– Спасибо, Мэл. Так и назову – «Фрейд Эдж».
– С тебя комиссия.
Мэл опрокидывает остатки текилы. Фух! Она, конечно, пожалеет о том, что допила текилу, но внутри разливается приятное тепло, напиток согревает.
– Это не свадьба, а я не знаю что.
Ей хочется рассказать Фрею о любовном треугольнике, в котором она оказалась целых шесть лет, девять месяцев и две недели назад, но это слишком даже для Фрея. Плюс он может выболтать все Джейку или Купу, чтобы защитить ее.
Рассказать ему, как Валентина плакала в туалете? Нет, не стоит. Лучше помалкивать.
– Лучше помолчу, – говорит она.
Но Мэлори пьяна, и молчать ей трудно.
Дальше происходит и вовсе невероятное. Фрей поворачивает лицо Мэлори к себе и целует ее. Слезает с изгороди, их ноги соприкасаются.
Мэлори хорошо. Так странно целоваться с парнем, которого знаешь с детства. Нет, она подумает об этом завтра, а сейчас ей просто хочется его внимания. И потом, Фрей всегда ей немного нравился: он старше, такой опасный и недосягаемый из-за Купера и Лиланд и оттого еще более загадочный. Он трезв как стеклышко, так что прекрасно понимает, что делает. Выходит, она тоже всегда ему нравилась или прямо сейчас превратилась в объект желания. Так или иначе, это приятно. Мэлори идет за ним в рощицу за восемнадцатой лункой, и они занимаются любовью. Фрей не торопится, медленно и ловко расстегивает ее платье. Сколько у него было подружек невесты, с которыми он вот так развлекался у дерева? Но кое о чем ни он, ни она не подумали: защита. Фрей обещает, что сделает все как надо, но слова не держит.
Когда они возвращаются в зал, музыканты играют «Наконец-то», ту самую мелодию, под которую Мэлори танцевала с Джейком на первой свадьбе у брата. Она ищет его взглядом – он смотрит на них с Фреем. Мэлори поднимает руку и вынимает из волос зеленый лист.
Джейк качает головой, не верит. А может, Мэлори все это выдумала и ей только кажется, что он ревнует и корит ее. Хочется взять его за руку, вывести на танцпол и прошептать: «Да, я только что была с Фреем, но люблю-то я тебя, тебя одного».
Нельзя. Рядом с ним сидит Урсула, покачивает бокал с кусочком льда. Урсула сказала Мэлори, что беременна и, вероятно, не от Джейка, а может, и нет. В любом случае ей не подойти к нему до конца свадьбы.
– Потанцуем? – предлагает Фрей.
– С удовольствием!
Два с половиной месяца спустя, в День труда, Мэлори ждет Джейка в машине на парковке аэропорта. Он садится, не говоря ни слова. Она так же молча заводит мотор.
Сворачивают на безымянную дорогу. Пыль, песок и комья земли летят во все стороны из-под колес «Блейзера». В холодильнике под пленкой дожидаются бургеры, шесть початков кукурузы, четыре спелых помидора, нарезанные и политые оливковым маслом и бальзамическим уксусом, еще кусок бри, крекеры и соус. На прикроватном столике со стороны Джейка, как обычно, лежат книги – «Сезон пчел» Майлы Голдберг и «Слепой убийца» Маргарет Этвуд. Но кое-что изменилось.
Мэлори поворачивает к дому, выключает мотор, смотрит на Джейка и говорит, стараясь казаться веселой:
– Мы дома.
– Урсула беременна. – Джейк боится смотреть ей в глаза, уставился прямо перед собой. – Знаю, я должен был позвонить, но понял, что нужно сказать тебе все лично. Мне показалось, это честно.
Мэлори не знает, удивляться ей или нет. Не стоит, решает она. Ей приятно, что он сказал все как есть. Не придется к этому потом возвращаться.
– Понимаю, – кивает она. – И даже лучше, чем ты думаешь.
– Это как?
– Я тоже беременна.
Часть вторая. Тридцать
О чем мы говорим в 2001-м? Вторник, утро, безоблачное небо. В 8:46 самолет авиакомпании «Американ Эйрлайнз», вылетевший из Бостона в Лос-Анджелес, врезается в Северную башню Всемирного торгового центра. Другой самолет врезается в Южную башню в 9:03. В 9:37 здание Пентагона таранит самолет, следующий из Вашингтона в Лос-Анджелес. В 10:03 на поле под Шанксвиллом, штат Пенсильвания, терпит крушение рейс «Юнайтед Флайт 93», взявший курс на Сан-Франциско. Две тысячи девятьсот девяносто шесть человек погибли. Страна раздавлена горем. Впервые с 1941-го, со времен Перл-Харбора, американцев атакуют на их родине. Мужчина в летнем деловом костюме синего цвета выпрыгивает из окна на сто третьем этаже. Шеф-повар из Эль-Сальвадора опаздывает на смену в «Окна в мир» и видит, как в небе вспыхивает пламя, как верхушка здания, всего на шесть этажей ниже его ресторана, взрывается. Офис компании «Кантор Фицджеральд». Президент Буш в бункере. Беременная вдова героя говорит: «Поехали!» Самолет, разбившийся в Пенсильвании, держал курс на Капитолий. В мире говорят: «На Америку напали». В Америке говорят: «На Нью-Йорк напали». В Нью-Йорке говорят: «На центр напали». По телевидению транслируют благотворительный концерт под лозунгом «Америка. Дань памяти героям». Goo Goo Dolls и Limp Bizkit исполняют песню Wish You Were Here. По голосовой почте приходят сообщения от погибших. Спасатели бегут вверх по лестнице, пострадавшие – вниз. По Манхэттену расклеены флаеры: «Пропал такой-то». Дата, которую террористы выбрали из-за прекрасной погоды, приобретает пугающее значение. 9/11. Мы все будем называть этот день просто «девять-одиннадцать».
