Когда первые волны беженцев создали затор в железнодорожном движении и транспорте, а потоки выгонцев гнались плотной массой по всем другим дорогам и сама армия первая стала ощущать беспорядок в очередном подвозе довольствия и боевого снаряжения, только тогда шайка правительственных злодеев спохватилась и стала обсуждать «новый», непредвиденный вопрос.
20 июня 1915 г. великий князь Николай Николаевич телеграфировал главнокомандующему Северо-Западным фронтом Алексееву: «Прибывшие только что гофмейстер Нейдгард и граф (Владислав) Белопольский доложили об уничтожении целых селений на некоторых корпусных участках, о бессистемности эвакуационных распоряжений, о неправильно создавшемся, видимо, у населения и войск понятии, что это – меры репрессии. Уничтожение частного имущества без оценки и без права сохранения его владельцами порождают уныние, озлобление, смуту. Прикажите все это немедленно устранить». Год спустя после начала войны Верховному главнокомандующему глаза открыли два заинтересованных магната, – до тех пор он и не подозревал ужаса войны под своим предводительством…
А 21 июля начальник штаба Верховного, «видя разнообразие во взглядах и способах проведения в жизнь вопросов эвакуации», просил начальников снабжения фронтов прибыть на следующий день в Ставку на особое совещание.
Результатом последнего было приказание Верховного: «Уничтожать только то, что необходимо по военным требованиям, что мешает обстрелу; при уничтожении составлять акты, дабы население могло получать соответствующее вознаграждение; при уничтожении посевов на корню составлять также акты. Население не должно быть выселяемо со своих мест поголовно; только мужчины военнообязанные, от 18 до 45 лет, привлекаются работать у нас с организацией довольствия. Остающееся на месте население должно быть обеспечено запасом продовольствия. Широко привлечь все без исключения гражданские власти к выполнению этих мер, обратиться к населению с успокоительным объявлением чрез гражданскую власть. Последняя должна принимать все меры, работать не покладая рук, чтобы внести порядок в передвижение того населения, которое добровольно покидает свои места, и направлять в строго определенные районы, не загромождая тыла армии…»
Как все это понималось на практике, видно хотя бы из приказа генерала Леонида Вильгельмовича Леша по III армии (Северо-Западный фронт) от 9 августа 1915 г.:
«Объявляю для сведения, что главным начальником снабжений армий Северо-Западного фронта, для направления беженцев, указаны следующие дороги:
1) Белосток, Добжиневка, Великая Берестовица, Волковыск, Зельва, Яворская Руда, Дятлово, станция Новогрудок;
2) Вельск, Нарев, Свислочь, Волковыск, Зельва, Слоним, Полонна, Барановичи;
3) Клешели, Каменики, Беловеж, Пружаны, Рожаны, Слоним, Полонна, Барановичи;
4) Высоколитовск, Каменец-Литовск, Шерешев, Пружаны, Ворожбиты, Картузская Береза, Яглевичи, Чемалы, Маловиды, станция Русиновичи;
5) Брест, Кобрин, Запруды, Картузская Береза, Яглевичи, Чемалы, Маловиды, станция Русиновичи;
Теперь же безотлагательно должен быть очищен весь тыловой район армии; для этой цели у всего населения до линии Поддубное, Кобрин, Ливенец, Каменец-Коширск, начиная с передовых окопов, сначала в первой полосе, шириной 15 верст, потом во второй и далее в третьей должна быть произведена реквизиция скота у беженцев при оставлении ими своих жилищ, а реквизицию лошадей, повозок и сбруи – в конце маршрутов, при посадке на железную дорогу для следования внутрь империи.
У жителей, остающихся на своих местах, скот и лошади должны быть реквизированы теперь же. Возлагаю ответственность за очищение тылового района в должной полноте на корпусных командиров.
На каждом из вышеуказанных пунктов по дороге, указанной для беженцев из района армии, начиная с Кобрина, распоряжением губернатора должны быть поставлены: 1) полицейский пост для направления беженцев и поддержания среди них порядка, 2) питательный пункт и 3) амбулаторная лечебница».
Надо ли говорить, что такое преступное легкомысленное отношение к нуждам населения на территории в несколько десятков тысяч квадратных верст (генерал Леш думал, конечно, что этого короткого, не обработанного в деталях приказа вполне достаточно) было не только в III армии.
Прослежу меры III армии и дальше. 23 августа приказано: «Воспретить евреям скупать скот у населения. В оставленных нами районах осталось много скота, который попадает в руки противника. Ставлю это в вину интендантству армии и особенно корпусным интендантам, которые, заставляя, как сам убедился, жителей мотаться из одного пункта в другой за сдачей скота и получением денег, заставляют их или бросать скот, или продавать евреям за бесценок».
Распоряжение совершенно бумажное и, конечно, не имевшее никаких реальных последствий.
В тот же день генерал Леш издал еще и другой приказ: «Согласно телеграмме главнокомандующего, рубежом, до которого следует предложить жителям, желающим немедленно выехать, а у остающихся теперь же реквизировать крупный рогатый скот, лошадей и повозки, определяю реку Шару от Слонима исключительно до Огинского канала, Огинский канал, оз. Выгоновское, местечко Погост, село Горынь. Из этого района вывезти теперь же все колокола, медь, цинк и другие предметы, подлежащие реквизиции».
