► Д.С. Шуваев родился в 1854 г. и по окончании Оренбургской военной гимназии в 1870 г. вступил юнкером в 3-е военное Александровское училище. Прослужив около трех лет офицером в строю, Д.С. поступил в Николаевскую академию Генерального штаба, которую окончил по 2-му разряду, и посвятил себя военно-педагогической деятельности. В течение 5 лет он состоял штатным преподавателем Новочеркасского казачьего юнкерского училища, а потом 14 лет занимал должность начальника этого училища. С 1899 г. Д.С. – начальник Киевского военного училища с производством в генерал-майоры. В течение шести лет Д.С. оставался на этой должности и зарекомендовал себя прекрасным администратором и безупречно честным человеком. В 1905 г. Шуваев получает в командование 5-ю пехотную дивизию, расположенную в пределах Киевского военного округа, а в 1908 г. назначается командиром 2-го Кавказского армейского корпуса.
В августе 1909 г., в разгар ревизии сенатора Гарина, когда решено было поставить во главе интендантского ведомства человека чуждого «интендантским обычаям и нравам», притом честного, Николаю указали на Д.С. как вполне удовлетворяющего этим требованиям. 8 августа состоялось это назначение.
Шуваев задумал ряд коренных реформ. В первую очередь он наметил реорганизацию приемки. Взяточничество, царившее в приемочных комиссиях интендантства, ставило в тяжелые условия поставщиков. Шуваев учредил при приемочных комиссиях особые арбитражные комиссии, в составе представителей интендантского ведомства, войсковых частей и промышленности. Сюда подавались жалобы на действия приемочных комиссий, и таким образом впервые был установлен контроль над деятельностью интендантских приемщиков. Но так как корень зла был не только в злоупотреблениях интендантов, но и в устарелости правил приемки, изданных в 60-х гг., Шуваев решил подвергнуть пересмотру и эти правила.
Он учредил в Москве «вневедомственную комиссию для переработки описаний условий приема и всех кондиций поставки тканей на армию». В нее вошли представители армии, технических и научных сил, промышленности, профессора Московского университета и Технического училища и т. д., представителей же интендантского ведомства было всего четыре.
Полтора года работала эта комиссия. На ее заседания часто приезжал главный интендант. Сюда вызывались профессора для докладов и экспертиз из Петрограда, Киева, Харькова и т. д. При комиссии были организованы особые подотделы для каждой из отраслей текстильной промышленности – хлопчатобумажной, шерстяной и льняной. Здесь при участии всех элементов, связанных с делом снабжения армии, была совершена огромная, сложная работа, следами которой остаются огромные тома «Трудов» этой комиссии.
Основной особенностью всей деятельности Шуваева явилось его неизменное стремление работать совместно с общественными силами. Шуваев считает необходимым по всем вопросам советоваться с представителями промышленности, с людьми опыта и науки, не предпринимая ничего без серьезных и авторитетных указаний. Он вступает в близкие отношения с различными общественными учреждениями. Главный интендант – неизменный посетитель различных общественных съездов. И на последнем военно-промышленном съезде в первом ряду находился Шуваев, при полном отсутствии представителей других ведомств.
В личной жизни и в личном обращении он очень прост.
Но когда нужно, он проявляет непоколебимую строгость. Много в свое время говорили о приеме, который Шуваев оказал видным московским миллионерам-фабрикантам. Принимая их, он горячо стал говорить, что позорно не только брать взятки, но и давать их, и тут же перечислил каждому купцу, сколько в виде взяток роздано интендантским чинам. Фабриканты выбежали из кабинета главного интенданта, точно из бани.
Для суконной промышленности лозунг «мобилизация промышленности» был дан Шуваевым, который в своей речи, произнесенной в августе 1914 г. на московской бирже, обратился к фабрикантам с призывом принять заботы об исполнении заказов на сукно, потребное для военного ведомства. После этого все суконные фабрики оставили частные заказы и перешли исключительно на работу для армии. Если армия одета, то честь и хвала за это Шуваеву. Он поставил все на настоящую почву. Вся работа руководимого им ведомства делалась открыто, некелейно, открыто вырабатывались цены, принимались во внимание расчеты всех фабрик. Он застал интендантское ведомство в состоянии тяжелой разрухи. Всем известно, какой ужасной репутацией оно пользовалось. Раньше никто из промышленников не решался отправляться туда, не запасшись туго набитым бумажником. При Шуваеве взятка стала исчезать.
К чести Шуваева надо указать еще на одну мелочь. В своем разговоре с представителями печати он подчеркнул, что его предшественник оставил ему хорошее наследие… Это было благородно и по существу, потому что Поливанов работал как мог и умел, и по форме – это было рискованно для человека, ищущего одобрения свыше, где не одобряли деятельность Поливанова.
► С Ивановым все выяснилось документально: Алексеев просил начальника Главного штаба заготовить указы о назначении его членом Государственного совета и состоять при особе его величества, определив его содержание, и о назначении Брусилова главнокомандующим Юго-Западным фронтом. Рескрипт Иванову будет составлен у нас в штабе. До этого Брусилову было сообщено о назначении, и он был запрошен, кем думает заменить себя и кого взять в начальники штаба фронта. Он ответил, что VIII армию считает в данное время наилучшим передать Клембовскому, а начальником штаба просит назначить своего начальника штаба Сухомлинова. Только в конце своей телеграммы к Алексееву Брусилов прибавил: «Постараюсь оправдать доверие государя». Очень просто и без лакейского лексикона.
