Он производит хорошее впечатление: очень живые глаза, симпатичное лицо; служит в Красном Кресте, приписан к отряду, из которого уехал в июне 1915 г. – это нужно было для занятия какого-нибудь положения, лишь бы не быть только корреспондентом. Хорошо знает Гурко и Радко-Дмитриева, которых очень хвалит, особенно второго. Пишет большой роман из жизни войны. Говорит, что, будучи гимназистом в Орле в 1898 г., читал мои статьи в «Орловском вестнике» и на них воспитался. На курсах графини Паниной и в народном университете читал историю; был на Греческой и Балканской войне, а всю эту провел на фронте.
Я ориентировал его в начинающем сильно меняться взгляде военных верхов на земский и городской союзы, а представление Алексееву устрою завтра. Рузского он считает единственным талантом, саморекламирование его отрицает.
Оказывается, когда известный шлиссельбуржец Н.А. Морозов поехал на войну от Земского союза и об этом кто-то оповестил в правой печати, союз отрекся от него. Морозов, по чьему-то совету, отправился к Рузскому. Тот принял его, сказал, что разрешает свободное пребывание на фронте, просил не оставлять дела и за всем внимательно наблюдать… Я же указывал, что этот генерал достаточно хитер.
Наше наступление Рузский считает невозможным, разве только одновременное: у нас, французов, англичан, итальянцев и у Салоник.
Князь Львов любит рекламу, хлопочет о ней. Так, Times, узнав в конце 1914 г., что он ведет свой дневник, и надеясь на скорый конец войны, желал его купить, о чем просил Филатова похлопотать. Львов продать отказался, но обещал дать Филатову большое интервью, пожелав, чтобы тогда же был напечатан и его портрет. Портрет, однако, не появился, и князь был недоволен.
Гусарский его величества полк праздновал какой-то праздник. Первый тост был за Николая Николаевича, потом за командира полка, потом уже за царя…
Офицерство фронта очень возмущенно говорит о Распутине.
Отзывы Филатова о Генеральном штабе, как и всех: чертово болото.
► Якоби продолжает следствие. Царь сказал, чтобы при подозрениях на больших лиц его немедленно ставили в известность. Работа совершенно изолирована от военного ведомства. Якоби знает только министра юстиции.
6-е, пятница
После обедни, начавшейся в 10 ч утра, царь и вся его семья приехали в его дом; мы все собрались в саду и около на площадке. Великие княжны посматривали в открытые окна. Потом, тем же порядком, что и в Пасху, мы отправились туда. Царь стоял в зале ближе к окнам, правее от него в углу: царица, наследник и четыре дочери по старшинству. Они в белых платьях и в шляпах с белыми перьями. Александра Федоровна постарела сравнительно с тем, как выглядела в 1894 г. на свадьбе; лицо ее стало еще более злым и приняло какое-то мученическое выражение, как будто ей хочется крикнуть: «Как мне все это тяжело, как все это мучительно и ненужно». Девочки улыбаются. Наследник стоял, как связанный, не зная, что делать. Мы подходили к царю, кланялись, молча жали его руку, затем кланялись последовательно перед царицей, наследником и княжнами, целовали их руки, а наследнику жали ее, кланялись Игорю Константиновичу и Фредериксу и выходили через столовую. Впрочем, глупое же и их положение: принимать поцелуи и пожатия рук от людей совершенно неизвестных и проходящих, как в кинематографе. Сергей Михайлович, Кирилл и Борис Владимировичи, приехав из церкви в автомобиле за царем и его семьей, остались на площадке и потом пошли по домам.
В 12 ч, то есть как раз после конца поздравлений, царь пошел в штаб на доклад, а семья осталась одна, чего и хотела.
Борис Владимирович производит очень неприятное впечатление; смотришь на него и с ужасом думаешь: «И ты тоже мог бы быть царем»…
► Вернувшийся граф Капнист опроверг рапорт Щербачева с помощью Ксюнина, бывшего при нем все время и написавшего теперь шесть страниц своих показаний об своем посещении штаба VII армии. Кажется, эта армия теперь очень уменьшена: всего два корпуса и одна дивизия, тогда как в некоторых по пять корпусов.
► Высочайшим приказом 4 мая Покотило утвержден в должности главного начальника снабжений Северного фронта.
► На вторую бригаду, идущую в Салоники, Алексеев хотел бы назначить или Добрышина, или Бредова. Кого назначит Николай, еще неизвестно. Она формируется в Москве, куда из полков присылают просто целые роты с офицерами. Насчет знания французского языка никаких мер не принято и распоряжений не сделано. Алексеев избрал для них путь из Архангельска по Атлантическому океану.
► Вчера за обедом и сегодня за завтраком Александра Федоровна сидела справа от царя, – рядом с ней наследник, слева Алексеев; по сторонам от наследника и Алексеева – дочери. Она на всех производит одинаковое впечатление – недовольной, злой, говорит мало и неохотно.
