не дали себе труда зайти поглубже в пустыню. Проволокли труп несколько метров и бросили его там. Следствие, опросившее сотрудников гипермаркета «Дель-Норте», установило: в последнее время не пропадала ни одна из кассирш или продавщиц; Элса Лус Пинтадо действительно была штатной сотрудницей, однако уже где-то полтора года не работала ни в этом гипермаркете, ни в каком-либо другом гипермаркете той же сети, что довольно часто встречаются на севере штата Сонора; те, кто знал Элсу Лус Пинтадо, описали ее как женщину высокого роста, метр семьдесят два как минимум, в то время как труп, найденный в пустыне, принадлежал женщине ростом от силы метр шестьдесят. Следствие попыталось установить место жительства Элсы Лус Пинтадо в Санта-Тереса, но безрезультатно. Дело вел судебный полицейский Анхель Фернандес. Судмедэкспертиза не смогла установить причину смерти, хотя в отчете размыто намекали на то, что это могло быть удушение; зато экспертиза с уверенностью указала, что труп находился в пустыне не менее семи дней и не более месяца. Через некоторое время к расследованию присоединился судейский Хуан де Дьос Мартинес: он направил в инстанции официальную бумагу с просьбой объявить в розыск без вести пропавшую (во всяком случае, предположительно) Элсу Лус Пинтадо, для чего предполагалось разослать по всем полицейским участкам штата требование искать ее; однако прошение вернулось обратно с вердиктом «не отступать от конкретного расследования».
В середине ноября Андреа Пачеко Мартинес тринадцати лет была похищена на выходе из политехнической средней школы номер 16. Несмотря на то, что улица отнюдь не была безлюдной, никто ничего не видел — за исключением двух подруг Андреи, которые видели, как она идет к черной машине, то ли «перегрино», то ли «спирит», где ее ждал какой-то дядька в черных очках. Возможно, тот сидел в машине не один, но приятельницы Андреи не разглядели из-за тонированных стекол. Этим вечером Андреи не вернулась домой и родители через несколько часов после разговора с ее подругами написали в полицию соответствующее заявление. Делом занималась как судебная полиция, так и муниципальная. Два дня спустя девочку нашли: на теле были явные признаки удушения — была сломана подъязычная кость. Ее насиловали вагинально и анально. На запястьях нашли припухлости, характерные для связывания. Обе лодыжки изранены — видимо, ее связали и по ногам. Тело нашел эмигрант из Сальвадора — оно лежало за школой «Франсиско I», в Мадеро, рядом с районом Аламос. Девушка была полностью одета, причем одежду не раздирали — только на блузке не хватало нескольких пуговиц. В убийстве обвинили все того же сальвадорца: тот провел в подземельях полицейского участка номер 3 две недели, после чего его выпустили. Вышел он оттуда с подорванным здоровьем. Через некоторое время его нелегально перевезли через границу. В Аризоне он заблудился в пустыне, бродил по ней три дня и наконец вышел, полностью обезвоженный, к Патагонии; там его вырвало на земле какого-то ранчо, хозяин которого крепко побил беднягу. Сальвадорец провел день в камере у шерифа, а затем его отправили в больницу, где он мог только мирно скончаться — что, собственно, и сделал.
