зии, 78-ю дивизию и 1–2 дивизии от V армии, подтянуть туда сильную артиллерию и этой группой, почти армией, нанести удар в связи с наступлением V армии».
Телеграмма начальника штаба V армии генерала Миллера генерал-квартирмейстеру Северного фронта Бонч-Бруевичу 17 октября:
«Завтра, 18 октября, части Двинской группы V армии, а также 4-й и 14-й корпуса перейдут в наступление с целью разбить противника, расположенного перед Двинской укрепленной позицией, и отбросить его от Двинска. Для главного удара в направлении между озерами Свентен и Ильзен назначаются 21-й корпус в полном составе, два полка 53-й пехотной дивизии и 1-я кавалерийская дивизия; артиллерия для подготовки атаки – 80 легких, 23 тяжелых орудия и 10 гаубиц – установлена: пристрелка батарей произведена сегодня. 4-й и 14-й корпуса будут атаковать на фронте Ниткелишки – Ф. Грезенталь в связи с левым флангом 23-го корпуса; на остальную часть 23-го корпуса, а также 19-й и 29-й корпуса возложена пассивная задача удерживать занимаемые позиции и содействовать атакующим частям артиллерийским огнем и поисками разведчиков».
Телеграмма генерала Одишелидзе генералу В.М. Жилинскому 17 октября:
«Генерал Плеве считает, что успех наступления завтра, 18 октября, во многом зависит от решительности наступления войск, подчиненных генералу Жилинскому, во фланг и, по возможности, в тыл немцам, стоящим против Двинской позиции. Командующий армией требует от вас особенной решительности действий и напоминает вам важность задачи, которая выпадает в предстоящих боях на войска вашей группы».
► В Яссах 16 октября было тайное совещание городского магистрата; решено предложить городские помещения под русские лазареты… Ясно, что лукавые румыны пойдут с нами в самый последний момент.
► Генерал-лейтенант Муррей, начальник приехавшей сюда на днях особой английской военной миссии, имеет лицо умного человека и удивительно штатскую наружность, по виду это – что-то ужасно невоенное. Алексеев с ним очень почтителен и любезен, но искренно, не так, как с Жилинским. Цель миссии – ознакомление с размерами и силами русской армии и устройством ее тыла.
20-е, вторник
Третьего дня председатель Государственной думы Родзянко прислал Алексееву печатную копию обращения некоего Арди о том, чтобы распространить среди болгар в десятках миллионов краткое, но сильное воззвание, для чего прибегнуть к помощи французских летчиков. «Спешите, спешите, пока не задушена Сербия!» – заканчивает свое обращение Арди. Начальник штаба написал: «Мысль правильная, хотя на богатые результаты рассчитывать нельзя. Прошу разработать порядок осуществления». Генерал-квартирмейстер запросил мнение командующего VII армией.
21-е, среда
Великий князь Борис Владимирович, устроивший себе через мать место походного атамана при царе, отнятое для него у войскового наказного атамана казачьего войска Василия Ивановича Покотило, назначенного 8 марта 1915 г., явился недавно к Алексееву и заявил, что царь приказал отпускать ему на представительство 25 000 рублей в год. Алексеев спросил у царя, – оказалось, ничего подобного. Конечно, теперь это – враг… Ну и семейка.
► Генерал Борисов, человек очень властолюбивый в смысле влияния на стоящих на виду людей, в последнее время в несколько колких отношениях с Алексеевым, который не дал ему возможности простирать далеко свое влияние на ход здешних дел. Он слишком заметно для всех влиял на Алексеева на Северо-Западном фронте, и потому последний, перейдя сюда, решил отбросить это влияние, ставившее его иногда в очень неудобное положение; помогла еще и жена, которая боится, что влияние Борисова будет создавать мужу неприятности с царем. В результате Борисов сразу был отдален; так, он хотел жить рядом с комнатами Алексеева, а пришлось поселиться рядом с Пустовойтенко; утром он пил чай с Пустовойтенко, но все добивался пить кофе с Алексеевым; наконец последний сказал Пустовойтенко: «Ничего с ним не поделаешь, – говорит, что не может не пить кофе; ну, пусть приходит ко мне». А Борисов, не зная об этом разговоре, уверяет Пустовойтенко, что начальник штаба просил его бывать по утрам… Все эти мелочи мало кто знает и замечает, но Борисов остро и больно чувствует охлаждение, никуда не показывается и никого не видит.
► Полковники Генерального штаба нашего отделения Скалой и Базаров не берут полков, которые им предлагали уже несколько раз, как самым старшим в нашем управлении. Обвинять их, именно их двоих, было бы, однако, несправедливо: оба совершенно незнакомы с строевой службой, потому что все время были вне ее. Виноваты те устроители русской армии, которые создали тысячи таких невоенных военных, и те, которые не могут понять, что такие люди не должны быть привлекаемы в строй во время войны, когда поздно учиться на чужой крови.
