► В пришедшем сегодня номере «Русских ведомостей» (25 ноября) очень смелый фельетон Пругавина «Книга Илиодора». В нем не столько об Илиодоре, ныне С.М. Труфанове, сколько о «старце», имя которого не названо, но понятно всем, потому что навязло в зубах всей России.
Распутин – миф, это – человек, который получил необыкновенную популярность и по существу и по распространенности. Это – русская бытовая и политическая загадка. Желание знать о нем что-нибудь создало целые легенды; они растут, множатся, принимают иногда донельзя чудовищные формы и размеры. Как-то Распутин попал в Москве в компании к «Яру». Пьянство было великое – конечно, в отдельном кабинете. Позвали цыган. Разумеется, он стал держать себя с дамами и цыганками по-своему; те, особенно цыганки, отбивались, дрались и с помощью цыган, наконец, надавали ему тумаков. Тогда Распутин стал вопить: «Ах вы, сволочь черномордая, недотроги! Да как вы смеете, когда я саму царицу так же хватаю!» До какой степени все это становится известно народу, по крайней мере подгородному, видно из дела, разбиравшегося недавно при закрытых дверях в московском окружном суде. Серый мужичонка привлекался за оскорбление величества. Вызвали свидетеля обвинения, тоже серого мужика. Председатель спрашивает его: «Скажите, свидетель, вы сами слышали, как обвиняемый позволял себе оскорблять словом имя его императорского величества?» – „Да как же, вашество. И что только нес-то! Я и то уж ему говорил: „Ты все его, дурака, ругаешь, а лучше бы ее, стерву этакую…“» Tableau!
У Алексеева в самом начале сентября был разговор с царем о желании Распутина приехать в Могилев, и тогда же было решено не пускать его сюда ни в коем случае[12].
Распутин всегда и всем, в том числе и принцу Ольденбургскому, пишет без личного обращения, просто начиная словом «Милой», а на конверте означает имя лица, как сам его называет в разговоре, например, Белецкому – «Степану», Ольденбургскому – «Прынцу» и т. д. За свою протекцию он берет солидные куши, смотря по делу; за освобождение одного известного мне лица из политического заключения ему дали 5000 р., за устройство продажи дома, принадлежавшего неразделившимся и очень ссорившимся сонаследникам, – 20 000 р. и т. п. Деньги эти почти всегда вносятся фрейлине Анне Вырубовой, но иногда и ему лично.
Вырубова и ее родная сестра Александра Пистолькорс (обе урожденные Танеевы) в свое время были очень близки к царю. Вместе с графом Головиными они ближайшие к Распутину его поклонницы. Прибавить к ним княгиню О.П. Долгорукую, светлейшую княжну Е.Г. Грузинскую и вдову генерала Лохтину – значит назвать весь его главный штаб.
Доктор Греков был как-то, в сентябре 1914 г., приглашен к больному Распутину, с которым жил в одном доме. Тот встретил его как-то исподлобья, скоро заговорил о том, что, верно, трудно вести лазарет, что надо принять в него берлинских студентов из русских, которые просят Распутина вернуть их в Россию. Когда осторожный Греков ответил, что раньше надо посмотреть, чему их там научили, Гришка многозначительно повторял: «Да, да, надоть, чиму учили». На другой день в лазарет Грекова приехали царь, царица и их дочери. Они оставались там три часа, очень внимательно все осмотрели; царь был крайне любезен с Грековым.
Люди, умеющие вдумываться в массу известных им фактов, единогласно утверждают, что во всем культе Распутина, начиная с царицы и кончая сумасшедшей Лохтиной, с их стороны разврат и эротомания не играют первенствующей роли, это – несомненно, особый вид мистицизма, развившегося на почве модернизированной хлыстовщины. Все поклонницы Распутина искренно верят в его силу, в его проповедь и в основное ее правило: «Без греха нет покаяния; покаяние угодно Богу; надо грешить, чтобы каяться». Лохтина называет его «богом», говоря, что Христос – Илиодор. Люди, видевшие подлинные письма трех старших дочерей царя, говорят, что все они, даже Мария, преклоняются перед Распутиным и пишут о нем не иначе, как ОН – все большие буквы. Психоз зашел очень далеко, он глубок по своему уродству.
Сейчас Распутин принимает малознакомых в одном из номеров «Северной гостиницы», где приемом заведует какая-то француженка. За определенный гонорар пускается каждый, и – надо сказать правду – многие, кому удалось устроить через Распутина свои дела, разносят его имя по всей России, создают ему новых клиентов и т. д. Недавно в управление по ремонтированию кавалерии приезжают Распутин и две дамы. Он идет наверх и говорит писарю: «Доложи генералу, что Гришка Распутин». Дамы остались на лестнице; одна из них курила. Генерал Химец принял его. Распутин просил назначить знакомого офицера в харьковское отделение по ремонту. Химец сначала ответил, что это очень трудно, что приказано принимать только раненых, но Распутин сказал, что потому и приехал, что знает все это. «Уж ты обязательно оборудуй». Химец проводил его до лестницы и, увидев сопровождавших дам, в тот же день приказал дать телеграмму о назначении офицера.
► Гвардейский корпус на Юго-Западном фронте, но не в армии Щербачева.