Если что-то и заботило нас до этого дня в 2001-м, после все утратило смысл, став частью одной большой утраты.
Урсула наслаждается материнством.
И это удивляет ее саму намного больше, чем остальных. Беременность проходила тяжело. Все, что могло пойти не так, пошло не так: сильнейший токсикоз, синдром запястного канала, гестационный диабет, на седьмом месяце предлежание плаценты. Остаток срока она провела в постели на сохранении.
На работе новость о том, что она ложится на сохранение, восприняли без энтузиазма. Хэнк Сильвер поступил предсказуемо: заявился к ним в дом и предложил ей сменить приоритеты. Не добиваться статуса партнера, а перейти на полставки. Или снова стать помощником. На подхвате, так сказать.
– Я беременна, но я не инвалид. – Урсула была тверда как кремень. – Хэнк, ты же меня знаешь. Я закончу это дело даже в постели. Ребенок родится, я смогу работать в два раза больше и стану партнером в этом году. Я поставила эту цель с первого дня в твоей фирме. Я не отступлюсь.
Хэнк старался выбирать выражения. Еще не хватало, чтобы она засудила его за дискриминацию по половому признаку. У самого Хэнка пятеро детей, и он прекрасно понимает: с их появлением жизнь кардинально меняется. Для родителей нет ничего важнее. Урсула скоро это поймет.
– Как скажешь. – Он кивает с кислой миной. – Просто имей в виду: если со временем что-то изменится, никто не будет тебя упрекать.
В самом деле? Очень мило! Урсула замечает, как меняется отношение коллег с ходом ее беременности. Как-то раз она услышала, как двое мужчин в офисе назвали ее бабой с яйцами, и ей это польстило. Но сейчас идеально скроенные костюмы и острые каблуки пылятся в шкафу. Урсула округлилась, стала мягче, у нее набухла грудь, а из обуви налезают только балетки от Сальваторе Феррагамо, хотя ноги отекают даже в них. Под столом она скидывает туфли и незаметно потирает распухшие пальцы.
Стоило Урсуле объявить, что она беременна, как коллеги начинают ставить под сомнение ее решения, обсуждать ее за спиной, даже ассистенты перешептываются о ней. Она не может поверить, что стереотипы оживают у нее на глазах.
Ей хотелось прибить Хэнка. Он так гордится достижениями своих детей. Сквош, подумать только. Но никто не шептался у него за спиной, когда эти самые дети появлялись на свет. Потому что Хэнк мужчина. Дома детьми занимается жена. Был бы он холост, приехала бы его мать, сестра, домработница, появилась бы армия нянь и прислуги. Никому и в голову не пришло бы обвинять его: нечего, мол, перекладывать воспитание детей на других. И плохим отцом его точно бы не назвали, и перейти на полставки не предложили бы, не говоря уже о том, чтобы спуститься по карьерной лестнице на ступеньку помощника.
Поразительно, но кое-что тревожило Урсулу куда больше, чем карьера и дискриминация.
Кто отец ребенка?
Они с Джейком сделали все анализы, какие требовались: прошли два УЗИ, скрининг для выявления синдрома Дауна, сдали кровь на резус-фактор и генетические отклонения. Но ни один анализ не дал ответа на главный для нее вопрос.
Джейк или Андерс?
Что-то большее, чем симпатия, зародилось между Урсулой и Андерсом Йоргенсеном еще в Лас-Вегасе, но тогда они не переступили черту. Все случилось в Лаббоке. Вот где делать после работы было совершенно нечего, разве что пить в баре при гостинице. Этот бар и назывался подходяще – «Импульс». Оказавшись там в первый раз, Урсула заказала бокал шампанского, а ей принесли просекко со вкусом яблочного леденца «Джолли ранчер». Пришлось перейти на водку с содовой; к счастью, нормальная водка в баре имелась. Урсула могла выпить десять шотов за вечер. Напиток оказался достаточно крепким: уже и уличная жара не так чувствуется, да и бар кажется не таким убогим.
Удивительно не то, что Урсула переспала с Андерсом. Удивительно, как долго она этого ждала. Ее избранник – высокий широкоплечий блондин, настоящий викинг. В прямом смысле: он потомок викингов. Ум под стать внешности и физической силе: Андерс проявлял смекалку на переговорах и безупречно выполнял свои обязанности. Он заставлял Урсулу работать больше и лучше, вдохновлял ее. Когда он был рядом, она чувствовала прилив сил. Она производила на него впечатление? Да, Урсула видела, что да. Это действовало как наркотик: без его внимания она уже не могла обходиться.
А как же Джейк?
Пока Урсула потягивала бодрящий цитрусовый коктейль на основе водки с содовой, Джейк ждал ее дома в Вашингтоне. Играл в компьютерные игры – вместо того чтобы искать работу. По ее мнению, делал все, чтобы совсем скоро стать таким же интересным и влиятельным, как яйцо всмятку. Но Урсула – католичка, ей с малолетства прививали понятие о чести. Она не ветреная.