«К глубочайшему моему огорчению, сейчас узнал, что между ранеными, направленными в Садовую Вишню, часть легко раненных в левые руки имеют ясные ожоги, что свидетельствует об умышленном членовредительстве. Приказываю всех таких раненых выделять в отдельные госпиталя, немедленно же составлять дознания об умышленном членовредительстве и немедленно же, не ожидая выздоровления, предавать суду. Таких раненых не эвакуировать в дальний тыл, а тотчас по выздоровлении отправлять в свои части с тем, что судебные приговоры о них будут приведены в исполнение по окончании войны» (25 сентября 1914 г.).
«Прибывшие на укомплектование нижние чины до сих пор не получили погон своей части, носят форму, в которой пришли, почему в одном и том же полку часть с красными погонами, часть с синими и без номера полка.
Только могу удивляться, что командующему армией приходится указывать на такие упущения, которые не могут быть терпимы ни одним командиром части. Сознание принадлежности к известной части имеет слишком большое значение, а принадлежность эта выражается прежде всего в известных частях одежды.
Считаю, что командир части, который не принял всех мер к тому, чтобы прибывающих к нему людей немедленно одеть в тот мундир, который он имеет честь сам носить, такой командир не понимает основ воинского воспитания.
Приказываю принять решительные меры, чтобы нижние чины были одеты строго по форме своей части, и немедленно же наложить на погоны трафареты.
Заметил также нижних чинов, одетых в крестьянские шапки. Требую не допускать этого.
Обращаю на вышеизложенное внимание командира 7-го корпуса, в частях которого заметил эти отступления.
Если части испытывают какие-либо затруднения в удовлетворении мундирной одеждой, надо об этом доносить по команде мне, а не сидеть сложа руки, довольствуясь непозволительным маскарадом в одежде нижних чинов» (18 сентября 1914 г.).
«2-го сего июня мною в распоряжение командира 12-го корпуса генерала Альфтана, кроме войск, бывших в его подчинении раньше, были даны вся 35-я дивизия и бригада 20-й дивизии, с целью наступлением не только сдержать натиск немцев в промежуток между 2-м Кавказским и 12-м корпусами, но и восстановить наше положение на фронте Любачув – Краковец. Из поступивших за 2 июня донесений и из личного доклада 3-го сего июня командира 12-го корпуса вижу: первое — наступление было организовано и начато больше для виду, чем с твердою решимостью победить или умереть; в таком случае, очевидно, успех и не мог быть; второе — технически наступление повели так, как дай Бог вести его испытанным, стойким частям с надежными кадрами, то есть повели его редкими цепями, где каждый стрелок должен работать самостоятельно, по собственным соображениям; но было забыто главное, что ныне люди мало обучены, а офицеров мало. Теперь, для успеха наступления, надо вести его густыми цепями, а поддержки иметь в еще более густых цепях и даже в колоннах. Немцы так и делают и теряют меньше нас, потому что у них в строю дисциплина и строгий порядок; кроме того, сзади надо иметь особо надежных людей и пулеметы, чтобы, если понадобится, заставить идти вперед и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что еще хуже, сдаться противнику. Все, кто видит, что целая часть (рота или больше) сдается, должны открывать огонь по сдающимся и совершенно уничтожать их; третье — многие из господ начальников стремятся только управлять подчиненными им частями, и это даже тогда, когда до очевидности настало время уже командовать, а не управлять; к вечеру 3 июня из семи начальников пехотных дивизий, бывших в составе 12-го корпуса, трое находились в д. Липина, а остальные в той же деревне, где и штаб корпуса, и это в то время, когда по крайней мере некоторые части чуть не бежали, а остальные колебались. Не знаю, где в это время были командиры полков, но допускаю, что, глядя на начальников дивизий, и командиры полков в это время собрались где-нибудь по два и по три; генералы и командиры частей не только могут, но и должны быть сзади, чтобы управлять, но до поры до времени; раз какие-либо части дрогнули, впредь не идут, а некоторые уже и поворачивают – место начальников впереди, а не на центральной телефонной станции, где можно оставить и адъютанта. Никаких оправданий в малом числе штыков быть не может: чем их меньше, тем легче перейти от управления к командованию, а это-то теперь зачастую только и дает успех. Мы начали отступать не по своей вине, но отступаем уже второй месяц.
