Этой ночью Эпифанио снилась койотиха, которая осталась лежать на обочине дороги. Во сне он сидел в нескольких метрах от нее на базальтовой глыбе, сидел и созерцал, очень внимательно, темноту и слушал стоны койота с отбитыми внутренностями. Возможно, она уже знает, что потеряла детеныша, думал Эпифанио, но, вместо того, чтобы подойти и всадить ей окончательную пулю в голову, он продолжал просто сидеть. Потом неожиданно оказался за рулем машины Педро Негрете — та катила по длинной дороге, умиравшей среди ощетинившихся остроконечными скалами предгорий. Ехал он один. Непонятно, угнал машину или шеф полиции на время одолжил ему авто. Дорога была прямой, на такой без проблем можно гнать двести километров в час, но всякий раз, как он давил на газ, из-под капота слышался странный шум, словно бы что-то там подпрыгивало. За ним поднимался широченный шлейф пыли, похожий на хвост койота из галлюциногенного сна. Горы, тем не менее, не приближались, поэтому Эпифанио затормозил и вышел посмотреть, что там с машиной. На первый взгляд все было в порядке. Подвеска, двигатель, аккумулятор, валы. И вдруг от неподвижного автомобиля послышались те же самые стуки. Эпифанио развернулся и открыл багажник. Там лежало тело. Причем связанное по рукам и ногам. Черная тряпка скрывала лицо. Какого хрена? — заорал во сне Эпифанио. Тело-то было — живое, у него поднималась и опускалась грудь — немного сильнее, чем обычно, но поднималась и опускалась; Эпифанио захлопнул багажник, не осмелившись снять тряпку с лица и посмотреть, кто это. Снова сел в машину, газанул, и та прямо прыгнула вперед. Горы впереди истаивали в огне или растворялись, но он все равно ехал к ним.
Этой ночью Лало Кура спал хорошо. Койка казалась слишком мягкой, однако он закрыл глаза, принялся думать о своей новой работе и почти сразу уснул. В Санта-Тереса он был всего один раз: приехал со старушками-травницами на местный рынок. От того раза у него почти не осталось воспоминаний — он был слишком мал. Сегодня тоже не увидел почти ничего. Фонари на ведущей в город дороге, потом темные улицы какого-то района, а потом район с большими домами за утыканными стеклом высокими оградами. А потом еще одно шоссе, которое вело на восток, и какое-то место, судя по звукам, за городом. Он уснул в домике, прилепившемся к сторожке садовника, на койке, которая стояла в углу и, судя по всему, была ничейной. Одеяло воняло застарелым потом. Подушки не было. На койке лежала огромная куча журналов с голыми женщинами и старых газет, все это Лало Кура переложил под кровать. В час ночи заявились двое — им, судя по всему, принадлежали две другие койки. Оба были в костюмах, широких галстуках и сапогах-казаках. Они зажгли свет и принялись рассматривать Лало. Один сказал: да это молокосос какой-то. Не открывая глаз, он принюхался к ним. От них пахло текилой, чилакилем, рисом с молоком и страхом. Потом он уснул, и ему ничего не снилось. На следующее утро обнаружил двух этих чуваков за столом в кухне садовника. Они ели яйца и курили. Он сел рядом и выпил апельсинового сока и черный кофе, есть ему не хотелось. Безопасностью Педро Ренхифо ведал ирландец по имени Пэт, он же всех представил Лало. Типы были не из Санта-Тереса и вообще не отсюда. Самый крупный — из штата Халиско. Другой — из Сьюдад-Хуарес, Чиуауа. Лало посмотрел им в глаза, и они показались ему не головорезами, а трусами. Когда он закончил завтракать, глава службы безопасности отвел его в дальний уголок сада и вручил пистолет «дезерт игл магнум» пятидесятого калибра. И спросил, умеет ли он им пользоваться. Лало ответил, что нет. Безопасник вложил в пистолет семь патронов и отыскал в зарослях сорняков жестяные банки, которые поставил на крышу старой машины без колес. Потом оба начали стрелять. Затем безопасник объяснил, как пистолет заряжается, как ставится на предохранитель и где его нужно носить. Сказал, что работа Лало — обеспечивать безопасность сеньоры Ренхифо, супруги хозяина, и что ему придется работать с двумя типами, которых он уже видел. Еще спросил, знает ли Лало, сколько ему будут платить. Потом сообщил, что платят раз в две недели и что занимается этим лично он и с этим проблем не будет. А еще спросил, как его зовут. Лало Кура, сказал Лало. Ирландец не засмеялся, не покосился недоверчиво и не решил, что над ним подшучивают, — просто записал имя в черную книжечку, которую носил в заднем кармане джинсов, и сообщил, что на этом у него все. Прежде чем уйти, сказал, что его зовут Пэт О’Бэннион.
