ямодушная и порядочная. Кроме того, она очень хорошо одевалась — со вкусом и элегантно. Насчет хорошего вкуса судмедэксперт был согласен, а еще при осмотре трупа он обнаружил нечто любопытное: юбка, которая была на ней в ночь смерти, та самая юбка, в которой ее нашли, была надета задом наперед.
В мае американский консул прибыл с визитом к мэру Санта-Тереса и потом, вместе с ним, нанес неофициальный визит шефу полиции. Консула звали Эбрахам Митчелл, но жена и друзья звали его Конаном. Росту в нем было метр девяноста, веса — сто пять кило, лицо изборождено морщинами, а уши поражали размерами. Ему нравилось жить в Мексике и выезжать с палаткой в пустыню, а лично он занимался только самыми серьезными делами. То есть делать ему было особо нечего, разве что ходить на приемы, представляя свою страну, и тайно, под покровом ночи, раз в два месяца, в компании хорошо тренированных в употреблении алкоголя соотечественников, посещать две самые знаменитые пулькерии Санта-Тереса. Шериф Хантсвилла исчез, и все доклады, что консул получил, говорили о том, что последний раз его видели в Санта-Тереса. Шеф полиции поинтересовался, находился ли шериф в Санта-Тереса с официальным заданием или как турист. Как турист, естественно, ответил консул. Ну тогда что могу знать я? — спросил Педро Негрете, сюда каждый день сотни туристов приезжают. Консул подумал с мгновение и решил, что да, шеф полиции, пожалуй, прав. Не тронь говно — не воняет — так он подумал. Правда, в знак особой любезности мэра, который был его другом, ему позволили просмотреть — или дать просмотреть доверенному человеку — фотографии всех покойников, чью личность не установили, начиная с 94-го года и по нынешнее время; но, увы, никого из них Рори Кампусано, помощник шерифа, прибывший в Санта-Тереса именно с этой целью, не опознал как своего босса. Возможно, шериф сошел с ума, сказал Курт А. Бэнкс, взял да и покончил с собой в пустыне. Или живет-поживает как трансвестит во Флориде, сказал Хендерсон — другой сотрудник консульства. Конан Митчелл смерил их взглядом и сказал, что нельзя так говорить о шерифе Соединенных Штатов Америки.
С другой стороны, в мае в Санта-Тереса не убивали женщин, то же самое повторилось в июне. А вот в июле обнаружили два трупа и начались первые протесты ассоциации феминисток «Женщины Соноры за демократию и мир» (ЖСДМ), со штаб-квартирой в Эрмосилье — в Санта-Тереса у них было только три филиала. Первую жертву нашли во дворе автосервисной мастерской на улице Рефухьо, практически в самом ее конце, очень близко к шоссе на Ногалес. Женщине было девятнадцать, ее изнасиловали и задушили. Тело лежало внутри машины, которую готовились разобрать на запчасти. На нем были джинсы, белая блузка с небольшим декольте и ковбойские сапоги. Три дня спустя стало ясно, что это Паула Гарсия Сапатеро, жительница района Ломас-Дель-Торо, работница фабрики TECNOSA, родом из штата Керетаро. Она жила вместе с тремя землячками, жениха вроде как не было, но был роман с двумя приятелями с той же фабрики. Их нашли и несколько дней допрашивали, оба доказали, что у них есть алиби, правда, один после этого загремел в больницу с нервным срывом и тремя переломанными ребрами. Пока полиция занималась делом Паулы Гарсия Сапатеро, нашли тело второй жертвы июля. Труп лежал за нефтяным резервуаром «Пемекс» на шоссе, ведущем в Касас-Неграс. Девятнадцать лет, худая, смуглая, с длинными черными волосами. Ее изнасиловали анально и вагинально, несколько раз; по словам судмедэксперта, на теле были обнаружены множественные гематомы, являющиеся следами жестокого избиения. Однако труп нашли совершенно одетым: джинсы, черные трусы, светло-коричневые колготки, белый бюстгальтер, белая блузка — причем ни один предмет одежды не разорван: значит, убийца (или убийцы), после того как ее раздели, надругались над ней и убили, затем взял на себя труд одеть ее и только потом бросить труп за нефтяными резервуарами. Дело Паулы Гарсия Сапатеро вел судебный полицейский штата Эфраин Бустело, а дело Росауры Лопес Сантаны — судебный полицейский Эрнесто Ортис Ребольедо; оба расследования быстро зашли в тупик — не было ни свидетелей, ни малейших зацепок для полиции.
