— Спасите!! — кричу я изо всех сил. Не выходит — от страха только хрип вырывается из горла. Рустам, господи, душу тебе продам, если ты вернешься. Если спасешь меня от этого психа. Два Гелика стоят неподалеку, но никто из них не выходит, чтобы помочь мне. Почему? Ответ прост — вон Рустам, его рубашка мелькает недалеко от горящей машины. И еще четверо с ним. Он думает, что уничтожил всех врагов, но это не так.
Мне надо спасаться самой. Или сейчас в мою спину вонзится нож.
Удар и крик позади разрывают воздух. Платье отпускают, и я растерянно поворачиваюсь. Лысого избивает об машину маньяк. Удар. Еще один. Потом кулаком. Полное сумасшествие. Лысый выворачивается — на лице у него маска из крови, и после чего бьет маньяка ножом.
Я отчаянно кричу. До тех пор, пока нож со звоном не падает на асфальт, а лысый не падает на капот машины с заломанной рукой.
— Живучая мразь, — рычит маньяк. Его лицо кривится от боли. На боку расцветает алое пятно и растет, растет, растёт… дуло оружия появляется у затылка лысого, — колись давай, кто нанял?
— Пошел ты, — сплевывает на машину кровью этот урод, — сдохни. Сука. Скоро сдохнешь.
Я понимаю — маньяк действительно долго не продержится. Это ясно по его состоянию. Ему уже трудно удерживать лысого на месте. Еще полминуты — и тот вырвется. Нам двоим придет конец.
— Я знаю, кто его нанял, — вырывается у меня. Маньяк поднимает взгляд. Во рту все пересыхает и снова горчит — все потому, что я понимаю: это конец. Не моя свадьба поставила точку на прежней жизни. Как ни странно. Я сейчас это сделаю своими словами, — мой отец нанял его. Можешь не допрашивать и покончить со всем этим.
Странная усмешка появляется на лице маньяка.
— Закрой глазки, цыпа. Не надо смотреть, — произносит он, а я просто отворачиваюсь. Спустя секунду звучит глухой выстрел. «Как Садаев будет объяснять полиции труп с огнестрельным ранением и перестрелку?» — только и думаю я. Жалости к этим людям у меня нет. В груди словно черная дыра образовалась, которая ноет и пожирает все хорошее, что во мне было. Я едва не погибла, а вместе со мной и будущие дети оказались в опасности.
Что хуже всего — это дело рук моего отца. Родного человека. Неужели у него ничего в груди не екнуло, когда он посылал этих убийц за нами? Я же его дочь. Как можно быть настолько жестоким?
Я поднимаюсь с асфальта. Ноги дрожат и почти не держат. Чертовы лодочки на каблуке все еще больше осложняют — меня мотыляет из стороны в сторону, и я, разозлившись, просто сбрасываю их, оставшись босиком.
Маньяк стоит и тяжело дышит, прислонившись к машине бедром. Кровь уже испачкала его джинсы, а не только футболку. Я медленно подхожу ближе, стараясь не наступить на осколки.
— Как ты тут оказался? — спрашиваю я и слышу хмык в ответ.
— Цыпа, я тут и был. Ехал за вами.
— Долго ты бежал спасать меня…
— Десять секунд? Я уже шел к твоей машине, когда этот тип появился поблизости. Ты как себя чувствуешь?
Я осторожно пожимаю плечом. Тогда для меня эти десять секунд растянулись безумно. Будто бы я час боролась. И разговаривала с лысым.
— Я нормально. А тебе бы в больницу срочно, — произношу я, — у меня нет телефона, поэтому позвони в скорую, если сможешь. Или скажи, где твой мобильный. Я сама это сделаю.
Я осторожно беру край футболки маньяка и задираю его, чтобы оценить глубину раны. Мимоходом отмечаю, что мышцы у него крутые. Рельеф четкий. Только та часть тела, которую я успела увидеть — покрыта страшными шрамами, словно он пережил что-то жуткое, вроде автокатастрофы. Не могу даже представить, где еще можно получить такое.
Бок маньяку вспороли здорово, но, судя по ране, нож глубоко не вошел.
— Цыпа, — маньяк неожиданно убирает мою руку. Мы с ним пересекаемся взглядами, — заканчивай это.
— Что? — растерянно произношу я. Он кивает мне за плечо.
— Муж твой идет.
Я отпускаю край футболки и убираю руку.
— Я всего лишь посмотреть рану хотела, — почему-то оправдываюсь я, и в ответ получаю кривую ухмылку.
— Аккуратнее с таким. Мне одного ножевого хватает, цыпа, — бросает маньяк и тут же переводит тему, обращаясь к Рустаму. Чувствую спиной, как тот подошел. А спустя мгновение на плечо ложится тяжелая рука, разворачивая меня, — можешь не доставать трупики из той тачки и не звать некромантов. Твою смерть заказал отец Дианы. Вот этот, — кивок на труп, — сам ей сказал.
Сердце замирает, когда после этих слов Рустам опускает на меня взгляд. Мне ведь нечего бояться? Меня тоже хотели убить за компанию. Я не должна отвечать за грех своего отца. Уверяю себя в этом, но все равно от взгляда Рустама страшно.
— Заштопайся, — произносит он. Видимо, маньяку. Вряд ли он меня просит зашить порванное платье, — мы твою тачку одолжим.