Двадцатого декабря официально зарегистрировано последнее убийство женщины в 1993 году. Покойной было пятьдесят, и, словно специально противореча некоторым уже раздававшимся боязливым голосам, она умерла в своем доме: труп нашли внутри, а не на пустыре, не на свалке и не в желтых кустах пустыни. Звали ее Фелисидад Хименес Хименес и работала она на фабрике «Мультзоун-Вест». Соседи нашли тело на полу спальни, раздетое вниз от пояса, с воткнутой в вагину деревяшкой. Причиной смерти стали многочисленные ножевые ранения — судмедэксперт насчитал не меньше шестидесяти, — которые ей нанес сын, Эрнесто Луис Кастильо Хименес, с ним она и проживала. Соседи дали показания, что у парнишки случались приступы безумия, с которыми боролись — в зависимости от материального состояния — успокоительными и более серьезными транквилизаторами. Полиция задержала матереубийцу этим же вечером, спустя несколько часов после того, как нашли труп несчастной: тот бродил по темнеющим улицам района Морелос. Он дал признательные показания: написал, что признает себя виновным в убийстве матери безо всякого принуждения со стороны полиции. Также объявил, что Грешник, осквернитель церквей, — это он. Когда его спросили, по какой причине он вогнал матери в вагину деревяшку, безумец сначала ответил, что не знает, а потом, подумав, заявил: это чтобы она прочувствовала. Прочувствовала что? — спросили полицейские, среди которых присутствовали Педро Негрете, Эпифанио Галиндо, Анхель Фернандес, Хуан де Дьос Мартинес и Хосе Маркес. Чтобы она прочувствовала: не надо с ним играть. Потом речь его потеряла связность, и убийцу отправили в городскую больницу. У Фелисидад Хименес Хименес был еще старший сын, но тот давно эмигрировал в Соединенные Штаты. Полиция попыталась с ним связаться, но ни у кого не оказалось актуального адреса. Обыскали дом, но не нашли ни писем этого сына, ни его личных вещей (а те могли бы остаться в доме после отъезда), ни вообще ничего, что могло бы подтвердить его существование. Только две фотографии: на них запечатлена Фелисидад с двумя мальчиками десяти-тринадцати лет — те с очень серьезным видом смотрели в камеру. На другой, более старой, запечатлена все та же Фелисидад с двумя мальчиками: одному всего несколько месяцев (потом он ее убьет, а сейчас смотрит на нее) и второй — лет трех (а это тот, кто эмигрировал в США и более не возвращался в Санта-Тереса). Вернувшись из психбольницы, Эрнесто Луис Кастильо Хименес тут же отправился в городскую тюрьму Санта-Тереса, и там уж разговорился так разговорился. Парень не переносил одиночества и постоянно требовал прислать к нему полицейских или журналистов. Полицейские попытались повесить на него другие нераскрытые убийства. В конце концов, состояние задержанного этому способствовало. Хуан де Дьос Мартинес уверенно заявил, что Кастильо Хименес — не Грешник, и, похоже, убил он только свою мать, но даже это трудно ему предъявить, поскольку, судя по симптомам, он страдает психическим заболеванием. Вот таким было последнее убийство женщины в 1993 году — том самом году, когда начались убийства женщин в мексиканском штате Сонора; тогда его губернатором был бакалавр Хосе Андрес Брисеньо, состоявший в Партии национального действия (ПНД), а мэром Санта-Тереса — бакалавр Хосе Рефухьо де лас Эрас, состоявший в Институциональной революционной партии (ИРП), люди прямые и здравомыслящие, готовые проглотить что угодно, не опасаясь ни ударов судьбы, ни партийных дрязг.
