Приказ по IV армии от 4 июня 1915 г.:
«Одна из женщин-врачей, вернувшаяся из германского плена, привела в своих показаниях случай массовой сдачи в плен нижних чинов одного из полков, главным образом ратников, которые в разговоре с ней объяснили причину сдачи тем, что им „надоело сидеть в окопах и они измучились“. Главнокомандующий, сообщая мне об этом позорном факте, приказал поставить о нем в известность всех войсковых начальников, с тем чтобы они использовали этот случай для своих приказов и соответствующих бесед с нижними чинами.
Пора нам, наконец, откровенно признаться, что рядом с примерами высокого мужества, высокоразвитого чувства долга и самоотверженности замечаются примеры малодушия, отсутствие преданности долгу и любви к Родине, что и сказывается на числе без вести пропавших. Необходимо добиться, во что бы то ни стало развития у нижних чинов сознания, что сдача, до использования всех средств борьбы с противником, представляет с их стороны измену, а наряду с этим необходимо также пресечь возможность сдачи в плен людей с недостаточно развитым чувством долга, укоренив у всех нижних чинов убеждение, что сдающиеся добровольно будут уничтожены огнем собственных пулеметов, ибо к трусам и изменникам другого отношения быть не может. Приведенный выше эпизод имел место не во вверенной мне армии, но и среди частей IV армии случаи преждевременной сдачи также, к сожалению, бывали.
Так, во время майских боев в окрестностях Опатова в одном из полков произошло следующее. Наступавший на неприятельскую укрепленную позицию батальон залег перед проволочными заграждениями в ожидании приближения соседей. Когда выяснилось, что соседи не подойдут, батальону приказано было отходить назад. Но так как отход приходилось совершать под огнем противника, то часть отошла, а часть предпочла, вместо этого, остаться лежать на местах и сдалась в плен неприятелю. Все это произошло на глазах нижних чинов 300-го пехотного Заславского полка, находившихся под начальством штабс-капитанов Ильичевского и Кочкина, которые, будучи возмущены столь очевидным нарушением сдававшимися своего долга, приказали открыть по ним огонь. Штабс-капитанам Ильичевскому и Кочкину, проявившим вполне правильный взгляд на дело и необходимую для данного случая решительность, объявляю от лица службы благодарность. Такими же правильными взглядами, а равно твердостью и решительностью приказываю проникнуться и прочим войсковым начальникам и, отбросив в сторону всякие гуманные соображения, совершенно недопустимые при условиях настоящей войны, безмилосердно расстреливать забывших присягу. Наряду с этим приказываю пользоваться каждым удобным случаем для ознакомления нижних чинов с такими эпизодами из боевой жизни войсковых частей, которые могут послужить примером для остальных.
К числу последних может быть отнесен, например, случай с батальоном 187-го пехотного Аварского полка, который в бою 8 и 9 ноября 1914 г. у с. Льгота Мала и Виклов, действуя под командой полковника Заря и будучи окружен австрийцами, не только не сложил оружия, но перешел в наступление, отбросил неприятеля, взял в плен 27 офицеров, 826 нижних чинов, 8 пулеметов и захватил более 1500 винтовок».
Истинные причины этого позорного и ужасного явления, по моему мнению, не совсем те, на которые указано в приведенных документах.
Все базируется на страшном общем народном недовольстве своей жизнью, на сознании, что все равно никакими жертвами во время войны не купить новой жизни, нового ее строя; в России человек потерял себя и сделался крайним индивидуалистом, не видя ничего от общества и ближних; совершенно атрофировал он в себе сознание связи общего блага с огромным целым, он сознает, что в этом целом им никто не дорожит, что он стоит только в счету вагонов пушечного мяса… Ведь любовь к родине отходит в нашем внутреннем сознании все дальше и у многих миллионов совершенно атрофировалась, заменившись самым свинским эгоизмом. Если бы не это ужасное отмирание высокого чувства, у нас не было бы повального воровства, повального игнорирования общих интересов, повального устройства своих собственных личных благ, чего бы они ни стоили родине.
25-е, воскресенье
► Мнения о Щербачеве различны; Пустовойтенко, Носков и Давыдов отрицательного, Сахаров, Терехов и Крупин положительного. Терехов рассказывает, что Щербачев, будучи начальником Академии Генерального штаба, дал в ней свободу научным течениям, не душа молодое течение, которое отстаивало необходимость отказаться от детального изучения войн Юлия Цезаря и т. п. и обратить особенное внимание на войны 1870–1871, 1877–1878 гг. и Японскую. В числе молодых бунтарей против стратегической схоластики был и Головин, взятый теперь Щербачевым на должность начальника штаба армии, – кстати, она будет расположена около Одессы.