— Ага, — криво усмехается тот, поднимает оружие в руке и щелкает предохранителем, а потом, перевернув его, протягивает Рустаму. Я хмурюсь. Пистолет смутно напоминает тот, который я… Я не успеваю даже додумать мысль, как слышу ироничный вопрос, — узнала, Диана?
Дьявол. Медленно и неуверенно качаю головой в ответ, хотя, это полная ложь. Узнала. Тот самый пистолет, который перевернул мою жизнь. Случайно попавший ко мне.
— Результаты экспертизы у меня в машине, — добивает меня маньяк и я растерянно смотрю на него. Он дарит мне снова странную усмешку. Едва заметную. Мимолетную, — подарок на свадьбу. Хорошего вечера, новобрачные.
Эпизод 35
Когда мы с Рустамом уходим, я поворачиваюсь на секунду и одними губами посылаю маньяку прощальное «Ненавижу тебя!». Это была очень издевательская фраза про «свадебный подарок». В ответ эта сволочь посылает мне воздушный поцелуй одними губами. Я быстро отворачиваюсь.
Мы садимся в машину, и Садаев первым же делом забирает папку с заднего сиденья. После чего блокирует двери. Пистолет кладет рядом с собой и я передергиваюсь от неприятных мурашек. Ожидание — самое жуткое в моей ситуации. Рустам сильно неспешно открывает папку, и принимается читать.
Время ползет, как улитка. Секунды для меня растягиваются в целые минуты, пока я украдкой бросаю взгляды на Рустама, пытаясь угадать его настроение. Ему плевать, что рубашка у него разорвана почти до плеча, и испачкана в крови. Мы оба выглядим очумительно для молодоженов: я босиком и в грязном, порванном платье, и он, словно с разборок вернулся.
В салоне пахнет кровью. И самим Рустамом, его одеколоном. Дикий запах, странный, и подходящий ему. Шуршание страниц нарушает периодически тишину, а я обкусываю внутреннюю сторону щеки, до металлического привкуса во рту. Почему так долго? Ну почему он так долго?
— Что… — начинаю я, когда Садаев закрывает папку. Спустя мгновение он отшвыривает ее назад, и я сразу же тушуюсь, выдавив последнее слово, — там…?
На его лицо словно ложится мрачная тень. Взгляд становится еще темнее. Я замираю, не решаясь шевельнуться.
— Я тебе руки бы оторвал, принцесска, — медленно произносит Рустам, даже не посмотрев на меня, — но ты уже моя жена. И они тебе пригодятся.
Он зло усмехается, и заводит машину. После чего начинает объезжать место аварии.
— За что? — только и могу вымолвить я. Он пока не хватает пистолет и не стреляет меня. Может быть, всё не так плохо.
— За то, что утащила пакет. Теперь я буду гадать — ты стерла отпечатки или кто-то это сделал до тебя. Сама ты хрен признаешься.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не ахнуть громко. Но воздух из легких будто вышибает ударом сердца. Оно же и разгоняет неожиданное тепло и легкость по венам. До кончиков пальца наполняет облегчением, и я будто стекаю по сиденью.
Господи, я спасена. На пистолете нет следов.
Эта мысль приходит вместе со жгучим стыдом: теперь я смогу сохранить в тайне, что брата Рустама заказал мой отец. Садаев может сколько угодно подозревать его в этом, но ему нужны были стопроцентные доказательства. Теперь их нет. Конечно же, никто ему об этом не расскажет.
Но это просто отвратительно. Теперь угроза моей жизни исчезла — Садаев сам сказал, что даже руки отрывать мне не станет, потому что я ему жена — и совесть начинает жрать меня со страшной силой. Если бы я потеряла брата, мне бы было невероятно больно. А если бы я еще не могла отомстить убийце, то меня бы отравляло каждый день чувство бессилия. Ненависть. Невозможность поставить точку и отпустить этот кошмар, похоронить его глубоко в себе.
Может, мне стоит рассказать ему все?
Конечно, в этом случае я совесть успокою, но Садаев может навеки успокоить и меня…
Я осторожно смотрю на Рустама.
— Я думала, что в пакете еда, — тихо признаюсь я, — поэтому его и прихватила. Он же бумажный… и я не стирала отпечатки.
— Твою мать, — вырывается у Рустама с усмешкой, — лучше замолчи. Мне не до смеха, принцесска. Баллистическая экспертиза подтвердила, что стреляли из этой пушки. Это, бляха, всё, что можно было узнать. Если бы там остался хоть какой-нибудь след…
Он с силой сжимает руку на руле и мне кажется, что тот начинает трещать.
— Ладно, похер. Твой отец все равно круто попал. Хотя бы из-за того, что натворил сегодня, — добавляет Рустам.
Я могу только снова и снова пожимать плечами. Не уверена, что эта новость меня как-то сильно волнует. Но и сказать «да мне плевать как-то» тоже не получается. Я не настолько дерьмо, как мой отец.
Я замолкаю, и до самого дома Рустама мы едем в полной тишине. Я думаю о том, что маньяк, видимо, ознакомился с результатами экспертизы, прежде чем отдать нам папку. Поэтому и назвал ее свадебным подарком. Я посчитала тогда, что он издевается надо мной, но, нет. В ней и вправду не оказалось ничего страшного для меня.
Пока Рустам увлечен мыслями, я осторожно тянусь назад и поднимаю с пола эту самую папку. Если Садаев не рычит, чтобы я ее положила, значит, ему плевать. Могу тогда сама посмотреть.
Она увесистая и толстая. Неужели там столько написано по экспертизе? Открыв первую страницу, я издаю странный сдавленный звук.