По окончании Пажеского корпуса (род. в 1853 г.) службу свою Брусилов начал на Кавказе в 43-м, ныне 15-м, драгунском Тверском полку, где зарекомендовал себя прекрасным кавалеристом. В чине ротмистра он, по окончании офицерской кавалерийской школы, был назначен на должность помощника начальника отдела верховой езды в этой же школе. Последовательно проходя должности командира эскадрона, сотни и начальника драгунского отделения школы, Брусилов стал известен не только в России, но и за границей как выдающийся знаток кавалерийской езды и спорта. Бывший тогда начальником кавалерийской школы Сухомлинов указывал на него как на единственного достойного своего заместителя. В 1902 г. состоялось назначение Брусилова начальником школы. В 1906 г. он был назначен начальником 2-й кавалерийской дивизии, а через три года – командиром 14-го армейского корпуса. 1912–1913 гг. он был помощником командующего войсками Варшавского военного округа (генерала Скалона) и затем получил 12-й корпус. Участвовал в Турецкой кампании 1877–1878 гг.
Брусилов стал популярен с самого начала войны. Теперь его знает буквально каждый русский, но отношение к нему весьма различное. Генеральный штаб его почти не выносит, как не выносит он сам это архаическое учреждение: уж очень он не похож на кабинетного червя, автора мертвецки скучных диспозиций и канцеляриста. «Берейтор» – презрительно называют его «моменты». Войска любят своего генерала, потому что видят в нем живую душу и способного вождя, если и лишенного заметного стратегического таланта, то зато отлично ориентирующегося в обстановке и умеющего ставить войскам исполнимые ими задачи. Бывало у него трудненько, но войска всегда видели, что, отмахав в ночь полный переход, они действительно шли недаром, их не нагонял казак с приказанием вернуться…
Брусилов как воспитатель своих войск ясен в нескольких приказах по армии. Приведу их:
«При мобилизации в состав армии влито большое число нижних чинов запаса, часть которых пробыла в запасе довольно значительное время и успела основательно забыть и совершенно отвыкнуть от требований дисциплины. Вид людей на улицах, одетых в форменную одежду, наглядно это подтверждает. Я не буду говорить о том доминирующем значении, какое имеет дисциплина для достижения успеха в предстоящих столкновениях. В твердой, железной дисциплине залог успеха, – это вернейшее средство победы. Государь император и вся Россия с полным доверием смотрят на армию и ждут, что она с успехом выполнит свою великую историческую задачу. Чтобы быть нам на высоте положения и оправдать эту веру, надо приложить все силы, не теряя минуты времени, чтобы прибывших запасных обратить в солдат. Не мерами взыскания, окриками, а тем более рукоприкладством, которого в армии быть не должно, а твердым внутренним порядком, постоянным надзором – словом, воспитательными мерами дисциплина должна быть быстро доведена до образцового состояния. Господа ротные командиры! Прошу вас проникнуться сознанием важности этого вопроса и приложить все ваше усердие, все ваше умение и при деятельном сотрудничестве младших офицеров и унтер-офицеров создать из вверенных вам частей крепкие духом роты. В сознание каждого нижнего чина должно быть внедрено, что высшая наша добродетель, ведущая к победе, – это дисциплина. Строй, строевая муштра – это одно из сильных средств для дисциплинирования людей. К сожалению, должен отметить, что не всеми господами офицерами это сознается, почему приходится наблюдать там, где офицеру необходимо сделать замечание, указать, направить, упущения нижних чинов остаются как бы незамеченными; в строю допускаются вольности, не разрешенные уставом, и т. п. Господа офицеры! Прошу понять, что такое отношение может повести к самым тяжелым последствиям, а потому оно преступно. Приказываю пользоваться каждой минутой для обучения частей и для вкоренения железной, непоколебимой дисциплины. Не сомневаюсь, что в строевых частях работа так и ведется. Остаются многочисленные обозы и тыловые учреждения, на установление в которых твердого внутреннего порядка начальникам всех степеней обратить самое серьезное внимание» (№ 3, 29 июля 1914 г.).
16 сентября мною получена от главнокомандующего следующая телеграмма: «Замечено, что в городах офицеры и чиновники живут не при частях, а по гостиницам, отдельным квартирам. Воспрещаю это. Всем жить в районе своей роты или команды. Мне в голову не приходило, что могут найтись такие офицеры, которые в военное время могут позволить себе поселиться не при своей части, а тем более найтись такие ближайшие начальники, которые не видят или не придают значения такому беспорядку. Буду надеяться, что это замечание главнокомандующего не касается частей VIII армии. Считаю нужным только указать, что есть такие элементарные правила внутренней жизни войск, которые должны быть исполняемы без всяких напоминаний и указаний, а замеченные отступления от таких правил должны быть строго караемы. Предо мною в этом будут ответственны не непосредственно виновные, а их старшие начальствующие лица» (17 сентября 1914 г.).