Занявшись колоколами, забыли про скот.
Генералу Лешу ежедневно доказывали, к чему ведет вся эта преступная гражданская безграмотность военных властей и военные замашки гражданских властей. Он сам видел половину переживаемых населением разорения и ужаса и 18 сентября издал приказ:
«Принимая во внимание крайне тяжелые для населения последствия сплошного уничтожения имущества на театре войны и поголовного выселения из района такового жителей, Государственный совет при рассмотрении законопроекта об обеспечении нужд беженцев выразил пожелание, дабы: 1) удалялось и уничтожалось лишь то имущество, которое может непосредственно послужить на пользу противнику или препятствовать нашим военным действиям; 2) при уничтожении, по распоряжению военных властей, имущества непременно составлялись бы требуемые законом акты; 3) население при отсутствии крайней необходимости не выселялось бы принудительно и не лишалось бы необходимых запасов продовольствия; 4) лицам, добровольно покидающим свой кров, облегчалась бы возможность выбора временного местожительства; 5) члены одной семьи не расселялись бы по различным пунктам. Объявляя о таковом пожелании, выраженном Г. советом, предписываю всем войскам вверенной мне армии вышеизложенное принять к руководству и исполнению».
Но было поздно: в районе III армии все уже было выметено или смертью, или ужасом бегства поневоле. Беженцы и выгонцы были далеко за пределами территории армии…
► Это все одна сторона жизни и нашей неподготовленности понимать интересы населения.
В беженстве и выгонстве немалую роль сыграло еще и мародерство, позорное явление, сопровождающее каждую войну и каждую войну обнаруживающее отсутствие надлежащего внутреннего воспитания армии и духовной дисциплины. Да они и невозможны там, где казенное является принадлежностью всех, где ворующие генералы и офицеры не имеют права твердо, с открытым сердцем всеми способами добиваться неприкосновенности не своего и воспитать людей в уважении чужой собственности.
Перечитывая приказы по всем нашим армиям за все время войны, особенно же за 1915 г., то и дело видишь указания на мародерство, грабежи, реквизиции без денег, уничтожение, поджоги… Какой-то кошмар овладевает при этом чтении.
Приказ главнокомандующего Северо-Западным фронтом Жилинского от 5 августа 1914 г.: «При занятии немецких городов брать от 6 до 10 заложников из числа обывателей (исключительно немецкого происхождения); кроме того, брать с них контрибуцию в размере по усмотрению командиров корпусов, для уплаты впоследствии пострадавшим от немецких зверств в наших городах. Контрибуцию раскладывать только на немецкое население, а не на польское. О размерах наложенной контрибуции командирам корпусов каждый раз доносить командующим армиями, а также и о том, насколько она выполнена. Деньги надлежит сдавать под квитанцию в полевые казначейства». Казалось бы, в обстановке войны это не так еще плохо. А что вышло…
Главнокомандующий Северо-Западным фронтом неоднократно предписывал «принять решительные и действительные меры к воспрепятствованию и прекращению расхищения у жителей имущества и домашней движимости, а также отобрания скота и кормов без оплаты таковых» (например, № 215, 223, 286 за 1914 г.).
«Предупреждаю, – писал Самсонов по II армии, – что я не допускаю никаких насилий над жителями. За все то, что берется от населения, должно быть полностью и справедливо уплачено» (25 июля 1914 г.).
Через десять дней Самсонов снова пишет: «Государь император призвал нас на защиту родных нам по крови славян. Поэтому все чины армии должны помнить, что, где бы ни находилась наша армия – в пределах ли нашей родины или в неприятельской стране, – славянское население и его имущество должно быть свято для русских войск. Особенно же это относится к полякам, с полной преданностью нашей родине ставшим грудью за общеславянское дело. Вместе с тем следует помнить, что русские войска воюют лишь с вооруженными силами неприятеля; мирное же его население, не причиняющее нам вреда, равно как и его имущество, должны быть неприкосновенны» (4 августа 1914 г.).
25 сентября 1914 г. главнокомандующий Северо-Западным фронтом «герой» Рузский приказал «скот, подводы, лошадей, фураж, вообще все необходимое нашим войскам у жителей неприятельской страны отбирать за деньги или квитанции, а при сопротивлении производить экзекуции». Разумеется, с нашей культурой поляки оказались в рядах неприятеля…
«В последнее время, – приказывал генерал Леш по III армии, – в районе расположения частей вверенной мне армии стали наблюдаться случаи появления в селениях казаков и других нижних чинов, отдающих самовольно приказания жителям выселяться из деревень, поджигающих усадьбы, производящих потравы и забирающих бесплатно сено, клевер, овес и т. д. (Приведу один из многих примеров: в имении Реповиц обозные и хлебопеки «выпустили воду из 13 искусственных прудов, выловили рыбу, лошадьми и скотом выпасли клевер и траву на 500 моргах, вытоптали во многих местах овес и другие хлеба».) «Нельзя забывать, – заканчивал генерал Леш, – что в настоящее время мы находимся на русской территории, населенный русскими людьми» (Холм, 2 июля 1915 г.).