Он поворачивается к нам. Невысокий, суровый мужчина. Между густых бровей пролегает складка — он вечно хмурится. Неспешным и показательно ленивым шагом он идет к нам, только я чувствую, что он в ярости. Я научилась это понимать за то время, пока жила с ним. Считывать настроение по малейшим жестам, по мимике, походке и тону. Лишь бы не мешаться, не вызвать гнев лишний раз, не расстраивать и быть удобной.
Моя душа словно раскалывается на две части: одной из них я снова чувствую себя маленькой Дианой. Снова в груди собирается колючий комок тревоги. И снова тоскливая надежда, что это просто я неправильная, а семья у нас очень хорошая. Я слишком мнительная, слишком требовательная. На самом деле меня любят. Просто немного по-другому. А я все порчу своими мыслями и поведением.
— Мирослав где? — тихо и зло интересуется отец, приблизившись. Я выдыхаю. Он не смотрит на меня. Только на Рустама, пока я безуспешно пытаюсь найти в его взгляде хоть каплю заинтересованности именно во мне.
Нет, дьявол. Мне стоит прекратить надеяться, что однажды он поймет свои ошибки. Вспомнит, что я его дочь, раскается и попытается наладить отношения. Слова «возвращайся домой, Ди, мы тебя очень ждем и скучаем» никогда не прозвучат.
— Спроси у своей дочери, — с усмешкой отвечает Рустам. Он его не боится. Это так странно. Я привыкла, что перед папой все лебезят и стараются аккуратнее подбирать выражения. Даже те, кто старше, но Рустаму будто бы глубоко плевать.
— Садаев, — с угрозой произносит отец, делая шаг вперед, — не зарывайся. Дури в тебе дохера. Ума вот пока нихера. Не того пытаешься за хвост укусить. Дочери у меня нет. Сын мой где?
— Мирослав сегодня будет моим свидетелем, — медленно произношу я вместо Рустама. Я понимаю, что в моем взгляде появляется плохо скрытая неприязнь и отец ее увидит, если обратит на меня внимание. Удивительно — он вправду переводит на меня взгляд, и я продолжаю, — если у тебя нет дочери, зачем тогда приехал на мою свадьбу?
— Закрой свой рот, — обрывает он меня, — можешь сказать своему мужу, что он берет в жены нищую девку без роду и племени. В завещании твоего имени нет. Допрыгалась. А его сородичам этот факт важен. Останешься жить на теплотрассе однажды.
— Ты оскорбляешь мою жену, — неожиданно произносит Рустам, и в голосе я слышу очень холодные и стальные нотки, — а значит, оскорбляешь и меня.
Я яростно выдираю руку из ладони Рустама и подхожу к отцу. Наклоняюсь к его уху и шепчу, едва сдерживаясь, чтобы не закричать:
— Тогда, папа, ты сам разберешься, что делать с пистолетом, из которого ты убил брата Рустама. И который сейчас уехал на экспертизу. Хорошего тебе дня.
Резко развернувшись, я ухожу, оставив их наедине.
— А ну сюда иди! — рычит отец, но я уже убегаю, чтобы его не слышать. Слез нет. Только в груди словно рвется какая-то ниточка. Больно и тихо. Сложно смириться с таким отношением. Мне, как воздух, была нужна родительская любовь. Но ее у меня никогда не будет.
— Простите, — я извиняюсь, едва не налетев на очередную журналистку. Перед лицом появляется диктофон и девушка радостно меня спрашивает:
— Можно ваш комментарий для нашего журнала?
— Можно, — соглашаюсь милостиво я, — я безумно счастлива. Это самый лучший день в моей жизни. Это все. Хорошего вам дня.
«Хорошего вам дня» — второй раз говорю эту фразу. Несмотря на тьму внутри, я, вроде как, пытаюсь пожелать добра людям вокруг. Пусть хоть у них будет хороший день.
С болью возвращаются и воспоминания. Как я неуверенно улыбаюсь своим родителям, не понимаю, как правильно себя вести с людьми, которые вроде бы тебе родные, только видела ты настолько редко, что успела забыть их голоса и внешность.
«Бабушка скоро вернется?»
«Бабушке плохо. Она лечится в больнице»
И тревога, которая не дает заснуть ночью. Неловкость, когда я сталкиваюсь с братом, который недоверчиво рассматривает меня и спрашивает, почему я с ними не живу. Почему? Этот вопрос вводит меня в ступор. Никогда не задумывалась. Потому что так надо? Мои одноклассники живут с родителями, ну а у меня просто вот такая семья. Странно, но ведь так бывает?
— Что ты ему сказала? — на плечо ложится тяжелая рука, заставляя немного притормозить и не нестись непонятно куда. Я оборачиваюсь. Рустам смотрит на меня тяжелым взглядом, словно пытаясь пробраться под самую кожу. Видимо, мои последние слова взбесили отца. И Рустам это заметил. Заметил он и отношение отца ко мне. Этого он точно не ожидал. Подозревал, небось, что отец будет беспокоиться за свою дочку, но вместо этого увидел полный холод и равнодушие.
Садаев, видимо, понимает мою заминку и усмехается.
— Да, мать твою, принцесска. Ты, оказывается, не любимая дочка отца. Его парит только твой хилый брат. Охренительное открытие. Я начинаю понимать, какого хера у тебя уже несколько лет отстойно подделанные документы, из-за которых тебя не нашли в первые пять минут. И почему поиски твоего папаши замяли спустя год после исчезновения его типа любимой принцессы. Ты ему просто нахер не упала. Да?