► Пустовойтенко очень хочет придерживаться закона, особенно в назначениях офицеров Генерального штаба, но видит, что вообще в России по этому пути идти не рекомендуется…
► Рузский ведет интригу против Алексеева, пользуясь для этого председателем Государственной думы Родзянко.
Кое-какие меры против интриги Алексеев принял – не знаю только пока, какие именно.
► Резолюция Алексеева на моем заключении о рукописи Емельянова: «Отклонить предложение г-на Емельянова и вернуть ему рукопись. Думаю, что не дело штаба искать подходящее лицо для составления труда, это дело Министерства иностранных дел. Если же будет предложение ценного труда, я готов дать средства на его издание».
Приведу, кстати, письмо какого-то сумасшедшего Вольфрида Унгера к великому князю Николаю Николаевичу от 5 сентября 1915 г. из Сердоболя, написанное на шведском языке вперемежку с английским, и притом довольно безграмотно на обоих. По его мнению, России нужен диктатор, которого он и видит в лице великого князя; против немцев надо использовать все русские войска, а потому следует вывести их из Финляндии и тем показать ей полное свое доверие; надо организовать в Финляндии производство военных предметов, провозгласить автономию страны. «Я хочу сообщить в. и. в. следующее: я люблю только ее королевское высочество принцессу Марию Английскую, и если ее высокие родители, их величества король Георг V и император и королева Мария дадут свое согласие на наш брак, то мы отдадим себя в распоряжение России и Финляндии». «Моя Мария – это победа для Англии, Франции, России, Италии и Бельгии! Ваше и. в., дайте Финляндии автономию под нашим и наших детей управлением на вечные времена, и мы сделаем все, чтобы на деле помочь союзным государствам добиться победы! Дайте мне власть принять меры, которые я признаю возможными в Финляндии, и я клянусь вам в верности как Финляндии, так и нас самих!»
► Носков уехал сегодня в Петроград по своим личным делам. Пользуясь этим, Пустовойтенко приказал мне составить проект доклада начальника штаба государю о том, что надо сделать для печати, чтобы поднять интерес к ней в обществе в области освещения военных событий. Я написал, кончив в 37 г ч ночи:
«Из бесед с разнообразными представителями русского общества за последнее время становится все яснее и яснее, что общество и народ начинают утомляться впечатлениями войны, впадая даже в некоторое к ней равнодушие. Между тем это обстоятельство не может не иметь серьезного значения для армии и для всей страны, так много делающей по собственной инициативе для борьбы с врагом. И утомление и равнодушие нельзя не отнести в значительной степени к малой осведомленности общества и народа в области, естественно, ему очень близкой и родной, – в области войны, ставшей народной и охватившей все классы и сословия империи без исключения.
Единственный широкий и наиболее надежный источник осведомления – печать – лишена возможности, с одной стороны, получать интересные, но совершенно верные сведения, с другой – предавать их гласности. Целым рядом условий печать поставлена в такое положение, при котором она совершенно не имеет возможности удовлетворить запросов общества, вследствие крайней скудости, туманности и неверности даваемых ею сведений и освещения всего относящегося к ходу военных событий. Главная причина такого положения печати – отсутствие необходимого руководительства, а это последнее происходит, в свою очередь, вследствие полного отсутствия какой бы то ни было связи между печатью и единственным компетентным для нея органом – штабом Верховного главнокомандующего.
Развитие и поддержание интереса к войне в обществе и в народе настоятельно побуждают принять возможные меры к тому, чтобы громадная сила печати не оставалась неиспользованной, и притом наиболее интенсивно и широко. Пример наших противников в этом отношении заслуживает серьезного внимания, как давший исключительно благоприятные результаты. Вместо сколько-нибудь правдивых и интересных для страны сведений в населении создается масса всевозможных слухов, часто очень нелепых и далеких от истины, а потому и крайне вредно отзывающихся на интересах армии и упорной борьбе с врагом.
Между тем до настоящего времени русская печать в течение пятнадцати месяцев, независимо от своих направлений, дружно и единодушно призывает общество и народ к борьбе до конца, к бодрости духа и к упорной работе на благо родины.
Для предоставления русской печати нового круга интересных и полезных сведений представляется целесообразным нахождение в месте расположения штаба нескольких корреспондентов наиболее влиятельных столичных и провинциальных газет, руководимых в этом отношении самим штабом.
Насколько выясняется из имеющегося в распоряжении штаба данных, в настоящее время интерес населения к войне мог бы значительно возрасти, если бы было найдено возможным предоставить печати, при основном условии, что все сообщаемое ею должно зависеть каждый раз от соображений военного характера и никоим образом не приносить какого бы то ни было вреда ходу наших военных действий, права помещения следующего рода сведений и материалов:
1. Опровержения лживых и злонамеренных измышлений иностранной печати о русской армии, отношениях к ней населения и т. п.