► 23 ноября заведующий артиллерийскими приемками генерал Э.К. Гермониус послал из Америки в главное управление Генерального штаба такую телеграмму: «Доношу для сведения, что по сообщению Рутковского, ведающего кредитами, промедление в платежах вызывается сомнением в отношении коммерческой умелости генерала Сапожникова со стороны английского казначейства, ввиду высоких цен заказов, а в некоторых случаях и ненадежности фирм. Английское казначейство до перевода денег по таким заказам справляется в Соединенных Штатах о возможности расторжения контрактов для уменьшения убытков нашей казны, не нарушая в то же время срочности поставок…» Полагаю, что «коммерческая неумелость» должна быть легко расшифрована каждым.
28-е, суббота
Сегодня начальник штаба получил от главного редактора «Нового времени» Михаила Суворина просьбу «повергнуть к стопам е. и. в. всеподданнейшее ходатайство редакции о пересмотре дела о наложении тяжкой кары на сотрудника Алексея Ксюнина в связи с появлением заметки о нашем десанте. После рассказа, как он напечатан с разрешения цензуры, – идет: «Редакция позволяет себе обратиться через посредство вашего высочества со всеподданнейшим ходатайством к державному вождю российских войск в твердой уверенности, что, раз правда дойдет до его величества, она должна восторжествовать». Сегодня же Алексеев телеграфировал Суворину: «Государь император повелел освободить Ксюнина от дальнейшего наказания. Председателю Совета министров сообщено». Горемыкину послана другая: «Государь император повелел 28 ноября освободить теперь же сотрудника „Нового времени“ Алексея Ксюнина от наказания, наложенного на него Советом министров, предоставив ему обратиться к своей деятельности без каких-либо ограничений. О таковой высочайшей воле сообщаю вашему высочеству на распоряжение».
► Носков окончательно отставлен от печати. Он отказался сообщить генерал-квартирмейстеру свой псевдоним в «Вечернем времени»; там работает и полковник Корсун (псевдоним М).
► Сделано распоряжение о прекращении почтовых сношений с районом западнее Днепра, начиная южнее Киева, ввиду массовых секретных передвижений, перегруппировки войск и готовящихся операций. Это – способ спастись от излишней осведомленности неприятеля.
► Следствие по делу о Сухомлинове закончено; оно на 600 листах, – это еще не так много, как думалось, судя по разговорам; есть, как говорит прапорщик Орлов, достаточно данных для привлечения не только за получение «комиссий», благодарностей и т. п., но и за преступное бездействие в деле обороны страны. Скоро следственное дело будет доложено царю. Недаром я привел в самом начале своего дневника его гром-победную статью… И он не хуже других; судьба только выбрала его, а не другого. Если бы народ мог, он выставил бы еще тысячи предателей и негодяев.
30-е, понедельник
Приехал французский министр без портфеля Поль Думмер, представился царю и затем был им направлен к Алексееву. Еще не легче: французы просят нас дать им солдат – у них все людские запасы истощаются… Они не могут дать нам сюда своей техники, а потому просят нас дать туда наших людей. Алексеев говорил с ним долго, и они договорились, что, так как послать во Францию полки нельзя – это может быть очень чревато и внутренними у нас событиями, и по военным соображениям нежелательно, да и командный состав нам самим нужен, – то к нам приедут французские генералы и офицеры, мы дадим им для опыта один полк, составив его из небольшого числа знающих французский язык офицеров, и попробуем, выйдет ли что-нибудь из такой затеи. Если да, то можно будет сформировать несколько полков и дивизий и уже послать их во Францию. Как раз во время этого разговора Алексеев получил телеграмму от исполняющего должность начальника Генерального штаба Беляева, в которой тот высказал свой отрицательный взгляд на дело.
► Министерство внутренних дел не принимает никаких мер для эвакуации 40 000 беженцев, оставшихся на фронте, а между тем военные власти доносят, что они мешают армии, голодают. Армии приходится кормить и одевать их, что вовсе не ко времени и вообще не ее дело. Алексеев очень волновался сегодня по этому вопросу.
И было чем: у себя на Северо-Западном фронте он видел, что такое «беженство».
Слово это выбрано неудачно, но приобрело право гражданства. Бежали только достаточные классы, а масса гналась насильственно с своих земель и пепелищ, лишенная всего. «Беженцы» принесли в восточную часть России капиталы, на которые и жили на новом месте, «выгонцы» же доплетались иногда с половиной семьи, похоронив другую по дороге, с пустыми руками, голодные, больные, всем чужие. В этом ужасном явлении, которое наблюдала вся Россия до Уральского хребта, как нельзя полнее сказалась вся неспособность военной и гражданской власти и всего правительства предугадать последствия распоряжений, отдаваемых без сколько-нибудь вдумчивого к ним отношения. Военная власть, традиционно совершенно лишенная каких бы то ни было знаний экономической и бытовой жизни страны, не считала нужным вдумываться в отдаваемые ею приказы по очищению полей предстоящих сражений, а гражданская, видя приведение этих приказов в исполнение вне жизни, не сочла своим долгом приостановить его до основательной разработки. Говорить о такой разработке в мирное время у нас, конечно, смешно. Разве кто-нибудь, хоть в одном министерстве, не исключая, конечно, и военного, продумал возможность войны в реальных условиях ее Западного фронта?