В августе 1995 года нашли тела шести женщин, Флорита Альмада появилась на телевидении Соноры во второй раз, а два полицейских из Тусона приехали в Санта-Тереса задать несколько вопросов. Эти последние встретились со служащими консульства Куртом А. Бэнксом и Диком Хендерсоном — консул в это время отправился отдыхать на свое ранчо в Сэйдж, Калифорния (на самом деле, то было совсем не ранчо, а халупа из гнилого дерева), с другой стороны от индейской резервации Ла-Рамона; а жена его отдыхала несколько месяцев в доме своей сестры в Эскондидо, рядом с Сан-Диего. При халупе раньше имелись земли, но земли продал отец Конана Митчелла, так что теперь тот владел всего-то тысячей квадратных метров заросшего сада, в котором посвящал себя охоте на полевых мышей, постреливая из «ремингтона 870 Вингмастера», чтению романов про ковбоев и просмотру порнографических фильмов. Устав от такого отдыха, он садился в машину и ехал в Сейдж, где старые посетители местного бара знали его еще с детства. Временами Конан Митчелл смотрел на этих старичков и думал: нет, никак не возможно, чтобы они помнили его еще ребенком, ведь некоторые из них ненамного его старше. Однако старики поправляли свои вставные челюсти и вспоминали шалости маленького Эйба Митчелла так, словно он озорничал сейчас у них перед глазами, и Конану не оставалось ничего больше, чем делать вид, что это смешно. По правде говоря, он не слишком хорошо помнил детство. Только отца и старшего брата, иногда вспоминал страшные ливни, вот только дожди эти шли не в Сейдже, а где-то в другом месте, где он когда-то жил. С детства его мучил страх перед молниями — как попадет в тебя, так одна головешка и останется, но об этом он рассказывал только жене и некоторым друзьям. По правде говоря, Конан Митчелл был неразговорчив. Именно поэтому ему так нравилась жизнь в Мексике, где он завел две небольшие транспортные компании. Мексиканцы не прочь поболтать, но не с вышестоящими и тем более не с американцами. Во всяком случае, так он думал (и бог его знает, как ему удалось прийти к такому выводу), и потому к югу от границы Конан чувствовал себя совершенно спокойно. Время от времени — и всегда по настоянию супруги — он, смирившись, проводил сезон в Калифорнии или в Аризоне. Первые несколько дней непривычная обстановка его не мучила. А вот через две недели терпение кончалось (он не мог более выносить шум, обращенный к нему и требующий ответов), и он уезжал в Сейдж и запирался в старой хижине. Когда полицейские из Тусона приехали в Санта-Тереса, Конана там не было уже недели три; впрочем, полицейские поблагодарили за это судьбу: они немало слышали о его служебной несостоятельности. Хендерсон и Бэнкс выступили в роли их чичероне. Полицейские объездили город, побывали в барах и дискотеках, их представили Педро Негрете, с которым они имели долгую беседу касательно наркотрафика, встретились с судебными полицейскими Ортисом Ребольедо и Хуаном де Дьос Мартинесом, поговорили с двумя судмедэкспертами из городского морга, изучили несколько досье на неопознанных жертв, найденных в пустыне, заглянули в бордель «Внутренние дела», где переспали с лучшими шлюхами. А потом как приехали, так и уехали.
