалось это сделать еще осенью 1915 г.
► На Западном фронте перегруппировка войск будет закончена вечером 3 марта, начало же атаки предположено 5-го. Чую, что провалимся окончательно.
► Сегодня начальник штаба отправил Михаилу Суворину следующую телеграмму: «В вашем лице приветствую с редким юбилейным праздником редактируемую вами газету. Желаю ей дальнейшего процветания и успехов в ее плодотворной работе на благо родины. Генерал Алексеев». Она послана до того, как стало известно о письме Штюрмера. Конечно, все устроил Носков, но как мог Алексеев поддаться такому нашептыванию? Эта телеграмма в моих глазах еще роняет его. Можно не понимать ничего в политике, можно быть слепым в вопросах гражданской жизни страны, но нельзя не видеть и не понимать всю подлость этой шарманки, сорок лет подыгрывающей династии, двору и сильным течениям в камарилье. Честный гражданин не может этого не ощущать, если уж не понимать.
Письмо Штюрмера: «Милостивый государь Михаил Алексеевич. Его императорскому величеству государю императору на докладе моем о том, что сего 29 февраля исполняется 40 лет со дня основания покойным А.С. Сувориным газеты „Новое время“, благоугодно было всемилостивейше собственноручно начертать: „Ценю стойкость, с какой «Новое время» всегда охраняло русские национальные идеалы, желаю газете дальнейшего процветания“. О таковой высочайшей отметке почитаю себя счастливым сообщить вам.
Примите, милостивый государь, уверения в совершенном моем уважении. Борис Штюрмер».
► Вчера Палицын телеграфировал генерал-квартирмейстеру Кавказской армии Болховитинову, что 50 000 р. золотом «на известное употребление» дадут, когда приедет царь; что начальник штаба советует ему представиться Верховному; что он очень доволен результатами своей поездки сюда, так как сделал больше, чем ждали на Кавказе; орудия будут скоро присланы.
► Гвардейский отряд в отношении обеспечения всеми видами довольствия остается на попечении Северного фронта, куда и переходит с Юго-Западного, а в оперативном отношении – в распоряжении Верховного, имея непосредственную связь с начальником его штаба. Отдельная гвардейская кавалерийская бригада подлежит присоединению к гвардейскому отряду.
► Сегодняшняя шифрованная телеграмма Алексеева Куропаткину: «Действия германского флота в Ирбенском проливе возможны не ранее половины марта; не менее недели нужно уделить на очистку минного поля в Ирбене; следующие серьезные события, если даже они подготовляются, разовьются в двадцатых числах марта. Лучшим противодействием этим предприятиям был бы разгром немцев на Двине. Поэтому отказ от участия в ударе трех дивизий ослабляет силы нашего наступления и размер возможных результатов. К концу операции мы успели бы подать на побережье часть сил для противодействия столь смелой операции, как высадка. Последняя может обещать результат только при одновременности сухопутной атаки против Риги. Это соображение считаю долгом высказать, ибо интересы операции требуют, чтобы удар между Далиен и Икскюль не был слаб. Направление на Бауск – Шенберг настолько для неприятеля чувствительно, что удачное развитие его могло бы превратить его в главный, но для сего нужно привлечь на усиление генерала Горбатовского хотя бы две дивизии, относительно коих иначе можно опасаться, что они останутся простыми зрителями операции, для которой нужны силы, единовременность, решительность и энергия действий. На гвардию, конечно, нужно рассчитывать; поэтому она становится на путях к Двинску или на Ливенгоф и далее, по обстановке, на Окнисты или Субат, но ввод ее в бой состоится для довершения и развития операции. Привлечение дивизий из района Вольмара особенно желательно, ввиду неготовности оперативной части 13-го и 37-го корпусов. Почел долгом высказать свое мнение, ознакомясь с письмом вашим к генералу Эверту».
Куропаткин сообщил Алексееву шифровкой: «Все приготовления для сильной артиллерийской подготовки атаки делаются; но такая подготовка возможна только в ясный день, поэтому начало операции будет зависеть и от погоды, так как без основательной артиллерийской подготовки начать атаку сильно укрепленных позиций рисковано. В случае ясной погоды могу атаковать 5 марта; ранее 5-го атаковать не могу, ибо не подтяну резервов и не подготовлю размещение артиллерии».
Какая старческая болтливость! Она же отличает телеграммы Палицына, даваемые им отсюда на Кавказ: бесконечные повторения и серьезное изложение азбуки.
► Я как-то уже упоминал об аресте, по приказу Пустовойтенко, агента разведки Ильи Романовича Кюрца. Вот некоторые дополнительные и очень любопытные сведения об этом фрукте. Незаконный сын князя Ромуальда Гедройца, он значился всегда по ведомству народного просвещения, в последнее время в качестве преподавателя французского языка в коммерческом училище, на деле же был усердным агентом известного прохвоста Рачковского. Одновременно он марает профессию журналистов, участвуя в подлой роялистской парижской Echo de Paris. Ему же Стессель обязан поднесением пресловутой шпаги во время Японской войны. В столице Франции Кюрц поставлен был как-то совершенно исключительно: свой человек у Фальера, Делькассе, виделся с нашим послом Палеологом и нахватал себе разных орденов, которые для агента охранки так же нужны, как для залихватского парикмахера пробор и запах фиксатуара. Он был отправлен в Румынию после того, как разведывательное отделение Юго-Западного фронта пришло к убеждению о несоответствии своему назначению нашего бухарестского посланника Поклевского. Кюрцу было поручено выяснить на месте суть этого весьма важного вопроса, в котором Ставка также не могла разобраться, не доверяя способностям военного агента полковника Семенова. Разумеется, Сазонов и Поклевский быстро узнали о поручении Кюрцу, данном помимо них, и приложили все старания, чтобы такого представителя России, во всяком случае, убрать вон. Выиграли ли мы от этой чистки заднего двора дипломатии, не знаю, но и полагаться на такого мерзавца тоже, конечно, было неумно. Он прибыл в Бухарест в качестве корреспондента какой-то газеты и, путаясь в своих показаниях, которые с него незаметно снимали агенты Поклевского и Семенова, называл себя эмиссаром великого князя Николая Николаевича и князя Орлова. Там Кюрц снюхался с румынской тайной полицией, с представителями консервативной партии и пр. и неоднократно доносил Иванову и Данилову о промахах Поклевского. В конце концов его бесталанность и подкупность в порученном деле была выяснена, и последовал приказ об аресте.