Однако Дёниц уже понял, что не удастся капитулировать только перед западными союзниками. Поэтому он попытался достичь той же цели, по очереди сдавая немецкие армии и группы армий высшему командованию союзных экспедиционных сил на Западе и продолжая сражаться на Востоке.
В то утро завершалась эпопея с шекспировскими страстями – по поводу капитуляции немцев в Италии.
В 1.15 ночи Кессельринг приказал арестовать Фитингофа, Рёттигера, Швайница и других офицеров, участвовавших в подготовке и подписании акта о капитуляции. Вольф в их число не попал, поскольку как командующий войсками СС формально не подчинялся Кессельрингу.
В Казерту от Вольфа пришло сообщение, содержание которого находим у Аллена Даллеса: «Там содержалось потрясающее известие о том, что Фитингоф был отстранен от командования Кессельрингом. Однако там также сообщалось, что генералы Герр и Лемельзен, командующие 10-й и 14-й германскими армиями, которые входят в состав группы армий «С» под командованием Фитингофа, генерал люфтваффе фон Поль и сам Вольф отдали приказы своим частям прекратить враждебные действия в обговоренное время – 14.00. Как только это произошло, сообщал в послании Вольф, Кессельринг приказал арестовать всех сдавшихся генералов. В связи с этим Вольф просил Александера выбросить в районе Больцано парашютный десант союзников для защиты тех, кто капитулировал».
Капитулянтов спас не английский десант, которого не было. Вольф связался с Кессельрингом. «Он обвинил Вольфа и его соратников в военном мятеже. Вольф вновь начал просить Кессельринга присоединиться к войскам и дать добро на капитуляцию. Это был длинный телефонный разговор. Он продолжался с двух часов ночи до четырех часов утра». Решающий довод Вольфа прозвучал так:
– И это не просто военная капитуляция с целью избежать дальнейших разрушений и кровопролития. Прекращение огня сейчас даст англо-американцам возможность остановить продвижение русских на запад, противостоять угрозе захвата Триеста войсками Тито и восстанию коммунистов, которые пытаются установить советскую республику в Северной Италии. Поскольку смерть фюрера освободила вас от вашей клятвы на верность, я умоляю вас, как высшего командира во всем Альпийском регионе, искренне и с величайшим чувством повиновения, дать задним числом вашу санкцию на самостоятельные действия, к которым нас подтолкнула наша совесть.
В 4 утра 2 мая разговор между Вольфом и Кессельрингом закончился обещанием последнего сообщить свое окончательное решение в течение получаса. Вскоре после половины пятого Вольфу позвонил генерал Шульц и передал вердикт Кессельринга. Уверен, согласованный с Дёницем.
Кессельринг одобрил капитуляцию и отозвал приказы на арест Фитингофа и КО. Фон Фитингоф из заточения вернулся назад в Больцано на пост главнокомандующего группой войск, которой оставалось жить несколько часов.
Фон Типпельскирх подтверждал: «Кессельринг рано утром 2 мая после некоторых колебаний также дал постфактум свое согласие на капитуляцию и вернул Фитингофа и его начальника штаба на их должности, ибо в глазах противника только они были полномочными представителями немецкой стороны…
Капитуляция армий проходила в достойной форме с широким привлечением бывших немецких военачальников. Большим удовлетворением для немецких солдат и офицеров явилось и то, что итальянцы стихийно проявляли по отношению к немцам свои дружеские чувства и даже сердечность».
Генерал-фельдмаршал Кейтель утверждает, что им, Йодлем и другими военачальниками «владела только одна мысль: как можно скорее прекратить войну, пока еще возможно оставить Восточную Пруссию и спасти как можно большую часть войск, сражавшихся на Востоке… В таком намерении нас укрепила полученная Дёницем… в нашем присутствии длинная телеграмма фельдмаршала Кессельринга, в которой тот сообщал об уже произведенной им капитуляции группы армий “Италия”… С этим известием рано утром 2 мая я снова приехал к Дёницу в Плён… Поскольку помещений в Плёне не хватало, а надо было восстановить полную работоспособность высшего командования, Дёниц решил перенести резиденцию верховного руководства в Фленсбург».
В дневник Генерального штаба немецких сухопутных войск было тогда записано: «Для высшего командования с сегодняшнего дня основной линией действий стал принцип: спасение возможно большего числа немцев от захвата в плен советскими войсками и переговоры с западными союзниками». В этот день немцы в массовом порядке стали сдаваться англичанам и американцам.
Впрочем, ситуация заметно различалась для отдельных регионов и групп войск.
В результате капитуляции в Италии безвыходное положение сложилось для немецких войск, находившихся севернее итальянской границы. Эйзенхауэр писал: «2 мая немецкий командующий запросил назвать ему союзного командующего, к которому он должен обратиться, чтобы договориться о сдаче в плен, и ему подсказали, чтобы он обратился к генералу Деверсу. Немца предупредили, что принята будет только безоговорочная капитуляция. Эта вражеская группировка была известна как группа армий «G» в составе 1-й и 19-й немецких армий». Они сдадутся через несколько дней.