Что же касается Флориты Альмады, то второе ее появление на телевидении оказалось менее зрелищным, чем первое. Она говорила — по просьбе Рейнальдо — о трех книгах, что написала и опубликовала. Книжки-то не бог весть что, сказала она, но для женщины, которая до этого двадцать лет не умела писать, получилось неплохо. Всё в мире, сообщила она, даже самые важные вещи, в сравнении с Вселенной — ерунда. Что она хотела этим сказать? А то, что для человека, который на что-то решился, все возможно. Нет, конечно, крестьянин, например, не сможет вот так, с бухты-барахты, руководить НАСА, он и работать-то в НАСА не сможет, но кто с уверенностью скажет, что сын этого крестьянина, руководствуясь примером и добрым отношением отца, не окажется однажды в числе тамошних работников. А ей, к примеру, очень бы хотелось выучиться на школьную учительницу, потому что эта профессия, по ее скромному мнению, — лучшая в мире: наставлять детей, осторожно открывать детские глаза, чтобы те увидели, пусть и не полностью, но увидели сокровища действительности и культуры, — ибо это в конце концов одно и то же. Но вот у нее не получилось — ну так что ж теперь делать. Временами Флорите снилось, что она живет в деревне и учительствует. Школа стояла на вершине холма с видом на деревню: коричневые, иногда белые домики, темно-желтые крыши, где иногда усаживаются старики и наблюдают за немощеными улочками. Из школьного дворика она могла видеть, как девочки идут вверх по склону к школе. Черные волосы, собранные в хвостики, заплетенные в косы или перевязанные лентами. Смуглые лица, белозубые улыбки. А вдалеке крестьяне пахали землю, снимали плоды пустыни, пасли коз. Она понимала их, каждое слово, произнесенные на свой манер «добрый день» и «спокойной ночи», ах, как же хорошо она их понимала, их слова, которые не менялись, и те, что менялись каждый день, каждый час, каждую минуту, — она их понимала без малейшей трудности. Бывали сны, где все складывалось хорошо, бывали и такие, где ничего не складывалось, а мир походил на громко трещащий гроб. Несмотря на все она примирилась с действительностью: ну да, выучиться на учительницу, как во сне, не вышло, зато сегодня она травница и, как некоторые говорят, ясновидящая, и очень многие люди ей благодарны за всякие штуки, которые она для них сделала, ничего особо важного, просто пара советов, несколько рекомендаций: ну как, например, добавить в рацион растительную клетчатку, хоть, конечно, она не для людей еда, — в смысле, наша пищеварительная система не может ее впитать, но зато как хороша она, чтобы сходить в туалет или сходить по-большому, или, прошу прощения, Рейнальдо и уважаемая публика, покакать. Только пищеварительная система травоядных животных обладает нужными свойствами, чтобы переварить целлюлозу и впитать ее компоненты, в смысле, молекулы глюкозы. Целлюлоза и другие подобные вещества — это и есть, как мы называем ее, растительная клетчатка. Ее употребление в пищу — несмотря на то, что она не представляет энергетической ценности, — на благо организму. Не впитавшаяся клетчатка позволяет пищевому комку, идущему по пищеводу, сохранять свой объем. И поэтому она разбухает в кишечнике, и это его стимулирует, отчего остатки пищеварения успешно продвигаются по всей длине пищеварительного тракта. Конечно, понос — это плохо, разве что в некоторых случаях это не так, но вот сходить в туалет один или два раза в день — это успокаивает, делает человека вдумчивым, устанавливает в душе мир. Конечно, не будем преувеличивать, это не великое внутреннее спокойствие, но вполне себе маленькое и сверкающее спокойствие. Какая огромная разница между растительной клетчаткой и тем, что собой представляет железо! Растительная клетчатка — пища травоядных, и она маленькая и не питает нас, зато дает душевный мир величиной с прыгающий боб. Напротив, железо — оно представляет строгость с другими и с собой в ее максимальном выражении. О каком железе речь? О