Однако еще до конца 1993 года случилось нечто печальное — и оно не имело никакой связи с убийствами женщин (даже если предположить, что убийства связаны между собой — а это пока не доказано). Лало Кура в то время, как и двое его мрачных коллег, работали, защищая каждый день супругу Педро Ренхифо, которую Лало видел только один раз, и то издалека. Зато он успел познакомиться с другими штатными телохранителями. Некоторые показались ему интересными людьми. Вот взять, к примеру, Пэта О’Бэнниона. Или индейца-яки, который практически всегда молчал. А вот его двое коллег ничего, кроме недоверия, не внушали. У них нечему было учиться. Высокому чуваку (он был из Тихуаны) нравилось вести разговоры о Калифорнии и бабах, с которыми он там познакомился. Он мешал испанские слова с английскими. Еще и врал напропалую, и на эти враки покупался только его коллега (из Сьюдад-Хуареса), который в основном молчал, но полагаться на него вообще не хотелось. Однажды утром, похожим на все другие утра, сеньора повезла детей в школу. Выехали они на двух машинах: одна сеньоры, бледно-зеленый «мерседес», вторая — коричневый джип «Гранд-Чероки», который оставался на углу рядом со школой в течение всего утра с двумя телохранителями внутри. Этих двоих звали «телохранители детишек», на тот же манер, как Лало и двух его товарищей называли «телохранители сеньоры», и все они недотягивали до тех троих, что заботились о безопасности Педро Ренхифо, и вот их звали «телохранители шефа» или «охранники шефа», устанавливая таким образом иерархию не только в отношении обязанностей или зарплаты, но также и в отношении личных качеств: смелости и презрения к собственной жизни. Оставив детей в школе, жена Педро Ренхифо отправилась за покупками. Поначалу она зашла в магазин одежды, затем отправилась за духами, а потом ей взбрело в голову зайти в гости к подружке, которая жила на улице Астрономос, что в районе Мадеро. Почти час Лало Кура и двое телохранителей ждали ее: чувак из Тихуаны внутри, а Лало и чувак из Сьюдад-Хуареса снаружи. Опираясь на брызговики, они стояли и молчали. Когда сеньора вышла (подруга проводила ее до двери), тихуанец выбрался из машины, а Лало и второй мужик выпрямились. По улице ходили люди, не так уж и много, но ходили. Люди направлялись в центр города, по каким-то своим делам, люди готовились к Рождеству, люди выходили из дому за лепешками для обеда. Тротуар был серым, но солнечные лучи, пробивающиеся через ветви деревьев, окрашивали его в голубой, как реку. Жена Педро Ренхифо поцеловалась с подругой и вышла на тротуар. Хуарец тут же открыл перед ней железную калитку. С одной стороны на тротуаре не было никого. С другой к ним неспешно шагали две горничные. Сеньора вышла на улицу, обернулась и что-то сказала подруге, которая так и стояла в дверях. Тут тихуанец напрягся: за двумя горничными шли двое мужчин. Лало Кура поглядел на лицо тихуанца, а потом увидел двоих мужчин и тут же понял: это головорезы, и идут они убивать сеньору Педро Ренхифо. Тихуанец подошел к хуаресцу, который так и держал открытой калитку, и что-то объяснил — то ли словами, то ли жестами. Жена Педро Ренхифо улыбнулась. Подруга ее громко рассмеялась, но смех долетел до Лало Кура словно бы издалека, словно с са´мой вершины холма. Потом он увидел, как хуаресец смотрит на тихуанца: снизу вверх, как свинья на солнце — глаза в глаза. Левой рукой он снял с предохранителя свой «дезерт-игл» и расслышал цокот каблуков жены Педро Ренхифо, которая шла к машине, голоса горничных, те, похоже, задавали исключительно вопросы, — словно бы не разговаривали о том о сем, а только восклицали от изумления, как если бы сообщали друг другу вещи, в которые сами не могли поверить. Им обеим исполнилось самое большее по двадцать лет. На них были охряные юбки и желтые блузки. Подруга сеньоры, стоявшая на пороге своего дома, помахала рукой на прощание; на ней были узкие брюки и зеленый свитер. На жене Педро Ренхифо красовались белый костюм и белые же туфли на высоком каблуке. Лало подумал об одежде жены шефа ровно в тот момент, когда другие два телохранителя бросились бежать вниз по улице. Он хотел заорать: куда, куда несетесь, идиоты сраные! Но у него получилось лишь прошептать — идиоты. Сеньора Педро Ренхифе стояла и ни о чем не догадывалась. Убийцы резко отодвинули горничных в сторону. У одного был автомат узи. Киллер был худой, с темной кожей. У второго, одетого в темный костюм и белую рубашку без галстука, был пистолет, выглядел этот тип как настоящий профессионал. В то же мгновение, как горничных отодвинули, чтобы расчистить пространство для стрельбы, жена Педро Ренхифо почувствовала, что ее хватают за ко