В Хабаровске, после Японии, толпа поразила своей необузданностью. Для смотра войска были построены покоем. До приезда великого князя толпа заполнила оба угла; он сказал, что не может делать смотр, пока фронт войск не будет открыт. Тогда полицмейстер всячески уговаривал толпу, а потом стал гнать ее автомобилями, просто давя людей.
► Цены в Сибири: пара рябчиков 50 коп., самое лучшее сливочное масло – 60 коп., сотня мандаринов – 60 коп., фунт нельмы 15 коп; все это только на 10 % дороже того, что было до войны.
А что делается в Европейской России! Будущее поколение, когда, надо надеяться, все войдет в норму, не поверит рассказам людей нашего времени, – до того все приняло сказочный характер.
Вот несколько петроградских цен, взятых просто случайно:
Аппетитам торговцев и промышленников нет границ. Происходит взаимный грабеж, совершенно понятный каждому лавочнику, одновременно страдающему от него как покупатель и наживающемуся как продавец; «когда же и поработать, как не теперь» – вот девиз всего этого класса, который он исповедует в откровенной беседе. В стране так много денег, что покупатель платит все, что спросят, лишь бы спрашивали энергично и дружно, и негодует, да платит.
И торгово-промышленный класс понял это; без органов и организаций он крепко объединился и разоряет страну, как дикарь. Все это возможно только в такой стране, где нет ни разумной и знающей жизнь власти, ни любви к родине, ни понимания своих элементарных гражданских обязанностей. Россия жнет то, что так систематически и старательно сеялось ее преступным правительством.
Государственная дума не внесла в это дело корректив: она принципиально высказалась против крутых административных мер по адресу эксплуататоров и не указала ни на какие другие меры. Все стонут от дороговизны, поколения растут на вегетарианском столе, развиваются малокровие и худосочие, а в связи с общей нервностью все это обещает очень плачевные физиологические результаты. Трудовая семья часами выстаивает в верстовых очередях у лавок с сахаром, мясом и мукой. Все это создает небывалые ставки заработной платы, еще поднимает стоимость продуктов и товаров и т. д., как в заколдованном колесе. Россия попала в безвыходное положение, в котором теперь уже нет возможности предвидеть конец. Мы летим на всех парах к какому-то страшному краю, к тому ужасному концу, который никому не ясен, но неизбежен. В правительстве нет людей, даже могущих понять этот ужас, а среди общества и народа нет сил, которые могли бы остановить надвигающегося исполина – голод… Ясно, что развязка будет страшна своей стихийностью, бессистемностью, безрезультатностью и еще большим хаосом. Кровь стынет в жилах при мысли о том, до чего довел и еще доведет Россию проклятый род Романовых с присными ему безумцами, палачами и грабителями.
► Надо не проглядеть и другой процесс, происходящий параллельно: развитие общей ненависти друг к другу. Она растет ежедневно, люди черствеют в борьбе за существование, радуются всякой неудаче ближнего, ждут его гибели, думая найти в ней утешение и удовлетворение. Когда при наличности всего этого подумаешь о революции – а она вот-вот подходит, – становится страшно; это святое слово мы так опоганим, что Романовы будут торжествовать свою победу и потом долго не выпустят нас из своих цепких рук. О каком свободном народе может быть речь среди дикарей и зуавов, воров и грабителей, шкурников и трусов, буржуазных врагов свободы и политических слепышей, врагов всего, только хотя бы припахивающего социализмом, и отъявленных рабов закрепощающего капитала? Пока все это переработается, пока новый строй перевоспитает всю страну, пока воровство будет общей болезнью, пока разнузданные страсти стяжания будут сегодня диктовать войну, а завтра – хаос преобразования, до тех пор не легко будет честным сынам горячо любимой родины. Тяжело обо всем этом думать…
► Начальник штаба не умеет проявить власть. Иванов просит назначить корпусным командиром генерала Лайминга, известного пьянством и бесталанностью. Он отвечает, что не считал бы это назначение желательным, но если Иванову очень хочется, то делать нечего…
► Царь прибыл в 2 ч 45 мин, выехал от нас в 4 ч дня 17 февраля.
► Как только он побыл в штабе минут десять, в аппаратную принесли, без единой поправки, общую директиву всем фронтам и дополнительные для Северного и Западного фронтов, составленные Алексеевым, заранее зашифрованные и только моментально доложенные им царю, который все и одобрил.
► Симптоматический рассказ корнета Андрея Андреевича Чайковского. Он часто бывает в доме княгини Друцкой-Соколинской, сын которой здесь вице-губернатором. Вся семья, особенно вице-губернатор, вполне черносотенная. Разговоры о политике ведутся очень оживленно всеми гостями, в числе которых бывают и наши офицеры. Недавно распалились в споре до того, что вице-губернатор аргументировал уже от принятой ими всеми присяги на верность службе. «Ведь вы же присягали!» – «Да, – отвечал ему Чайковский, – но разве это был наш сознательный и свободный акт? Это было сделано нами по неведению; это скорее было вовлечение в невыгодную с совестью сделку. Да и потом мы присягали служить честно и нелицемерно, а существо понимания именно этих понятий и изменилось у нас».