Войска фельдмаршала Монтгомери 2 мая заняли Любек, перекрыв сухопутное сообщение с Данией. Как считалось, своим героическим наступлением Монтгомери всего на 12 часов опередил русских, которые в противном случае сами бы оккупировали Данию. Откуда в западной литературе появилось мнение, будто у Сталина были планы захвата Дании, сказать не берусь. Мне об этом ничего не известно. После этого на севере немцы стали искать возможность выгодно капитулировать. «Днем 2 мая генерал Блюментритт, командующий всеми сухопутными силами Германии от Балтийского моря до реки Везер, прислал в штаб 2-й армии сообщение, гласившее, что на следующее утро он приедет с предложением о капитуляции своих войск, – писал Монтгомери. – Он так и не появился, но вместо этого прислал радиограмму, что переговоры должны идти на более высоком уровне».
Типпельскирх подробно объяснял возникшую общую диспозицию германских войск: «Группа армий “Висла” к утру 2 мая, сохранив свой фронт, отходила на запад, когда группа армий Монтгомери, захватившая еще в предшествующие дни плацдармы на почти не оборонявшейся немецкими войсками Эльбе, перешла в наступление в направлении Балтийского побережья и провинции Шлезвиг-Гольштейн…
В тот же день командующие обеими армиями – 21-й и 3-й танковой, не дожидаясь начала переговоров о повсеместном прекращении огня, установили личный контакт с американцами и добились того, что их повернутые фронтом против русских войска получили право, сложив оружие в ходе дальнейшего отступления, перейти через линию фронта американцев. Обе армии были спасены от безоговорочной капитуляции на поле боя…
У командиров соединений в районе Гамбурга не было подобных забот. Поддержанные последними вылетами немецкой авиации, они оказали еще кратковременное ожесточенное сопротивление форсировавшим Эльбу в районе Лауэнбурга англичанам, но затем… прекратили почти всякое сопротивление. Гамбург благодаря своевременно начатым переговорам… был без боя занят англичанами…
Совершенно иным было положение 12-й армии южнее Потсдама… Осложняющим моментом было то, что американцы стояли за такой водной преградой, как Эльба, форсирование которой следовало не только организовать технически, но и согласовать с американцами… 2 мая 12-я армия, прикрываясь арьергардами, все время самоотверженно сдерживающими преследующих их по пятам русских, начала отступление… Пока походные колонны выходили на Эльбу, штаб армии вошел в переговоры с американцами в районе Стендаля. Он просил разрешения о переправе через Эльбу всей армии, включая также вольнонаемный состав и взятых ею под защиту беженцев».
Совсем по-другому складывалась ситуация в Чехословакии. Ее очень точно характеризовал Иван Степанович Конев, которому предстояло брать Прагу: «2 мая преемники Гитлера подсчитали, что группировка Шёрнера не менее трех недель сможет удерживать за собой территорию Чехословакии. Но сам Дёниц настаивал на том, чтобы Шёрнер начал немедленный отвод войск к юго-западу – там будет легче потом сдаваться в плен американцам. Кейтель и Йодль возражали, что, как только группа армий “Центр” начнет отходить, она будет смята и развалится под ударами советских войск.
Рассуждение, я бы сказал, не лишенное здравого смысла. Если бы Шёрнер… поспешно сорвал свои войска с обжитых позиций, они, несомненно, были бы смяты нами в ходе преследования, и им едва ли удалось бы улизнуть в американскую зону.
Вызванный в резиденцию Дёница начальник штаба Шёрнера генерал Нацмер доложил мнение своего командующего о нецелесообразности отхода войск с хорошо укрепленных позиций, опиравшихся на Судетские и Рудные горы и в значительной мере на старые чехословацкие укрепления, построенные еще перед войной…
Что касается наших союзников, то именно в это время Черчилль дал фельдмаршалу Монтгомери свое печально знаменитое и теперь уже широко известное указание “тщательно собирать германское оружие и складывать так, чтобы его легче можно было снова раздать германским солдатам, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжалось”».
Из Фленсбурга граф Шверин фон Крозиг, которому Карл Дёниц только что поручил возглавить правительство, обратился с воззванием к немецкому народу. Там были такие слова:
– На Востоке за «железным занавесом», скрытая от глаз всего мира, продолжается работа по разрушению, и она неуклонно движется вперед…
Почему-то принято считать, что авторство термина «железный занавес» принадлежит Уинстону Черчиллю, который обессмертил это словосочетание в своей знаменитой Фултонской речи в 1946 году. Как видим, у Черчилля были предшественники. Заметим, что и фон Крозиг не был оригинален. До него понятием «железный занавес» охотно оперировал Йозеф Геббельс.
Третьего мая выступление Шверина фон Крозига было полностью опубликовано в лондонской «Таймс».
Сталин 2 мая ответил на послание Черчилля от 27 апреля, поддержанное Трумэном, о процедуре оккупации Германии и Франции. Генсек хорошо понял общий замысел Черчилля, который желал оставить советские войска как можно дальше к востоку, и согласился лишь на координацию действий своего военного командования при соприкосновении с войсками союзников, проигнорировав все остальные предложения партнеров. Ответ ушел сразу и в Лондон, и в Вашингтон: «Советское Главнокомандование дало указание, чтобы при встрече советских войск с союзными войсками Советское Командование немедленно устанавливало связь с Командованием американских и английских войск и чтобы они по договоренности между собою: 1) определяли временную тактическую разграничительную линию и 2) принимали меры к подавлению в пределах своей временной разграничительной линии любого сопротивления немецких войск».