► Алексеев сказал сегодня полковнику Л.К. Александрову, что война может кончиться так же неожиданно, как началась; причины – чисто психологические; немцев не проведешь на изморе – они все примут и переживут на своей систематичности и аккуратности, но когда поймут, что ничего не сделать ни у французов, ни у нас, то тогда кончат… Ну, насчет «ни у нас» я думаю, дело будет иначе… Нас просто вздуют как Сидорову козу.
► Устроил сегодня представление Филатова Алексееву. Он очень рад и доволен.
► В 6 ч вечера был кинематограф для офицеров в присутствии всей царской семьи. Княжны были оживлены, наследник особенно.
► Александров говорит, что при Николае Николаевиче Кирилл Владимирович был капитаном 1-го ранга, приглашался им к обеду, как и другие офицеры, в очередь, и вообще его держали довольно далеко. На всех он производил хорошее впечатление своей простотой и порядочностью – а его успели-де разглядеть за столько месяцев ежедневной совместной жизни. Сомневаюсь, чтоб эти другие были не простофили… Он отговаривал царя принимать на себя командование, и сделал это, по его собственным словам, очень решительно и определенно.
► Александров сознался, что в армии вообще мало офицеров, которые вполне одобряли бы все происходящее у нас в среде правительства, что все лицемерят, говорят не то, что думают, и т. д. Словом, по его мнению, разложение несомненно.
► От Италии приехал новый старший представитель миссии полковник граф Ромео. Марсенго отходит на второй план.
► Генерал По все еще болен.
► Филатов, как мы и условились, сказал Алексееву, что отношения Ставки с печатью все еще не налажены. «Я никак не могу этого добиться», – ответил Алексеев. Когда Филатов изложил ему свое мнение об инспирировании печати, Алексеев сказал, что считает этот вопрос очень важным и просит его сегодня же переговорить о нем с Пустовойтенко. Потом они говорили о Земском и Городском союзах; Алексеев высказался о них с совершенной похвалой и доброжелательностью, особенно о Вырубове и князе Львове, но прибавил, что писал и Львову, что надо уменьшить число евреев за счет увеличения числа русских. Затем говорили о роли артиллерии в последней операции.
Пустовойтенко отнесся к мысли Филатова не особенно сочувственно, сказал, что наладить отношения с печатью трудно, потому что она хочет обличать, а не помогать, и т. п. Что же касается инспирации, то предложил поговорить об этом со мной; тот же совет дал ему и Ассанович. Так они не поняли моего первого проекта.
В мысль Филатова об инспирации надо было внести несколько поправок и лучше продумать, применяясь к здешней ее встрече и осуществлению мозгами Генерального штаба. Завтра он представит свою «Записку» прямо Алексееву, помимо Пустовойтенко.
7-е, суббота
Сегодня Филатов принес мне начисто переписанный проект своей «Записки». Уверен, что ничего не выйдет: ни штаб не окажет доверия стране в лице печати, ни печать не кредитует доверия Николаю, инстинктивно боясь сделаться орудием еще новой лжи для спасения самодержавного деспотизма.
Впрочем, вот текст «Записки».
О пользовании печатью
I. Замечено вообще и в последний раз перед Верденской операцией, что немцы умеют превосходно направлять печать и посредством ее ложных сведений отвлекать внимание противника от своих действительных предположений – так, все внимание немецкой и нейтральной печати было сосредоточено на Ипре, и потому ждали удара там и к нему готовились, а Верден упорно считали демонстрацией, о чем даже писали французские газеты.
Достигнуть такого же управления русской, а через нее и нейтральной печатью в нашу пользу при настоящем положении мы не сможем в силу того, что с начала войны на такую сознательную помощь со стороны печати не было обращено должного внимания, но и теперь возможно постепенно установить руководство нашей печатью для трех целей:
1) Для более широкого осведомления публики и для придания газетам авторитетности. Для этого надо давать им сведения о прошедших и, когда возможно, о текущих операциях с не подлежащими сокрытию фактическими, статистическими и прочими данными, например: ежемесячные схемы фронта, о выдающейся деятельности отдельных лиц командного состава (у нас проведена полная анонимность войны, а достаточно вспомнить, какую роль сыграл для подъема настроения хотя бы Кузьма Крючков, герой очень маленький), о деятельности отдельных войсковых частей и т. д. Причем эти сведения должны быть даваемы не в виде готовых статей, а лишь в виде материала; тогда во всех газетах будет появляться об одном и том же, но разно и лучше, живей написанное.
2) Для создания ложного представления у врага о предстоящих с нашей стороны операциях или о мерах нашей готовности для отражения его операций.
Для этого необходимо по временам сосредоточивать в печати внимание на избранных штабом Верховного главнокомандующего пунктах фронта, посылая оттуда корреспонденции. Давать преуменьшенные или преувеличенные статистические сведения о наших силах и средствах борьбы, а также о силах и средствах борьбы противника, чтобы повторением этих неверных сведений в разных газетах показать, что эти сведения получены из официального источника, и ввести тем врага в заблуждение относительно нашей осведомленности.