Пора остановиться и посчитаться наконец с врагом как следует, совершенно забыв жалкие слова о могуществе неприятельской артиллерии, превосходстве его сил, неутомимости, непобедимости и т. п., а потому приказываю: первое — при обороне занимать передовые окопы наименьшим числом стрелков, располагая сзади поддержки и резервы в несколько линий, а наступать густыми цепями, чтобы держать людей в руках, а за ними двигать поддержки и резервы в еще более густых строях, не боясь потерь, которых при бесповоротном движении вперед всегда меньше; второе — для малодушных, сдающихся в плен или оставляющих строй не должно быть пощады; по сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулелетный, и орудийный огонь, хотя бы даже с прекращением огня по неприятелю; на отходящих или бегущих действовать таким же способом, а при нужде не останавливаться также и пред поголовным расстрелом; третье — дисциплину всегда и везде, а тем более в строю, поддерживать строжайшую, забыв на время судебные порядки; четвертое – начальникам всех степеней, до начальников дивизий включительно, в бою выбирать себе такое место, чтобы видеть бой, а не только слышать его; пятое — во время боя доносить все без мрачных прикрас, бодро и правдиво; шестое — не пугаться прорывов и обходов, прорывающихся брать в плен, а обходящих обходить в свою очередь, для чего иметь резервы и живо всеми силами помогать соседям; седьмое — разведку и наблюдение за флангами высылать возможно дальше и обязательно иметь боевое сторожевое охранение, не заставляя бодрствовать всех; восьмое — помнить, что дальше нам уходить некуда: под Львовом мы должны удержаться, разбить немцев и погнать их, а потому поменьше заботиться о следующих оборонительных рубежах, а укреплять и оборонять те, на которые поставлены; девятое — помогать соседям не только огнем, но и наступлением, памятуя, что оборонительный образ действий, принятый армией, не исключает, а требует развития самых энергичных активных действий на отдельных участках, в зависимости от обстановки, по инициативе ближайшего начальства.
Глубоко убежден, что восьмая армия, в течение первых восьми месяцев войны прославившаяся несокрушимой стойкостью и беззаветной храбростью, не допустит померкнуть заслуженной ею столь тяжкими трудами и пролитой кровью боевой славе и приложит свои усилия, чтобы побороть врага, который более нашего утомлен и ряды которого очень ослабли. Слабодушным нет места между нами, и они должны быть истреблены, а мы должны по-старому побеждать врага на радость и пользу батюшки царя и матушки России» (5 июня 1915 г.).
«3 декабря в 14-й роте прапорщика Захарова 45-го Сибирского полка до вечера люди не имели горячей пищи, якобы на том основании, что ко времени большого привала пища не была готова. При опросе моем нижних чинов выяснилось, что рота эта и накануне не имела горячей пищи, равно не имела ни хлеба, ни сухарей, в то время как соседние роты пищу получали. Мы требуем от солдата громадного напряжения, и солдат это дает, но необходимо, чтобы он был сыт. Ставлю заботу, чтобы солдат имел ежедневно горячую пищу, первейшею обязанностью всех начальствующих лиц, несмотря ни на какие препятствия. Те начальники, у которых солдат голоден, должны быть немедленно отрешаемы от занимаемых ими должностей» (6 декабря 1914 г.).
Брусилова считают мастером солдатской беседы; он-де умеет подогреть людей своим даже писаным словом. Вот несколько его приказов:
«Славные войска армии! 9 сентября вы переходите в дальнейшее наступление. За эти дни в ваши доблестные ряды влито много новых боевых товарищей. Старые солдаты! Вы в ряде боев дали уже не одну победу государю и России. Помните же и передайте вашим новым соратникам, что перед вами будут те же австрийцы, которых вы неудержимо гнали от Збруча до Коропеца, которых вы наголову разбили на реке Коропец и Гнилой Липе; вы сами видели, как отходил противник, бросая в ваши руки орудия, миллионы патронов, парки, обозы. Помните же, что это – те самые австрийцы, которые собрали против вас под Львовом вдвое превосходные силы, чтобы вырвать из ваших рук столицу Галиции, г. Львов, и все это разбилось о вашу непоколебимую стойкость и храбрость! Это те самые австрийцы, которые в один-два дня сдавали вам такие крепости, как Николаев и Галич. Враг перед вами тот же, но уже сильно расстроенный, потерявший много орудий, потерявший веру и надежду на успех. Вам предстоит теперь не бить противника, а добивать его. Твердо верую в вас, молодцы, и не сомневаюсь, что при вашей испытанной уже храбрости и доблести дружным, смелым натиском вы погоните и дальше врага. Влившиеся в ваши ряды вновь прибывшие – те же русские солдаты, с тою же удалью, послужат вам надежною помогою. Бог вам в помощь в дальнейших боевых трудах!» (7 сентября 1914 г.).
«Соседняя с нами славная III армия по сложившейся обстановке должна была отойти назад, а вместе с ней отошли и вы, богатыри, до сего времени всегда наступавшие и зимой, в беспримерно трудном походе – перевалившие через хребет Карпатских гор. Теперь на новых сильных позициях мы, с Божьей помощью, простоим недолго и опять двинемся вперед на врага. Если он первый атакует – тем лучше, вы его встретите губительным огнем и всесокрушающим штыком, и пусть он разобьет себе лоб о наши позиции, ибо мы не сделаем ни одного шага назад, а как время придет – бросимся на него, опрокинем и погоним назад. Да поможет нам Господь и дальше честно и храбро исполнять наш священный долг защищать царский престол и дорогую родину» (3 мая 1915 г.).