В сентябре нашли еще одну женщину. Она лежала внутри машины в новом пригороде Буэнависта, что позади района Линдависта. Место было безлюдное. Посреди нарезанных участков торчал лишь дом-образец, там находился офис фирмы, что продавала землю под застройку. Сам пригород протянулся от пустоши к нескольким больным деревцам с выбеленными стволами — единственным растениям, что выжили после уничтожения старинного луга и леса, которых питали здешние грунтовые воды. Люди сюда приезжали в основном по воскресеньям. Целые семьи и предприниматели ходили и смотрели участки, впрочем, без особого энтузиазма: самые интересные уже продали, хотя никто пока не приступил к строительству. По будням время визита назначалось заранее, а после восьми вечера здесь уже никого не оставалось за исключением стаек ребятишек или собак, что спускались из района Майторена и никак не могли отыскать дорогу обратно. Собственно, женщину нашел один из риэлторов. Он приехал к девяти утра в офис и припарковался на своем обычном месте рядом с домом-образцом. А задержавшись на пороге, вдруг заметил другую машину, стоявшую на еще не проданном участке, прямо под возвышенностью, которая до этого ее заслоняла. Поначалу он подумал, что это машина другого риэлтора, но отверг эту идею как абсурдную: ну кто, как вы думаете, будет парковаться так далеко от офиса, если можно встать рядом? Поэтому риэлтор пошел не в офис, а к непонятной машине. Может, это пьяница какой-то, взял и завалился тут спать, или потерявшийся водитель — съезд на южное шоссе-то неподалеку. А может, вообще нетерпеливый покупатель. Однако миновав возвышенность — кстати, прекрасный участок, с хорошим видом и местом, где потом можно сделать бассейн, — он понял, что машина старовата: навряд ли это покупатель. И тут уже решил — точно, пьяница, и едва не повернул назад, но потом увидел, по волосам, что это женщина, и голова ее прислонена к окну машины. Тогда он решил идти дальше. На женщине было белое платье, а вот туфель — не было. Рост — около метра семидесяти. На левой руке три кольца, не золото, так, бижутерия — на указательном, среднем и безымянном. На правой пара вычурных браслетов и два больших перстня с поддельными драгоценными камнями. Судя по протоколу судмедэксперта, ее изнасиловали вагинально и анально, причина смерти — удушение. С собой у нее не оказалась никакого удостоверения личности. Делом занимался судебный полицейский Эрнесто Ортис Ребольедо, который сначала допрашивал дорогих проституток Санта-Тереса — мало ли, может, кто-нибудь из них знал покойную, а потом, когда с дорогими не вышло, принялся за дешевых шлюх; впрочем, что одни, что другие сказали, что никогда ее не видели. Ортис Ребольедо объехал гостиницы и пансионы, даже некоторые мотели в пригородах, задействовал своих информаторов — безрезультатно. Дело быстро закрыли.
В том же сентябре, через две недели после того, как нашли убитую в Буэнависте, обнаружили еще один труп. Он принадлежал Габриэле Морон, восемнадцати лет, застреленной своим бойфрендом, Фелисиано Хосе Сандовалем, двадцати семи лет, оба работали на фабрике «Нип-Мекс». Убийство было совершено, как выяснило следствие, на почве семейной ссоры: Габриэла Морон отказывалась эмигрировать в Соединенные Штаты. Подозреваемый Фелисиано Хосе Сандоваль уже дважды попытал с этим счастья, и оба раза его заворачивала домой американская полиция, — впрочем, желания попробовать в третий раз молодой человек не утратил. Как говорили его друзья, у Сандоваля в Чикаго жили родственники. А вот Габриэла Морон, напротив, никогда не пересекала границу; она нашла работу на «Нип-Мекс», где ее ценило начальство: Габриэлу могли повысить в должности и увеличить зарплату, так что ее интерес попытать удачи в соседней стране стремился к нулю. Несколько дней полиция разыскивала Фелисиано Хосе Сандоваля, и в Санта-Тереса, и в Ломас-де-Поньенте, поселении индейцев-тамаулипеков, откуда он был родом, а также выпустили ордер на арест для соответствующих американских властей, на случай, если подозреваемый все ж таки исполнит свою мечту и окажется в США; зато, как ни странно, не допросили ни одного контрабандиста и перевозчика нелегалов, которые могли бы ему помочь с отъездом. Так или иначе, но дело закрыли.
В октябре на свалке индустриального парка Арсенио Фаррель нашли следующую убитую. Звали ее Марта Навалес Гомес, двадцати лет от роду, ростом метр семьдесят, шатенка с длинными волосами. Она исчезла из дома два дня назад. На ней были халат и плотные колготки, которые родители не опознали как ее вещи. Девушку изнасиловали анально и вагинально, причем множество раз. Причина смерти — удушение. Любопытно было вот что: Марта Навалес Гомес работала на «Айво», японской сборочной фабрике в индустриальном парке Эль-Прогресо, и тем не менее, тело ее нашли в индустриальном парке Арсенио Фаррель, на свалке, куда довольно трудно подъехать на машине, если это не машины для вывоза мусора. Утром ее нашли дети, и уже за полдень, когда забирали труп, к скорой подошла большая группа женщин — посмотреть, вдруг это подруга, приятельница или просто знакомая.
В октябре также нашли труп другой женщины: тело обнаружили в пустыне, в нескольких метрах от шоссе, соединявшего Санта-Тереса с Вильявисьоса. Труп был в стадии довольно сильного разложения и лежал лицом вниз; на убитой были толстовка и штаны из синтетической ткани, в одном из карманов которых нашли удостоверение личности на имя Элса Лус Пинтадо, работавшей в гипермаркете «Дель-Норте». Убийца (или убийцы) не дали себе труда выкопать могилу. Более того, они