► Корнет Н.М. Алексеев имел разговор с Пустовойтенко, который, по совету Борисова и Носкова, решил сам переговорить с ним. Пустовойтенко убеждал молодого человека выйти из строя, чтобы успокоить отца, который нервничает и тем иногда, может быть, портит дело государственной важности. Он все выслушал, очень достойно заявил, что из строя не уйдет, и вчера же отправился в свой полк.
► Непонятная слабость великого князя Николая Николаевича, начальник военных сообщений Ронжин искусственно раздул свое управление, преобразованное теперь в главное управление военных сообщений; он получил помощника в лице генерал-майора Николая Михайловича Тихменова, сотню чиновников и т. д.; оклады громадные, словом, помпа полная, а дело все-таки не двинется, потому что в основе сконструировано глупо и кабинетно.
► Бюро наше не скоро наладится, благодаря Носкову, который идет уж очень ощупью и с излишней осторожностью и боязливостью. Пустовойтенко сам уже заметил это и хочет, чтобы как-нибудь начальник штаба поговорил прямо со мной; конечно, это было бы полезно. Разумеется, и в конструкции Бюро есть существенные дефекты: боязнь печати, как таковой, непонимание права страны знать в значительной мере истину положения и неумение поставить Бюро вполне искренно; выделение крайней левой печати вовсе за пределы общения с нею – еще более горшая ошибка, но этого здесь уж просто некому усвоить, даже и с поправками, оговорками и т. п.
► Помощник нашего журналиста поручик Николай Иванович Давыдов женат на родной сестре жены Алексеева. Человек очень скромный, он никогда не говорит об этом и вообще держит себя относительно товарищей отлично и корректно. Он написал много стихотворений из военной жизни и одно дал мне на просмотр. Я посоветовал исправить размер и отдать в печать, – очень недурно.
► Шумский – типичный газетчик нашей пореформенной эпохи, когда идеи стали дешевы, а информация, сенсация и наглое, но авторитетное невежество заполонили прессу. Это – фокусник-китаец, который как-то на моих глазах в Екатеринославе тянул изо рта бесконечную телеграфную ленту, тянул, тянул и напутал такие ее клубы, что заполнил всю громадную сцену городского театра… Так пишет Шумский, типичный водолей, сдабривающий свою воду таким количеством просто выдуманных цифр, соотношений, «фактов», «законов стратегии» и т. п., что назавтра сам верит, как Хлестаков, в свои 30 000 стратегических доказательств. Промышленник от начала до конца, человек вполне стоящий, по нашим временам, своего министерского оклада. Данное ему конфиденциально, сказанное только для его личного сведения – все идет в дело…
Перетц пока вполне корректен, добросовестно относится к своим обязанностям, но, по-видимому, под влиянием нужды часто в одной и той же статье повторяет одни и те же длинные слова… Он печатает свои «обзоры» и в «Дружеских речах» Бафталовского…
Корреспондент «Русских ведомостей» Николай Андреевич Панкратов, чистый человек, мало понимающий военное дело, очень тоскует в вовсе для него непривычной обстановке.
Константин Владимирович Орлов от «Русского слова» – ремесленник, редакционный газетчик, человек, прошедший огонь, воду и медные трубы, но сохранивший живую душу, которую так мало ценят у Сытина, что, в противоположность Суворину, даже и не покупают.
► Комендант Ковенской крепости генерал Владимир Николаевич Григорьев отдачей под суд обязан Алексееву.
► Замечательно, что и наша и германская главные квартиры одновременно создают Бюро печати; мой проект, как оказывается, почти полностью осуществлен немцами, но с той их грубостью и прямолинейностью, которые делают их бюро властным и давящим всю печать.
► В организации штаба до Алексеева и Пустовойтенко царил ужасный хаос, не велось даже журналов для записи всех бумаг и телеграмм, а записывалось только то, что поступало до 9 ч вечера… На Северо-Западном фронте они застали те же порядки. Однако и теперь, как при Данилове, нет людей, назначенных ведать сколько-нибудь самостоятельно тем или другим делом; все получают только поручения и состоят именно делопроизводителями. Благодаря этой системе ни один вопрос не получает быстрой и основательной разработки или даже подготовки; Пустовойтенко самому думать некогда; дела об одном и том же предмете часто поручаются разным лицам (например, иностранные корреспонденты и у Ассановича и у Базарова). При этом соседство кабинета Пустовойтенко с одной стороны через дверь с Борисовым, с другой – через тонкую переборку с Носковым многим затыкает рот, и важные вопросы остаются невыясненными. Как только кто-нибудь начинает какой-нибудь серьезный доклад, оба соседа, особенно Носков, ревниво оберегающий генерал-квартирмейстера от всех наших полковников, сейчас же появляются в кабинете… Сплошь да рядом я заставал Носкова сидящим у своего стола и напряженно слушавшим, что говорится у Пустовойтенко, взятого им под гнетущую опеку.
► Пользующийся расположением царя генерал Дмитрий Григорьевич Щербачев получает, вместо своей XI, VII армию, как более значительную по размеру и получившую более серьезные задачи. Царь хотел назначить его в августе генерал-квартирмейстером Ставки, но, по настоянию Алексеева, назначил Пустовойтенко.