Я отвожу взгляд. Двери впереди открываются, и я вижу в зале, где должно пройти наше бракосочетание, брата. Он стоит, опустив голову вниз и глядя в пол. Сцепив руки в замок, в окружении нескольких крепких ребят. Со стороны это не выглядит странным, если не знать, что моего брата удерживают силой. Все смотрится… обычно. Садаевским псам удается вести себя расслабленно и естественно, производить впечатление просто большой компании, которая пришла на свадьбу друга.
— Я тебе все расскажу, если сдержишь свое обещание и отпустишь после свадьбы моего брата, — произношу я, а Рустам неожиданно смеется. Громогласно. Чисто мужским, грубым смехом, отчего я вздрагиваю.
— Теперь уже вряд ли, принцесска, — констатирует он, а я ахаю, — херовый обмен выходит. Ненужная дочь останется у меня, а любимый сын отправится к папочке?
— Ты… обещал! — шиплю я, вцепляясь ногтями ему в руку. Рустам стряхивает ее небрежно, и перехватывает меня за запястье.
— Пока я не выясню, какого хера происходит — он не получит свободу, — хмыкает он, прожигая меня взглядом, — можешь не говорить мне «да». Верну тебя с позором обратно отцу. А твой эльф останется у меня в заложниках. Только тебе тогда, судя по всему, звездец придет, принцесска. Я угадал?
— Значит, ты хотел свадьбой всего лишь надавить на моего папу, да? — приподнимаю я брови, — ты солгал, что женишься на мне только из-за детей?
— Не солгал, — медленно отвечает Рустам, — но я ненавижу, когда меня наебывают, принцесса. Просто терпеть не могу. А ты именно этим и занималась все время.
Он сжимает руку на моем запястье. До слез. И дергает за собой, закончив разговор.
Эпизод 33
Я никогда себя не чувствовала уверенно под прицелами фотокамер. Были на это причины — меня выводили «в люди» всего два раза в жизни. Сейчас я и вовсе ощущаю себя рыбкой в аквариуме, который отключили от кислорода — все вокруг пялятся, даже не подозревая, что мне скоро конец. Барахтаюсь я забавно.
Ноги в туфлях быстро устают. Пальцы начинают ныть от высоких каблуков. Я поздно понимаю, что стоило идти в кедах и плевать на мой вид. Вся эта церемония продлится еще какое-то время, и я, похоже, успею взвыть от дискомфорта.
Брат поднимает на меня взгляд, когда мы с Рустамом заходим в зал для торжественного бракосочетания. Все вокруг начинают аплодировать, а я едва улыбаюсь Мирославу. Я не пытаюсь его ободрить, или успокоить — короткий обмен едва заметной улыбкой значит намного большее для нас двоих. Я словно говорю ему — «мы связаны. Ни один человек в мире это не разрушит. Мы выберемся».
Лицо брата бледное, и на лбу я замечаю маленькие капельки пота. Он волнуется, а значит, у него скоро может случиться приступ астмы. Я растерянно рассматриваю его одежду, надеясь увидеть где-нибудь ингалятор — в руке, в кармане, но нет… на нем футболка и достаточно тесные джинсы. Мирослав худой, любая бы вещь в кармане сразу бы была заметна. Остается надеяться, что ингалятор у этих горилл, которые трутся возле него.
Аплодисменты стихают. Повисает почти полная тишина. Только периодически кто-то покашливает. Всё. Начинается официальная часть. Последние минуты моей хотя бы формально свободной жизни. Сегодня Садаев получит меня с потрохами. По документам.
Дурацкая торжественная речь про прекрасный день, в котором соединятся на века два сердца. Про детей. Про ценность семьи. Про заботу и трепетные отношения. Глупый фарс для журналистов. Я играю свою роль до конца — стою, скромно опустив взгляд в пол. С каждым словом регистратора в груди расцветает буря.
Наверное, мне дает силы ярость — она разливается с кровью по венам. Я чувствую, как мне становится легче. Легче поднять голову, легче выпрямиться и выдохнуть горячий воздух из легких, наполняя все вокруг мыслью «я не сдамся. Никогда больше не опущу при Садаеве взгляд. Никогда не стану покорной и тихой. Мадина права — не только я сегодня потеряю свободу. Он станет моим мужем. Это меняет многое»
— Принцесска, — отрывает меня от мыслей голос и я, моргнув, кошусь на Рустама. Он кивает на регистратора. Светленькая женщина, улыбаясь, держит в руках папку и с умилением смотрит на меня.
— Невеста витает в облаках от волнения, — шутит она, — повторяю еще раз вопрос: Готовы ли вы не только создать дружную и крепкую семью, но и сберечь ее и дать достойное воспитание вашим будущим детям? Прошу ответить вас, невеста.
Горло перехватывает от волнения. Всего лишь одно слово. Отступать уже некуда. Я в белом платье, за мной наблюдают десятки журналистов. Отец стоит где-то тут. Брат смотрит. Столько людей вокруг и ни один не сможет мне помочь. Даже если я закричу, что нет, не согласна на этот брак.
Мне придется шагнуть в пропасть на потеху этой толпе.
— Да, — выдыхаю я это самое слово. Голос звучит, как шелест листвы. Тихо и едва слышно, — готова.