И одна мысль: — что вот-вот, скоро на этой птице я шумно поднимусь в воздух — наполняла меня безграничным счастьем.
— И я буду летать! — кричал я гордо в небо.
Однажды я решил… Встал в четыре часа утра, вывел аэроплан на поле, сел на него, пустил в ход мотор и быстро побежал по земле…
Боже мой! как меня трясло от волнения.
После полуторачасового «рулирования» по полю я, наконец, потянул рычаг на себя, и моя стрекоза первый раз «прыгнула» в воздух.
Широко раскрылись мои глаза, в груди, восторженно замерла улыбка счастья. Стало легко, весело и чуть-чуть жутко от неизведанного ощущения.
Весь этот день я считал себя молодым богом: и как-то не верилось, что на земле еще не решен самый простой вопрос о смысле жизни…
Прошло еще несколько счастливых дней, я сделал еще несколько удачных взлетов и так разгорелся благородным пылом, что не мог удержать себя и, несмотря на ветер и предупреждения товарищей, все-таки рискнул полететь и, конечно, упал и вдребезги разбил свою прекраснейшую птицу.
И, когда с выбитым зубом и расшибленной рукой я поднялся с земли и посмотрел на свою разбитую любовь, у меня до криков больно сжалось сердце и я зарыдал над своим обескрыленным сокровищем.
Нет, мне ни за что не хотелось верить, что это горе еще поправимо. О, это было мое поистине ужаснейшее, невыносимое горе!
Однако, ровно через неделю, к своей безграничной радости, я снова увидел свою возлюбленную птицу во всей красоте и снова счастливо улыбнулся.
Удивительно: мое падение так ободрило меня, так воодушевило, что во мне родилась с этих пор какая-то отчаянная уверенность в своей воздушной судьбе: может быть, это произошло оттого, что я убедился в том (после я еще более убедился в этом), что падать с аэроплана ничуть не страшно и даже напротив — интересно.
Полетав еще некоторое время в Гатчине, я решил предпринять «свадебное путешествие» и с этой целью упаковал свою стрекозу в огромный ящик и поехал с ней в свои края, на Каму, в Нижние Курьи.
Там, на песчаном, золотом берегу Камы, мы с механиком смастерили своеобразный ангар и… я начал медовый месяц со своей возлюбленной птицей.
Вечера были чудесные, тихие. Мотор работал прекрасно. Белой гигантской чайкой я носился над золотыми берегами и над Камой.
Ах, какая это была красивая жизнь! Точно сказка, невероятно-красивая сказка…
Со всех сторон ехали на лодках, на велосипедах, шли целыми толпами ко мне курьинские дачники. Молодые дачницы приносили цветы и обещающие улыбки…
Однажды, как-то после полета, я слез с аэроплана и вдруг увидел перед собой стройную, милую девушку, с огромными, черными глазами, которые ласково смотрели на меня.
Я хотел пройти мимо, но как-то невольно подошел к ней и спросил:
— Вам правится, что я летаю?
Она не сразу, странно ответила:
— Да… но я боюсь за вас. — И она протянула мне цветы.
— Мерси.
— Вы не боитесь смерти?
— Что вы! Я так люблю жизнь, что о смерти никогда не думаю.
— Вот как…
— Да…
Она снова посмотрела на меня своими глубокими, как ночь, черными глазами и тихо спросила:
— Скажите, зачем вы летаете?
— Я люблю летать… Кроме того я люблю свою птицу единственной, огромной любовью…
— Вы это серьезно?
— Серьезно, искренно. Другой любви, более сильной, я никогда не знал и не хочу знать. Земная любовь приносит только страдания…
— Не всегда… — она опустила глаза. — Я уверена, что все-таки земная любовь когда-нибудь победит и вас, как побеждает все…
— О, нет.
— Во всяком случае, ваша единственная любовь к вашей птице, как и в жизни, пройдет и заменится привычкой или даже ремеслом.
— Никогда.
Она протянула мне свою руку и наши глаза как-то странно встретились.
Я спросил:
— Мы еще увидимся?..
Она с тихой улыбкой ответила:
— Затем?.. — и ушла.
Я долго смотрел ей вслед и долго думал о глубине ее, как ночь, черных глаз.
Потом мы еще встречались с ней несколько раз и эти встречи повели к тому, что я решил уехать куда-нибудь подальше, со своей стрекозой.
Медовый месяц кончился. Я упаковал аэроплан и отправил его на юг.
За день до моего отъезда на юг я получил от черных глаз большое письмо, в котором она умоляла, во имя ее — тоже первой любви — не покидать ее и — главное просила никогда не летать больше…
На другой день, перед отходом поезда, я написал ей: «…да и я глубоко люблю вас; и вот, из боязни, что земная любовь победит меня и заставит бросят летать, я уезжаю, потому что не летать не могу, а, летая, я должен быть свободным. Простите…»
Я уехал.
Прожил на юге недели две, потом снова уехал на Каму: невыносимо трудно стало жить без глубины черных глаз…
Не доезжая до места, случайно на станции я купил камскую газету и с ужасом прочитал: «Вчера отравившаяся М. Н. Г. скончалась, оставив странную записку:
«Он знает, что мою жизнь отняла авиация…»
Сейчас же я снова вернулся на юг.