Чайковский говорит, что если после войны курс политики изменится, то он и многие его коллеги по Министерству внутренних дел (в земском отделе) окажутся в трагическом положении: их будут рассматривать как слуг старого режима, и образование в правоведении, Лицее и Пажеском корпусе поставят в еще больший минус, между тем все они уже прозрели и понесут незаслуженное устранение от службы.
► Мой товарищ по корпусу полковник Сводного пехотного полка Андреев, состоящий около дворца, радовался, что министром внутренних дел Хвостовым было организовано убийство «Гришки», и печалился, что оно не удалось.
► В армии сознают всю громадную важность предстоящего наступления (Юго-Западный фронт пойдет позже); некоторые приказы командующих армиями заканчиваются словами: «Да благословит Господь наши начинания. Бог да поможет нам». Да, все понимают, что мы вступаем в последний и крайне ответственный фазис войны. Если, отдохнув почти 8 месяцев и приготовившись, сколько могли, мы не будем иметь успеха, значит, наше дело проиграно окончательно. А надежды что-то мало, уж очень не подготовлены и сами исполнители…
4-е, пятница
Куропаткин телеграфировал начальнику штаба: «Испытывающиеся в войсках гранаты Новицкого оказались настолько действенным средством для разрушения проволочных заграждений, что, рассчитывая на них, в войсках ослабела забота о пополнении ручных ножниц, коих теперь совершенно недостаточно. На просьбу мою о присылке гранат Новицкого военный министр ответил, что все наличные запасы, около 5000, по вашему распоряжению отправлены в Вязьму. Очень прошу поспешить доставкой гранат или соответствующего запаса ножниц». Итак, Северный фронт не имеет ни того ни другого в достаточном количестве, в чем виноват уже и сам Куропаткин. 11 февраля он знал, что скоро будет наступление, и, следовательно, должен был подумать, а его подчиненные – и особенно. Отговариваются, что на Северном фронте обычные ручные ножницы не подходят для прикрепления к японской винтовке, но и это не извинение – тем более надо было позаботиться об этом Плеве и Рузскому, как только началось перевооружение.
Вот тут и рви на себе волосы по адресу ножниц, когда гранат нет. Разумеется, солдаты поняли, что лучше идти с гранатой, чем лежать под пулями и шрапнелью и резать проволоку, что так возмущает полковника Ермолаева, который о ножницах, в нашем их употреблении, просто слышать не может.
► Кажется, с Румынией что-то разлаживается. Сегодня Беляев снова телеграфировал начальнику штаба: «По уведомлению харьковского губернатора, в пределах губернии подрядчики румынских офицеров, наблюдающих за приобретением для румынского правительства лошадей, продолжают покупку этих лошадей. По внутренним округам, на основании постановления Совета министров, сделано распоряжение о приостановлении покупки и о реквизиции уже купленных лошадей. Крайне желательно, чтобы такое распоряжение было сделано по округам театра военных действий».
А вчера начальник штаба телеграфировал Иванову, что уже купленных лошадей полагал бы пропустить через границу.
► Во время декабрьской операции Иванов пугал неустроенностью своего продовольствия, теперь неладно на Западном фронте, о чем и донес Данилов: «Систематический недовоз в базисные магазины фронта создает крайне тревожное положение. За последнюю неделю на базу не доставлено муки 55 вагонов, крупы – 18, рису – 4, сушеных овощей – 15, сала и масла – 84, табаку – 16, мяса и солонины – 421, сахара – 81, причем сахар вовсе не прибывает в магазины. От войск поступают уже заявления, что расходуются подвижные запасы сахара, что крайне нежелательно. Убедительнейше прошу экстренных распоряжений об усилении подвоза, иначе неизбежен острый кризис в довольствии войск».
Подвоз требует вагонов, а последние, помимо всего прочего, отсутствуют из-за самого военного ведомства. С одной стороны, поезда с артиллерийскими парками стоят на фронтах подолгу неразгруженными, а с другой – открытие, сделанное сегодня в управлении Сергея Михайловича: в Москве около полугода стоит в тупике 1000 вагонов, нагруженных артиллерийскими фабричными станками и пр., что как раз нужно для промышленности… Полковник из управления великого князя сообщил об этом Паукеру, просил дать для срочных перевозок грузов 200 вагонов и за это обещал освободить 1000. Эта торговля очень характерна. Ронжины, Пауке – ры, Маукеры, Треповы, Растреповы, Рухловы, Разруховы совершенно уничтожили подвижность паровозов и вагонов, лишили Россию транспорта, а теперь – делайте как хотите.
► Начальник штаба телеграфировал главнокомандующим фронтами: «От главноуполномоченных по устройству беженцев поступают просьбы о поездах под беженцев. Вновь подтверждаю приказ от 3 декабря 1915 г. и напоминаю, что размеры движения отнюдь не позволяют и в дальнейшем рассчитывать на сколько-нибудь значительную эвакуацию населения по железным дорогам; что каждая эвакуация должна производиться по заранее разработанным планам перевозки, так как возобновление перевозки беженцев без определенного и заранее выработанного плана может повлечь такие же пагубные последствия для подвоза снабжения армиям и жизненных грузов для населения, как это имело место осенью прошлого года».