Своей стрекозе я изменил. Стал летать на другом аэроплане «Этрих». Летал часто, долго и бесшабашно.
Тут же сдал экзамен на звание пилота-авиатора.
О, теперь я научился не думать не только о смерти, но и о жизни.
Все равно!..
Только часто за стаканом вина вспоминаю свой медовый месяц со стрекозой на золотом берегу Камы и всячески стараюсь не думать о глубоких, как ночь, черных главах…
И я часто от скуки пою:
Я летаю,
Слез не знаю;
Все на свете
Трын-трава.
Но иногда, во время полетов, в туманном пространстве я вижу перед собой огромные черные глаза и как будто слышу знакомый жуткий шепот:
«Не летай — ты погибнешь…».
Непрерывность тока
Электроискры пронзили вселенную
Электротворчеством вольт
Непрерывностью тока
Песню взяли как в плен мою
Песню-раздоль
Вихревого потока
И понесли электронно
Сквозь извилины мозга
Социального фронта
От Запада до Востока.
Сияй!
Сияй!
Сияй!
Электровзвейностью разом
В высоту беспредельной лазури
Мы из Красной России
Над миром зажигаем Разум —
Электронный Везувий.
Гори!
Гори!
Гори!
Это мы в кумачовую сласть, —
Яркоцветные лугов сенокосцы,
Забираем Человечества власть: —
Потому что все мы —
С-о-л-н-ц-е-н-о-с-ц-ы!
Вавилон фонетики
Браба.
Федерасион фонетик интернасиональ.
Жантиль э ронти.
Травайи, травайи.
Воль-плянэ. Финаль.
Вон труа. Ассэ. Ава.
Сюр ля пляс Исси-ле-Мулажи
Браба.
Э, бьен. Лино.
Оль райт.
Ай стойт. Ай спик.
Уайт.
Ды бокс, эс, вери матч.
Оль райт.
Плиз би сайлянт.
Хатч
Уэлл оф лянд
Браба.
Ди заллен.
Мейн брабехсту.
Шнель шпациерн. Я.
Вас махсту?
Их виль заген. Митте
Их виль глянзен.
Зеер гут. Битте.
Хох.
Бир халль —
«Вейсер беер». Нах
Браба — Изухаллес.
Едите, бибите,
Коллеги алигес,
Посмульта секуля
Покуля, нулля.
Сапиент сат.
Яссо. Пеколя
Эскаль ди. Улля.
Митконе са.
Азу гра.
Пжепрашим. Зутэлнэ.
Ноць швянта
Ноць циха.
Лишть виногрону
По моем окне.
Злегка сен пне.
Бялы бусозы.
Стойён там в жонде
Смутны гловы куземично.
Над водам
Мажон лябэндэ
О гвяздах спадлых
На езёр дно.
Воне ешть земя
Плопон зонже.
Браба.
Ам ниччо миа.
Бель цамборино.
Виа.
Солё биччо тиа.
Кампа рино.
Менч токватто
Элля
Цаппо батто.
Сальто.
Эйт. Браба.
Каяма. Мото. Яу.
Цао.
Яте хоп аваки.
May. Яо.
Хакки. Браба.
Цян-дзы.
О-шан-учао-и.
Шуа-хай-й-ли.
Банзы.
Чин-джао-и.
Браба.
Сайлям маликем.
Ацо. Гяз ай бямь.
Меджи джан когон.
Чэм, чэм. Микем.
Юз хардым урзямь.
Гяюю. Яхши.
Халы Бир май ай себас.
Чобас. Гарэм азадс
Вамзис, Черибан, Саадэт.
Юх ай бял салма.
Браба.
Гамавата апаи оуш
Бгава аши жайи
Амоа
Хивата джоуш
Шкайи
Агуа
Шайма галайн уа.
Юма майи
Вэа аво моа тайн.
Браба.
Айоц.
Пляска букв э-л-е-к-т-р
ЦуваммаПоэма
Провозвестница птица
Полярной Цуваммы
Встречальной Страны
Приливающих дней —
Из Ковчега грядущего
Посланы к вам мы —
Мы — кому жизнь горизонтов
Видней —
Мы поэты любимой Цуваммы.
Цамайра — Цамайра.
В крыловейной Стране
Солнцеутренних песен —
На единственном острове
Среди синих морей —
Наш таинственный взлет
До чудес поднебесен —
До карнавальности звезд-янтарей.
Мы — поэты астральной
Полярной Цуваммы —
Дети острова Радостей
Избавители Злого —
Принесли —
Вольнотворческий дух мудрецам мы —
Верные рыцари Слова —
Путешественники из Цуваммы.
Цамайра — Цамайра
Цамм — цама.
Цамм — цама.
В пламени подвигов
Обвеянные венчально
Поэты Страны Океанской Раздоли —
Грустно поем мы —
Перезвучально,
Изнывая в железной неволе.
А неволя железная —
Слепая привязанность —
Суета ослепленная мелких страстей
И не чует никто —
Что святая обязанность —
Истины слушать из Цуваммы гостей.
Мы прилетели разгадывать тайны,
Создавая вершить
Красоту и людей —
Яркоцветный крылья у нас